Не плачь, орчанка! - Дроздов Анатолий

Угощение подавали в глиняных мисках. Вилок не имелось, а ложки были деревянными. Да и теми почти не пользовались – ели руками. Антон – тоже. Каждый орк, включая женщин, носил на поясе нож, которым и разделывал угощение. Запивали еду каким-то мутным напитком из ягод. На вкус тот оказался неплох. Кисленький, прохладный – видимо, из погреба достали – он хорошо утолял жажду и пощипывал язык. Градус в нем имелся, что Антон вскоре почувствовал. Придя в благодушное настроение, он подозвал старосту и принялся расспрашивать. Нулорк бойко переводила. И вот тут пограничника ждал облом. Именно так можно было расценить его впечатление от услышанного.

Он находился не в СССР. Староста о такой стране никогда не слышал, что было невероятно. На Земле о Советском Союзе знали даже полярные медведи. Предположение, заставившее Антона вздрогнуть, немедленно подтвердилось. Мир, в котором он оказался, носил имя Нимей (слова «планета» орк не знал), а государство – Рум. Во главе его стоял король Архиль. Деревня, которую Антон защитил, звалась Гаць, и находилась она в лофстве Горсей. Это все, что смог поведать староста. Цепляясь за последнюю надежду, Антон расспросил его об окружающем мире. Тут надежда рухнула окончательно. Бой с дезертирами случился весной, в Нимее заканчивалось лето. Названия времен года, конечно, могли быть другими, но что делать с копнами сена, которые видел Антон? Откуда они весной? А встреченный им выводок волчат? Те появляются только летом – это Антон знал от охотников. Он спросил, слышали ли здесь о людях, которые приходят из других миров? Староста ответил, что такое бывало, но очень давно. В подтверждение ткнул в Нулорк, объяснив, что девочка и ее «бапця» – потомки пришлых. Потому и язык их знают. В семьях его хранят, как реликвию. Возвращались ли пришлые обратно в свои миры? Староста сказал: «Нет!», и вновь указал на Нулорк. Пришлые оставались в Нимее. Заводили здесь семьи, рожали детей. К пришлым и их потомкам отношение почтительное. Они много знают и умеют. Иметь такого в селении – великая честь. Особенно, если гость – иль. При этих словах староста встал и поклонился Антону.

Пограничник не стал спрашивать, кто такой этот «иль». На него накатила тоска. Недавняя печаль о карьере казалась смешной. Будущего у него нет. Он никогда более не увидит отца и сестру, друзей-товарищей. Даже грозное командование, которого он ранее боялся, осталось на Земле. Сейчас Антон готов был сесть на «губу», быть разжалованным в рядовые, исключенным из кандидатов в члены КПСС и ВЛКСМ – лишь бы вернуться домой. Однако приносить эти жертвы было некому.

И он напился…

Застонав от прихлынувшей боли, Антон сел. Сквозь маленькое окошко в стене вливался дневной свет. Антон осмотрелся. Он лежал в постели, прикрытый одеялом из грубой шерсти. Та ощутимо покалывала тело. Сама постель представляла собой матрас, брошенный на топчан без спинок. Судя по ощущениям, матрас, как и подушку, набили сеном. Рядом с топчаном стояла лавка. На ней, аккуратно сложенная, покоилась форма Антона. Здесь же стояли сапоги с обернутыми вокруг голенищ портянками. Это говорило о том, что разделся Антон сам. Пограничник стал вспоминать вчерашнее.

Сначала он мрачно пил. Заметив его состояние, орки решили развеселить гостя. Стали бить в бубен и танцевать. Получалось это у них, по мнению Антона, плохо. Он вышел в круг и врезал цыганочку с выходом. Танцевать Антон умел – в школьном кружке научили. Орки пришли в восторг: хлопали в ладоши и свистели в дудки. Распалясь, Антон вытащил в круг Нулорк и отжег с ней. Поначалу та смущалась. Но, подбадриваемая сородичами, оттаяла и пустилась в пляс. Получалось это у нее ловко. Антон сплясал с ней русского и полечку. Затем подозвал Телорка и стал учить соратников петь «Сегодня ночью все спокойно на границе…» Слова песни он переводил на молдавский, а Нулорк – на оричьий. Не пошло. Орки многое не понимали. Например: «А на плечах у нас зеленые погоны». Или: «В любой момент ракета может в небо взвиться, в любой момент приказ «В ружье!» разбудит нас». Объяснять было долго. Антон решил не мучиться и предложил спеть «Не плачь, девчонка!». Эта песня пошла, пришлось только слегка переделать текст. Скоро вся деревня голосила:

В финале Антон разошелся настолько, что спел скабрезные частушки:

И еще эту:

Здесь следует пояснить, что столь вредные для советской власти песнопения Антон выучил отнюдь не по вражеским «голосам». И даже не в институте, где, как водится в интеллигентной среде, к советской власти относились скептически. Частушкам его научили в рабочей среде. Той самой, которая, по мнению КПСС, была ее надежной опорой. Что, однако, не служило Антону оправданием. Советский человек за границей должен вести себя достойно. И не важно, куда он попал: в капиталистическую страну или фэнтезийный мир. Стыдно!

Осознав это, Антон вздохнул и попытался вспомнить, переводил ли он слова частушек местному населению. Этого не удалось, поскольку вслед за их исполнением в памяти следовал провал. Антон вновь вздохнул – на этот раз громко. В ответ занавесь, ограждавшая его закуток, колыхнулась, и в образовавшемся проеме появилась лукавая мордочка Нулорк.

– Вы проснулись, высокородный Иль?

– Проснулся, – подтвердил Антон и пожаловался: – Голова болит.

– Сейчас!

Лицо исчезло. Скоро Нулорк появилась вновь, на этот раз с глиняным кувшином в руках.

– Выпейте, высокородный!

Антон взял кувшин и приник к влаге. Это был рассол! Настоящий, капустный. Видимо, такой овощ в этом мире водился. Антон опустошил кувшин и, чувствуя, как затихает боль в висках, вернул его девочке. Та не ушла, застыв в ожидании приказаний.

– Вот что, Нулорк, – начал Антон, чувствуя, как горят уши. – Я там вчера не позволил себе ничего лишнего?

– Что вы, высокородный! – закрутила головой девочка. – Всем так понравилось! Особенно песня про мясо, – она хихикнула. – Если его не есть, то какой прок от орка в постели?

«Значит, слова все же перевел», – уныло понял Антон. Уши запылали.

– А вот про «картошку» не поняли, – продолжила Нулорк. – Но женщины решили, что это тап. Его вы вчера ели. Он урожайный, зимой им спасаются от голода. Но если есть только тап, женщину не захочешь.

Нулорк захихикала. Антон почувствовал себя мерзко.

– Вот что, – сказал решительно. – Принеси мне какую-нибудь ненужную тряпицу.

Нулорк подхватила кувшин и убежала. Антон встал, натянул бриджи и обулся. Куртку надевать не стал, чтоб не испачкаться. В углу, прислоненный к стене, стоял нечищеный АКМС. Позор! Оружие следует обихаживать сразу после стрельбы, а Антон об этом забыл. И вообще распустился.

Быстро разобрав автомат, Антон пропустил в прорезь шомпола полоску чистой ткани, макнул ее в оружейное масло и стал чистить канал ствола. Где он взял масло и ткань? В подсумке. Там есть специальный кармашек, в котором у солдата хранится алюминиевый пузырек с маслом и тряпица. К возвращению Нулорк канал ствола сиял. Взяв принесенную ею тряпку, Антон разорвал ее на части и быстро довел другие части автомата до надлежащего состояния. Затем собрал его. Нулорк следила за его действиями, приоткрыв рот.