Двугорбый Янус - Сергей Буянов

Исписав целый лист за несколько мгновений, Якушев вдруг отбросил ручку в сторону. Яков Яковлевич внимательно всматривался в собственные каракули. Он прочёл почти половину и почувствовал жжение в руках. Через долю секунды лист вспыхнул ярким пламенем. Якушев отбросил горящую бумагу, подул на ладони и затоптал пламя. Доцент опустился на колени и попытался ухватить остаток бумажки. Он взял кусочек огарка, поднёс к глазам. На его ладони листочек скукожился и, превратившись в пепел, осыпался на пол.

Всё.

Яков Яковлевич нисколько не удивился Чужеродная информация покинула его так же неожиданно, как и появилась.

Доцент сел за стол и, наконец, составил подробный отчёт о шанкре, Лошади, Орвилле Янге.

После чего Якушев записал всю бессвязную информацию, которую успел запомнить: обрывками, сквозь множество отточий, – набор разных слов.

Глава 15

– Афоня, поди сюда!

Никифоров вздрогнул от неожиданности. Нервы с похмелюги совершенно оголились и на любое воздействие реагировали, как на укол в головной мозг. Ни больше, ни меньше. Голос показался ему очень резким. Афоня обернулся. Его тело, покрывшееся испариной, словно подбросило из глубин земли. Афоня ожидал увидеть что угодно, самый ужасный кошмар, воплотившийся в реальность. Если бы перед ним стоял сам дьявол, Афоня не удивился бы. После вчерашнего перевоплощения соседки он уверился в собственном психическом нездоровье. Но перед ним стоял, широко улыбаясь беззубым ртом, дедушка Гриша!

– Чего тебе? – устало и неохотно попытался отмахнуться Афоня

– Увидишь сейчас! – торжественным тоном заявил дедушка и притянул Афоню за рукав в сторону своей квартиры.

Заходить в халупу деда ужас как не хотелось. В голове попеременно стучало, накатываясь волнами, бросало то в жар, то в холод.

Вспомнилась класснуха математичка: всё она пятнами покрывалась. Климакс! Вот и у Афони климакс.

– Да-а, – протянул дедушка Гриша, – разучились нынче водку делать-то!

– Я пойду, – неуверенно сказал Афоня. Слушать старческие брюзжания не хотелось, но пароль «водка» уже сказан. Ему очень хотелось воздержаться, одержать маленькую победу. Если не над собой, то над водкой точно. Но дед Гриша не отступал.

– Конечно-конечно, пойдём-пойдём! – скороговорочкой прошамкал дед и энергичнее подтолкнул гостя к обшарпанной деревянной двери.

– Опять бухать! – отчаянно вскрикнул Афоня вслух. Как-то само собой вырвалось. Он не хотел!

– А ты куда направился, а? – дед Гриша заглянул в глаза Афони. – Ведь за пузырьком вышел в такую рань?

Афоня вымученно улыбнулся, может быть. Скорее всего, прав дед Гриша! Вот вышел бы во двор, постоял бы в нерешительности, покрылся ещё пару раз потом и подумал бы: «Лучше уж подлечиться». Афоня тяжко вздохнул.

– Проходь-проходь! – всё приглашал дед искуситель, подталкивая соседа вперёд.

Афоня переступил порог и оказался в коридорчике. Откуда-то сзади раздался щелчок, и квартира осветилась тусклой лампочкой. Опять удар по оголённым нервам! Аж слюна поползла, как реакция Павловской собаки на свет и звонок. Афоня склонился переобуться в замусляканные тапочки. Закружилась голова. Он сполз вниз по стене, содрав курткой остатки штукатурки. Тошнота навалилась неожиданно. Он глубоко втянул воздух в широко раскрытый рот. Зажмурив глаза, Афоня не отпускал одну мысль в воспалённом мозгу: «Только не обрыгаться, только не обрыгаться!»

– Давай-давай, тяпни! – повелительным тоном сказал дед. Афоня раскрыл глаза. Перед самым его носом дед Гриша держал сморщенный зелёный, цвета тины огурчик. Резкий запах сбил тошноту.

– Клин клином вышибают! – лукаво произнёс дед и протянул стопарик, не убирая из-под носа соседа огурец.

– М-м, – промычал в ответ Афоня

– Давай-давай! – дед почти насильно сунул стопарь в дрожащую руку Афони. – Только быстро, залпом!

Афоня глотнул. На удивление, прошло мягко – в желудке что-то потянуло, но не наружу, а вовнутрь! Он зажевал подсунутый огурчик. Приятное тепло разлилось в животе, потом оно поднялось кверху, снимая очередной приступ озноба. Афоня прислушался к своему организму, тишина! Никакой волны жара!

– Что это? – спросил он. Афоня понял, что это не водка. От неё с похмелья всегда вначале рвало и, только несколько минут спустя, желудок принимал лечебную дозу.

– Это не бодяга какая-нибудь. Чистоган!

– Первач?

– Он самый! – гордо подтвердил дед Гриша.

– Вообще-то, гадость! – улыбнулся Афоня.

– Ещё какая! – радостно согласился дед.

Они прошли в обмызганную кухню с «временно» текущим краном. Хозяин аккуратно провёл гостя мимо стоящей посреди комнаты зловонной лужи, усадил за дореволюционный стол, покрытый сто лет нестиранной скатёркой.

– Видишь? – дед указал на огромную стеклянную бутыль, заполненную прозрачной жидкостью,

– Да! – кивнул Афоня с энтузиазмом.

– Будь здрав, боярин! – весело воскликнул дед и чокнулся с гостем.

Они выпили. Потом ещё. Мозг Афони начал соображать яснее.

Для чего его затащил дед? Что-то ведь ему надо! Какие у них общие интересы? Дед в компьютерах ни тяму не шарит, а про войну Афоня слушать не любил. Вечно одно и то же! Вот мол, мы сидим. Вот, они перед нами. Они в атаку, а мы их – косить из пулемётов И всё. В гражданскую шашками рубали, в Отечественную пулемётами косили. А всё одно, наши победили! И все поголовно герои. Как-то раз один уголовничек, старенький уже, сказал что-то похожее на правду. Типа наш этот самый ППШ, что на всех военных плакатах изображён в жилистых руках солдата, оказывается – говно натуральное. Из шести пуль, может быть, одна и попадёт «в молоко», остальные – в неизвестность. Немецкий автомат бьёт точно. Вот и ходили с трофейными. Что делать «Калашникова» тогда ещё не было, пользовались шнайсерами-шмайсерами. А жизнь от командира зависела. Скроет потери до времени – получит лишнюю пайку «фронтовых», и живи солдат! Но и такие рассказики сильно припахивали хвастовством.

– Ну, будь здрав! – дед поднял стакан.

Выпили. Что же надо деду? Молчит, знай себе, наливает! Ограбить, что ли решил? Афоня, взглянув на предполагаемого грабителя, расхохотался. Куда дедку, да и зачем ему? Ни денег, ни золота нет. Оргтехника? Разве что дед ею гвозди забивать станет? Чепуха!

– Какая чепуха лезет в голову! – вслух сказал Афоня

Дед кивнул, по-приятельски улыбнулся Афоня. Насторожился.

– Ты Афоня, не нервничай! – заметил дед. – Поди думаешь, зачем тебя дед приволок к себе домой?

– Думаю, – согласился Афоня, икнув.

– На вот, рассольчик, запей икотку! – дед протянул ковшик.

Афоня послушно отхлебнул. Оба на! Шары на лоб вылезли! Какая там икотка, дышать стало нечем! Он дико завращал глазами, не зная, как поступить: два пальца в рот или воды тяпнуть да дальше сидеть с дедом, самогонку прихлёбывать? Афоня выбрал лучшее решение. Он потянулся к крану.

– Не надо! – сказал дед. – Так икотка не пройдёт! Вдохни полным ротом и задержи дыхание!

Афоня последовал совету. Икотка прошла.

– Терпкий у тебя рассольчик!

– Да. Специально держу. Когда и с похмелья помогает.

– Дед, не тяни, – Афоня сам наполнил стаканы, – говори, зачем я тебе понадобился?

– Не осталось у меня никого, а завтра помру! – глубоко вздохнул дед.

Афоню аж подбросило.

– Да. Такие дела! Завтра помру.

– Брось, давай выпьем!

– Нет, чокаться не будем, – неожиданно трезвым голосом сказал дед. – За помин души моей грешной!

Афоня выпил. За помин, так за помин. Все старики одинаковы, особенно одинокие. Только и разговоров-то, о смерти, всё собираются-собираются, а глядишь, всех молодых переживают! Афоня решил подыграть деду.

– Грешен, грешен! Небось, в церкви-то ни разу не был?

– А ты был?

Афоня кивнул.

– И что? Веруешь?

– Это уж не твоё дело! Был ведь!

– Вот именно, не моё дело! От того и грешен я, что лезу не в свои дела!

– Так сходи, покайся! Делов-то! – фыркнул Афоня. Как дед не может знать такого пустяка?

– В пьяном виде?

– В пьяном, нельзя! – боднул головой Афоня. – Но не всегда же ты пьяный!

– Понимаешь, до завтра я уже не протрезвлюсь!

– Заладил: «До завтра, до завтра»!

– Как думаешь, мой труп в анатомию не сдадут?

– Могут.

– Это плохо, – опечалился дед.

– Да какая тебе разница будет? Службу науке окажешь!

– Печально.

– Не горюй! – Афоня похлопал деда по плечу. – Я пошутил! Похоронят тебя в кремлёвской стене, как положено!

– Да не ври! – отмахнулся дед. – Слыхал ли ты, фронтовиков Союз ветеранов хоронит ли?

– В обязательном порядке, – твёрдо и уверенно произнёс Афоня, как будто сам в этом союзе принимал решение.

– А ты сообщишь, куда следует? – заговорщицки подмигнул дед.

– Конечно! Ты для этого меня позвал?

– И для этого тоже. Видишь, я уже помылся? – дед развернул воротничок серой рубашки.