Полёт на космическом корабле - Уильям Бартон

Он молчал, но через минуту спросил:

— Что-то не так, Уолли?

Я почувствовал, как эрекция уходит, но тут робот спросил снова:

— Хочешь, я помогу? — И я опять почувствовал необычное возбуждение — к своему ужасу. Вместо промежности Деджи Торис я представил, как к моему члену тянутся три пальца и делают то, что ещё дня три тому назад я сам проделывал перед роботом в ванной. Он так же бесстрастно стоял у двери и спокойно наблюдал за всем происходящим своими тогда ещё красными глазами — похожими на лампочки, украденные с рождественской ёлки.

Робот сказал:

— У тебя изменился цвет лица, Уолли. Ты покраснел. Такого с тобой раньше не случалось.

Член выскочил из моей руки и совсем опал, стал намного меньше обычного. Я ответил:

— Уух. Извини. Теперь всё в порядке. Я…

А чего я хочу? Может, мне и вправду хотелось, чтобы он помог? Неожиданно передо мной пронеслось видение моего возможного будущего — вот я живу здесь вместе с роботом, живу до самой старости, а потом умираю. Ну уж нет.

Казалось, робот улыбается. Я тут же вспомнил все сальные шуточки, которые слышал в школе. Он же не живой, не живой. Словно мастурбируешь в носок. Хороший такой, мягкий носок. Робот сказал:

— Я буду на кухне. Позови меня, когда закончишь. Я принесу тебе молока.

И ушёл.

Я вдруг почувствовал, что страшно замёрз, и завернулся в одеяло.

Вы когда-нибудь просыпались прямо после того, как увидели сон? Нет, не так. Прямо посредине сна? Сон словно ещё продолжается, действие разворачивается так же реально, как в настоящей жизни, и вдруг вы становитесь самим собой, прекрасно осознаёте, что всё это вам снится, вы знаете, что всё это лишь сон, но он всё равно продолжается.

В моём сне стояло лето, — наверное, июнь. Мне было лет десять-одиннадцать, значит, класс пятый-шестой — 1961 или 1962 год. Занятия в школе либо только-только закончились, либо вот-вот должны были закончиться, следовательно, было примерно восьмое июня.

Мы сидели у большого пустыря, грязного и заброшенного, в самом конце Картер Лейн, напротив дома Кенни. Иногда мы, мальчишки, собирались там, чтобы поиграть в настоящий бейсбол. В этом месте почти у самой дороги протекала небольшая речка, там собирались построить большой частный бассейн, а мои родители не захотели купить семейный абонемент на лето 1963 года, а пока там были редкие деревца и чвакаюшее болотце, сплошная грязь, которая вдруг обрывалась у самой воды.

Мы с маленькой светловолосой девочкой сидели на стволе склонившегося почти горизонтально дерева и смотрели друг на друга. Как же её звали? Ну конечно, я помню. Трейси. Ей столько же лет, сколько мне, и она учится в моей школе в параллельном классе. Я встречался с ней лишь на площадке во время переменок, да вот ещё здесь в выходные дни.

У неё были белокурые волосы, голубые глаза, светлая кожа и любопытный взгляд. Совсем худенькая, даже трудно представить, что она вырастет и превратится во взрослую женщину. Всему своё время. Волосы у неё были заплетены в длинные косы и уложены кругами на голове. Однажды я спросил её, почему она всегда носит такую причёску.

— Тебе бы пошли длинные распущенные волосы.

Своими голубыми, любознательными глазами она заглянула прямо мне в душу.

— Мама считает, что так я буду выглядеть слишком взрослой.

— А для меня распустишь их?

По-моему, она никогда не улыбалась. Нет, она не была печальной, просто очень серьёзной. Похожа на меня больше, чем кто-либо другой. Она ответила:

— Я не смогу сама их так же заплести. Мама убьёт меня. — На секунду она перестала хмуриться. — Но мне бы очень этого хотелось. Для тебя, Уолли, я сделала бы всё, что угодно.

Я улыбнулся.

Во сне можно увидеть то, чего не было на самом деле.

Одиннадцатилетние дети влюбляются друг в друга, несмотря на то что мама девочки не хочет, чтобы она была «слишком взрослой», несмотря на то что девочка никогда ни слова не сказала о своём отце или о том, почему она всегда такая…. Нет, не печальная. Просто очень серьёзная. Что бы там ни было, она видела меня насквозь. Может, эти дети могли бы подождать лет десять, а потом зажили бы свободно и счастливо?

В реальной жизни в тот самый день она сказала мне, что её отца перевели на другое место работы и что они теперь уедут в Техас. Когда? Завтра. Утром.

Потом она посмотрела на солнце, заслонив глаза рукой, и сказала:

И что дальше? Если Джон Картер будет совокупляться с Деджа Торис, он что, наткнётся, на яйцо? Как всё это будет называться?

В моих фантазиях всё время, пока они беседовали, он наседал на неё и…

О боже. Теперь у меня появилась эрекция, настоящая, какая появляется иногда, даже если ничего не делаю руками. С другой стороны… ну да.

Я откинул одеяло, перевернулся на спину, сомкнул пальцы на чёртовом члене и… замер, затаив дыхание. Робот неподвижно стоял у двери в ванную комнату, сложив руки на своей светло-серой груди. Его чёрные глаза блестели в оранжевом свете.

— Мне пора идти. Мама не знает, что я здесь. — К моему удивлению, когда мы поднялись на ноги, девочка крепко обняла меня, потом повернулась и убежала.

Я брёл домой под палящим полуденным солнцем, и у меня щипало в горле. Так всегда бывает, когда хочется плакать. Когда я пришёл домой, мама готовила ланч — сэндвичи с тунцом и огромным количеством сельдерея. Она взглянула на меня и сказала:

— Что произошло? — Потом потрогала мой лоб, наверное, думала, что у меня поднялась температура.

Я открыл глаза — вокруг всё было розовым, как всегда по утрам в Затерянной Империи. Рядом со мной, скрестив ноги, сидел робот, он медленно гладил меня по голове. Волосы у меня прилично отросли, а из-за отсутствия шампуня выглядели не очень-то чистыми. Интересно, как первобытные люди мыли волосы? Я…

Откатился в сторону, сердце бешенно колотилось.

Робот сказал:

— Извини, Уолли. Если тебе неприятно, больше я этого делать не буду.

Я проглотил комок в горле. Боже, уж лучше бы у меня не было этих эрекций при пробуждении. Да вряд ли.

— Нет, нет. Ты просто меня напугал. Я всё ещё не могу к тебе такому привыкнуть.

— Извини. Процесс необратим.

Я почувствовал, что краснею.

— Да ладно. Всё в порядке.

— Хочешь позавтракать?

— Ага. — Бутерброды с тунцом? Ну, тут всё возможно. Робот поднялся на ноги, а я поймал себя на том, что осматриваю его бесполую промежность. Ну нет, не совсем. Сзади у него есть какое-то подобие задницы, так иногда выглядят молодые мамаши летом, когда надевают белые шорты в обтяжку.

Робот повернулся и направился на кухню, а я подумал, что вообще-то он чем-то напоминает девочку в комбинезоне. Что-то там под этим комбинезоном есть.

Снова всплыл в памяти образ Трейси. Конечно, в том возрасте у неё никаких особых форм не было. Я видел её волосы, глаза, лицо.

Ну что ж. Значит, робот может удовлетворить меня вручную. Он сам вызвался. А ты, подонок, уже и о другом подумал. А о чём другом? Что может обыкновенный тринтун? А может, у него опыт общения с другими расами Затерянной Империи?

Может, народ Летающих Тарелок из книжек в мягких обложках существовал на самом деле, а мой робот сейчас сделал огромное усилие, чтобы стать как можно больше похожим на человека. Он всегда так старался накормить меня и сделать всё, о чём я просил. Помнишь мороженое? Не говоря уже о «мыле».

Эх!

Такое вкусное мыло. Я даже попросил его ещё раз сделать такое же — на десерт.

А что если попросить его обрести половые признаки — для меня?

Как и о чём именно просить?

Иногда я видел своих младших сестрёнок в ванной. Ничего особенного. Однажды летом мельком видел мать — она переодевалась в комнате и забыла прикрыть дверь, не подозревая, что я вижу её отражение в зеркале. Наверное, тогда мне было лет пять. Она, возможно, и не придавала значения тому, вижу я её или нет. Тогда ещё не придавала.

Помню, меня тогда поразили чёрные волосы.

А что ещё?

Ну, в одной энциклопедии дома я видел подробный рисунок. Чёрно-белый рисунок, назывался он «Наружные женские половые органы», и я мало чего там понял.

А те журналы, которые отец Марри хранил в подвале? Ничего. Я достаточно разбирался в анатомии и в рецептах журналистской кухни, чтобы понимать, что девочки в этих журналах слишком уж прилизанные.

Я ухмыльнулся. Бог ты мой, до чего я дошёл. Может, лучше просто есть «мыло»? Может, заказать роботу настоящий торт?

На кухне робот заканчивал приготовление завтрака для меня — мясо, нарезанное кусочками, сочное и аппетитное, а к мясу чашка молока. Несколько раз мы пытались сотворить хлеб, но всё заканчивалось каким-то серого вида пластилином, на вкус гораздо больше похожим на мыло, чем то мыло, что я ел на десерт.

Я положил руку ему на плечо. Мне уже надоело постоянно есть мясо со вкусом свинины или оленины и пить сладковатое молоко.