Два дня «Вериты» - Владимир Печенкин

— По-моему, гиблая это затея насчет телевизора.

— Я тоже так думаю, — согласился доктор и перевел разговор на другое: — Как тебе нравится суп?

— Очень вкусно! Твоя Паула могла бы работать в первоклассном ресторане.

— В самом деле тебе нравится? Это я научил индианку готовить русский борщ.

Глава 6

Прошло около месяца, как Слейн уехал из столицы, и его все больше охватывала тревога. Пора было на что-то решиться. Или писать репортаж о хорошей жизни индейцев, и тогда его положение в редакции упрочится. Или давать правдивую статью об увиденном с полной уверенностью, что она не будет напечатана, а сам автор с треском вылетит из комфортабельного холла «Экспрессо» без надежд на новую работу. «Да будь оно все проклято! — вздыхал он, шагая по вечерам в больницу. — Не вернусь я в столицу, и все тут! Пусть редактор, если хочет, пишет трогательный некролог: еще один цивилизованный репортер погиб в диких горах тхеллуков. Попрошусь к Гарри хотя бы санитаром!»

Слейн прекрасно понимал, что сделать так у него не хватит воли, как не хватит духу и на розовую статью о счастливом процветании индейцев. Не видя более или менее приемлемого выхода, он свирепо ругал и себя и судьбу. Доктор видел его маяту, но молчал, не задавая щекотливого вопроса, не помогая ни словом, ни советом.

Однажды, после долгой прогулки по ущелью, Слейн направился в коттедж, чтобы завалиться спать. Поравнявшись с электростанцией, он увидел доктора, вышедшего на крыльцо, и обрадовался: после бесед с Гарри становилось вроде бы легче на душе, откладывался на время выбор в дилемме: лицемерие или катастрофа.

— А, Джо, — заметил его доктор. Он стоял на ступенях, что-то обдумывая. Потом решительно кивнул: — Может, зайдешь в лабораторию?

— Охотно. Мне все как-то не удавалось заглянуть в твою энергоцентраль. Если не помешаю…

— Да нет, заходи. Надо же когда-нибудь… — Гарри не договорил, что именно надо, посторонился, пропуская журналиста.

В сравнительно большой, покрашенной белилами комнате плотно стояли опутанные проводами щиты с вольтметрами и амперметрами, хитроумными незнакомыми приборами. Середину комнаты занимал покатый пульт с глазками кнопок и сигнальных ламп. У окна стоял еще стеклянный столик с микроскопом, пробирками, колбами с таинственными медицинскими растворами, но выглядела эта лаборатория неубедительно, как театральный реквизит. За стеной деловито гудела турбина генератора.

— Ого! — сдержанно сказал Слейн.

— Садись, — Гарри указал на мягкое кресло у журнального столика, заваленного листами ватмана с вычерченными тушью таблицами и схемами. Он вынул из шкафа оплетенную соломой бутылку, поставил на стол две мензурки и наполнил их.

Молча взглянули друг на друга, выпили. Вино показалось Слейну очень душистым и приятным на вкус, хотя и слабым. Доктор снова наполнил мензурки, уселся на соломенный стул и вынул из кармана пачку сигарет. Закурили. Сидели и слушали гул генератора. Слейн внутренне подобрался весь, догадываясь, что не случайно приглашен в этот уголок, куда до сих пор не имел доступа, что Гарри намерен начать какой-то серьезный разговор. Ну да, он сказал: надо же когда-нибудь…

— Что ты решил? — прервал молчание доктор.

Слейн ожидал этого вопроса. Но все-таки растерялся и малодушно попытался увильнуть:

— Ты насчет чего?

Доктор иронически прищурился.

— Что ты решил по поводу статьи?

Слейн поперхнулся табачным дымом и закашлялся.

— Понимаешь, Гарри… — сказал он наконец, вытирая выступившие слезы. — А, черт, какие крепкие у тебя сигареты! Ух!.. Да, так насчет статьи… — Он взял себя в руки. — Гарри, это же проклятый вопрос. Ну что я буду делать, если потеряю место? И что я буду делать, если напишу то, что надо редактору? Я не знаю, Гарри. Не знаю, что выбрать.

— Выбрать надо.

— Знаю. А стараюсь не думать… Ну что бы ты мне посоветовал?

— Выбрать должен ты сам.

— Черт возьми, Гарри! Ты знаешь, что я выберу, ведь ты знаешь! Все ж в редакции у меня хоть небольшой, но постоянный заработок, и я привык обедать каждый день. Ты хочешь, чтобы я снова стал бродягой?!

— Джо, ты будешь писать статью?

— Да… То есть, нет… Тьфу, будь я проклят! Ну да, я тряпка… Вот Хосе Бланко, тот не задумывался бы на моем месте, для него все было ясно. За это Хосе и убили, потому что он был настоящим парнем. Да и у всех этих бунтарей из партии «Либертад» под ногами твердая земля… А я не чувствую опоры!

Слейн замолчал и долго щелкал зажигалкой, пока прикурил сигарету. Сидел ссутулясь, опустив голову. Доктор внимательно наблюдал за ним.

— А знаешь, Джо… — произнес он медленно. — Ведь Хосе Бланко предал я.

Голова журналиста вскинулась, словно от удара в подбородок, сигарета выпала.

— Как ты сказал? Мне показалось…

— Хосе предал я.

Минуту Слейн смотрел расширенными глазами на доктора, румянец отлил от его скул, и лицо стало желтым, как у умирающего индейца. Потом нагнулся, поднял сигарету и затоптал рассыпавшиеся искры.

— Гарри, я ведь тебя очень давно знаю, — он снова щелкнул зажигалкой и не сразу попал в огонек прыгающей сигаретой. — Хосе, смелый и верный Хосе — наш с тобой общий друг! Нет, этого не может быть! Ну скажи, Гарри! Ты не слушаешь меня?!

Доктор смотрел в окно и думал о чем-то своем.

— Джо, ты в самом деле будешь молчать, если я тебе кое-что расскажу?

Слейн вытер вспотевший лоб и с силой придавил в пепельнице окурок.

— Видишь ли, Гарри, я журналист. Ты знаешь, что это такое. Не доверять ты вправе. Но я еще никогда не предал друга, Гарри…

Доктор встал.

— Извини, я сейчас вернусь.

Он быстро прошел к двери, на которой чернело изображение черепа и двух скрещенных молний. На мгновение в комнату ворвался гул генератора, и дверь захлопнулась. Слейн порывисто вздохнул и одним глотком выпил вино из стоявшей перед ним мензурки. «Кошмар какой-то с этим предательством! — подумал Слейн. — А если правда? Ну, нет, скорее нелепый розыгрыш! А какое странное вино — на вкус вроде апельсинового сока, а покрепче коньяка…»

Слейн чувствовал жар в лице и легкое возбуждение. Перед глазами закружились белые, похожие на льдинки искорки, померцали и исчезли. Хотелось говорить, высказать Гарри все, что думается, не скрывая самых дальних сомнений и надежд.

«Я скажу… что я скажу? Как доказать, что мне можно верить? — думал он, потирая горячие щеки. — Было у меня желание, тогда еще, в самом начале, как только приехал сюда… написать репортаж о человеке… белом человеке, который один, смело и честно, идет навстречу болезням и бедам, здесь, в заброшенном горном оазисе. Старается в одиночку исправить последствия чьей-то жадности, лжи, вероломства. О, как бы я написал этот репортаж! Но ничего не напишу. Ведь ты не хочешь этого, Гарри?»