Учитель фехтования - Александр Дюма

– Боже мой, – вскричала я в ужасе, – вы, надеюсь, отказались?!

– Я вам писал, что мое решение будет зависеть от вашего ответа. Если бы вы любили меня, жизнь моя принадлежала бы не мне, а вам, и я не имел бы права распоряжаться ею Когда же вы мне не ответили, доказав этим, что не любите меня, жизнь потеряла для меня всякий интерес. Заговор? Пусть так, это хоть послужит мне развлечением. А если он будет раскрыт? Ну что ж, мы погибнем на эшафоте. Я часто думал о самоубийстве, в этом случае все разрешится само собой: мне не придется накладывать на себя руки.

– О, боже мой! Неужели вы говорите правду?

– Я говорю вам, Луиза, истинную правду. Вот смотрите, – сказал он, беря с маленького стола какой-то конверт, – я не мог предвидеть, что встречусь с вами сегодня. Я даже не знал, увижу ли я вас когда-нибудь. Прочтите, что здесь написано.

– Ваше духовное завещание!

– Да. Я сделал его в Москве, на следующий день после вступления в тайное общество.

– Боже мой! Вы оставляете мне тридцать тысяч рублей ежегодного дохода! – Если вы не любили меня при жизни, мне хотелось, чтобы вы сохранили добрую память обо мне хотя бы после моей смерти.

– Но что же сталось с этим заговором, с мыслями о самоубийстве? Вы отказались от всего этого?

– Луиза, вы можете теперь идти. Пять минут истекли. Но вы – моя последняя надежда, последнее, что меня привязывает к жизни. Если вы уйдете отсюда с тем, чтобы никогда больше не вернуться, я даю вам честное слово, слово графа, что еще не закроется за вами дверь, как я пущу себе пулю в лоб.

– Вы сумасшедший!

– Нет. Я только скучающий человек.

– Вы не сделаете того, что говорите!

– Попробуйте!

– Ради бога, граф…

– Послушайте, Луиза, я боролся до конца. Вчера я принял решение покончить со всем этим. Сегодня я вас увидел и мне захотелось рискнуть еще раз, в надежде, что, может быть, выиграю. Я поставил на карту свою жизнь. Ну что ж? Я проиграл – нужно платить!

Если бы он говорил мне все это в исступлении страсти, я не поверила бы ему, но он был совершенно спокоен. Во всех его словах слышалось столько правды, что я не могла уйти: смотрела на этого красивого молодого человека, полного жизни, которому нужна только я, для того чтобы он был вполне счастлив. Я вспомнила его мать и двух сестер, которые безумно любят его, вспомнила их счастливые, улыбающиеся лица. Я представила его себе обезображенным, истекающим кровью, а их рыдающими и убитыми горем и спросила себя, какое право я имею разбивать счастье этих людей, разрушать их сладкие надежды? Кроме того, я должна вам признаться, что такая упорная привязанность дала свои плоды: в тиши ночей, в своем полном одиночестве, я не раз вспоминала об этом человеке, который постоянно думает обо мне. И прежде чем расстаться с ним навеки, я заглянула поглубже в свою душу и убедилась, что тоже.., люблю его… Я осталась…

Алексей говорил правду: единственное, чего ему не хватало в жизни, была моя любовь. Вот уже два года, как мы любим друг друга, и он счастлив или, по крайней мере, кажется счастливым. Он забыл о тайном обществе, куда вступил со скуки и из-за отвращения к жизни. Не желая, чтобы я оставалась долее у мадам Ксавье, он, не говоря ни слова, снял для меня этот магазин. И вот уже полтора года, как я живу другою жизнью и даже изучаю науки, которыми пренебрегала в юности, словом, пополняю свое образование. Этим и объясняется то отличие, которое вы нашли во мне по сравнению с другими девушками моей профессии. Вы видите, стало быть, – закончила она свой рассказ, – что я недаром задержала вас: кокетка поступила бы иначе И понимаете, что я не могу вас любить, потому что люблю его.

– Да. Понимаю теперь, с помощью кого вы собираетесь оказать мне протекцию.

– Я уже говорила с ним о вас.

– Благодарю, но я отказываюсь.

– Вы с ума сошли!

– Может быть, но такой уж у меня характер.

– Вы хотите навеки поссориться со мною? Да?

– О, это было бы ужасно для меня, ведь, кроме вас, я никого здесь не знаю.

– Ну, так смотрите на меня как на сестру и предоставьте мне действовать.

– Вы этого непременно хотите?

– Я этого требую!

В эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошел граф Алексей Анненков.

Это был красивый молодой человек лет двадцати пяти-шести, гибкий, стройный, с мягкими чертами лица, который, как мы уже говорили, служил корнетом в кавалергардском полку. Этим привилегированным полком долгое время командовал великий князь Константин, брат императора Александра, бывший в то время польским наместником. Граф был в мундире и при орденах. Луиза встретила его улыбкой.

– Добро пожаловать, ваше сиятельство. Позвольте представить вам моего соотечественника, о котором я уже говорила вам. Вот кому я прошу оказать ваше высокое покровительство.

Граф весьма любезно поздоровался со мной и, целуя руку Луизе, проговорил:

– Увы, милая Луиза, мое покровительство немногого стоит Но для начала я хочу предложить вашему соотечественнику двух учеников брата и себя.

– Это уже кое-что, – заметила Луиза, – а не упоминали ли вы о месте учителя фехтования в одном из здешних полков?

– Да, и со вчерашнего дня я навел кое-какие справки Оказывается, в Петербурге уже имеются два учителя фехтования один русский, другой француз, некто Вальвиль, ваш соотечественник, сударь, – обратился он ко мне – Я не берусь судить о его достоинствах, но он сумел понравиться государю, который произвел его в майоры и наградил несколькими орденами Теперь он состоит учителем фехтования в императорской гвардии Что до моего соотечественника, то он милейший, прекраснейший человек, единственный недостаток которого в наших глазах состоит в том, что он русский Он давал когда-то уроки фехтования самому государю, получил чин полковника и орден ев Владимира Надеюсь, вы не собираетесь для начала восстановить их обоих против себя?

– Конечно, нет, – ответил я.

– В таком случае вам надобно поступить следующим образом устроить публичный сеанс и проявить на нем свое искусство Когда слух о вас распространится по городу, я дам вам прекрасную рекомендацию, с которой вы явитесь к великому князю Константину, который находится как раз в Стрельне и, надеюсь, соблаговолит представить ваше прошение его величеству.

– Отлично! – вскричала Луиза, очень довольная благосклонностью ко мне графа – Видите, я вас не обманула.

– Я никогда в вас не сомневался Граф – любезнейший из покровителей, а вы – превосходнейшая из женщин Не далее как сегодня вечером я займусь составлением своей программы.

– Вот и хорошо, – заметил граф.

– Извините, граф, – сказал я, – но я хочу просить вас дать мне кое какие сведения о здешних условиях Я даю этот сеанс не для заработка, а для того, чтобы зарекомендовать себя Скажите, пожалуйста, как мне поступить: разослать ли приглашения, как на вечер, или же назначить входную плату, как на спектакль?

– Непременно назначьте плату, – сказал граф, – иначе никто не пойдет к вам. Назначьте за билет десять рублей и пошлите мне сто билетов: я их размещу по своим знакомым.

От редкой любезности графа моя ревность улетучилась. Я поблагодарил его и откланялся.

На следующий день мои афиши были расклеены по всему городу, и через неделю я дал публичный сеанс, в котором не приняли участия ни Вальвиль, ни Синебрюхов – французский и русский учителя фехтования, – а только любители из публики.

Я не намерен перечислять здесь свои подвиги, количество нанесенных и полученных мною ударов. Скажу только то, что уже во время сеанса наш посол, граф де ла Ферроне, пригласил меня давать уроки своему сыну, графу Шарлю, и что на следующий день я получил много хвалебных писем, между прочим, от герцога Вюртембергского, который тоже просил меня давать уроки его сыну, и графа Бобринского, который сам стал брать у меня уроки.

Когда мы опять встретились с графом Анненковым, он сказал мне:

– Ваш сеанс прошел весьма удачно, и вы приобрели репутацию отличного знатока своего дела. Теперь вам необходим официальный аттестат. Вот письмо к адъютанту великого князя. Сам князь уже наслышан о вас. Возьмите с собой прошение на высочайшее имя, польстите Константину и постарайтесь заручиться его протекцией.

– Но примет ли он меня, граф? – спросил я неуверенно. – Я хочу сказать, учтив ли он будет со мной?

– Послушайте, – рассмеялся граф Алексей, – вы оказываете нам слишком много чести. Вы считаете нас цивилизованными людьми, тогда как мы варвары. Вот письмо, но я ни за что не ручаюсь: все зависит от хорошего или дурного расположения духа великого князя. Выберите надлежащий момент. Вы француз, – стало быть, человек ловкий. Вам нужно выдержать борьбу и одержать победу. – Да, но я не хочу толкаться в передних и боюсь дворцовых интриг. Уверяю вас, ваше сиятельство, я предпочел бы всему этому настоящую дуэль.

– Жан Бар не более вас был привычен к гладким паркетам и придворным обычаям. А как он вышел из положения, явившись в Версаль?