Одни в океане - Йенс Рен

Однако он еще раз выпрямился – он забыл выпить свою ночную порцию. Так прекрасны были звезды.

Он достал бутылку и налил себе. Ему пришлось очень сдерживаться, чтобы не налить в кружку слишком много. А потом он пил очень медленно, крохотными глотками. Стало хорошо. Время от времени он поднимал глаза к звездам. Про Однорукого он почти забыл, вот только запах… Правда, таким уж пронзительным этот запах не был. Может, он уже привык к нему? А может, ночная прохлада несколько приглушала его?

Под конец он выкурил еще одну целую сигарету, снова лег и стал соединять линиями созвездия.

– Что такое моряк без звезд? – спросил он себя вслух.

– Ничто! – ответил он сам себе.

– Вам, летчикам, звезды не очень нужны, не то что на море, – сказал он Однорукому. – Неудивительно, что вы их не знаете. Ну а на суше люди и вовсе их не знают. Вот там, сзади, три слабые звездочки, это определенно голова Большого Пса, а сейчас и Сириус должен показаться над горизонтом. Обрати внимание, он смотрится как топовый огонь на судне. Немного ближе, по правому борту, должен быть Заяц, вон он, видишь!

Однорукий не отвечал. Но вид у него был такой, словно он тоже тщательно изучает небо.

– Новолуние, – сказал Другой. – Благоприятное освещение для наблюдения за звездами. Жаль, что не видны Плеяды. Это мои добрые друзья. Семь маленьких цыплят. Ты когда-нибудь держал в руке цыпленка? Вот когда понимаешь, что к чему. Знаешь, это такое чувство! Женщина ни в какое сравнение не идет. – Другой неожиданно удивился, что разговаривает вслух. Когда он перестал говорить вслух, тишина сделалась вдвойне глубокой. Он задержал дыхание. Молчание усилилось. Он слышал только свои собственные звуки. Стук в висках, слабые хлопки век и шум в ушах: тишина звенела. Не в силах дольше сдерживать дыхание, он услышал шелест вдоха и выдоха, движение опускающейся и наполняемой воздухом груди и ответное эхо со стороны спины.

Он быстро заговорил опять. Не так громко, как прежде. И стал рассказывать Однорукому все, что знал про звезды.

Он все еще говорил, но уже заснул.

НАБЛЮДАТЕЛЬ НА ЭКВАТОРЕ ВИДИТ НЕВООРУЖЕННЫМ глазом около 5000 звезд от первой до шестой звездной величины. Если добавить сюда еще и звезды, видимые в телескоп, то получается чрезвычайно большое количество звезд, некоторую часть их вообще нельзя сосчитать, и мы вынуждены полагаться на приблизительные подсчеты (как, например, в случае со звездными туманностями и звездными облаками).

Для лучшего обозрения более крупные звезды объединили в созвездия, назвав их именами мифологических героев, животных и различных предметов. Кроме того, отдельным, очень ярким звездам дали особые названия.

Значение, которое имеют для человека как неподвижные звезды, так и планеты, весьма многосторонне. Формально можно, конечно, разделить мистическую по своим воззрениям астрологию и точную науку астрономию, однако в истории духовного развития человечества они с незапамятных времен образуют своеобразный синтез, который и по сей день порождает весьма неожиданные результаты.

Другой спал беспокойно.

Иногда он вскакивал, отсутствующим взглядом осматривал горизонт, снова ложился и снова засыпал.

Под утро он спал некрепко, и ему приснился сон. Странным образом он точно знал, что видит сон.

Мне надо его сразу же записать, сказал он себе. Как раньше, за столом с карандашом и бумагой. Мария любила заниматься снами, и мне это тоже доставляло удовольствие. Это как на качелях. Как на американских горках, когда летишь вниз головой и Мария визжит от восторга. Как быстро вращается лодка, она поворачивается, образует воронку, та все больше и больше сужается, крутится все быстрее, делается все глубже, становясь, становясь, становясь, становясь… Деепричастная форма. Воронка-деепричастие. Кому хоть раз довелось видеть четырехугольное деепричастие? Никто не поднимает руку? Хорошо, Однорукий, подними хоть ты одну! Но как понять курительную трубку мертвеца? Она указывает ровно на меня! С каких это пор он курит трубку? И так нельзя делать, на людей ведь не показывают ни пальцем, ни трубкой. И Мария тоже смеется? Но это вовсе не смешно. Вот видишь, это все оттого, что лица теперь падают в воронку и исчезают в далекой, бездонной точке. А точка снова поднимается и выворачивается вверх дном. Но уже не вращается, она ширится, это океан, а вода струится по мне, слушай!

Он лежал глубоко-глубоко, на дне океана, а наверху, на поверхности, сиял зеленый кристалл. И корабли под парусами проходили там. А Колумб, кровавый безумец, что-то кричал. Что он там кричит? Ничего не понять. Расстояние слишком велико. Из очень большого корабля с очень яркими парусами выходит Бетси и спускается к нему по канатной лестнице. Он смотрит прямо ей под юбку, так вульгарно она спускается, но она явно именно этого и хотела. А еще чего она хочет? Она поворачивается, и он не может разглядеть ее лица, между ними матовое стекло.

«Дай-ка мне отрезанную руку», – произносит она, а откуда ему взять ее так быстро? Она недовольно выпячивает симпатичную нижнюю губку и уплывает как медуза-парусник, щупальца плавно изгибаются, опускаясь на глубину. Он не может быстро бежать по илу на дне, а ему хотелось бы еще немного поболтать с ней, потому что он так одинок и потому что он боится. Ведь становится темно, и он уже ничего не видит.

Когда наступила черная темень, он почувствовал, как некая рука схватила его и подняла. Вода бежала с него ручьями, и кожа снова мерзла.

Но вот опять стало светло, и огромное лицо медика-летчика снова маячит перед ним совсем близко, изрезанное провалами и изборожденное трещинами, как скала.

«Вот и ты наконец, – говорит мертвец. – Почему ты раньше не приходил? Мне же оперировать нужно!»

За его спиной учитель естествознания точит громадный нож, точильный камень вжикает, брызжет искрами. Их разлетается все больше и больше, целый фейерверк с ракетами и бенгальскими огнями. В звездном пламени исчезают все лица, а из огненных колес образуются искрящиеся, капающие буквы.

«В случае опасности вытянуть аварийный тормоз», – складывается из них инструкция.

А где этот аварийный тормоз? Он все ищет и ищет. Никакого аварийного тормоза нет, хочется закричать ему, но он не может кричать, губы срослись. И тут надпись взрывается с громким хлопком, а губы Марии припадают к его губам, и все хорошо. Но раздается новый взрыв, и он ищет укрытия от обломков, которые дождем сыплются сверху. А вот уже и самолет, тяжелый четырехмоторный, летит сюда на большой скорости. Он горит. Но летчикам, судя по всему, нипочем, что они обуглятся в воздухе. Он же становится маленьким, прячась от несущегося на него чудовища, в зеркале ему видно, что он – черный таракан, плоский и глупый. И убежать все равно не может, а самолет неотвратимо приближается. Зияет открытый бомбовый люк, и вот падает гигантская бомба. Этот пилот там, наверху, сошел с ума, он гонит свою махину прямо вниз, собака, он собирается протаранить нас своим горящим бомбером. А где же остальные тараканы? Бомба, бомба… сейчас она взорвется.