Волчица советника - Елена Литвиненко

Из Эйльры Лира вернулась потухшей, запуганной, издерганной. Нервно вздрагивающей от резкого звука или движения, прячущей синяки на шее и запястьях. Скотина!

Видеть бледную тень Лиры было больно, и Тимар, готовый к одиночеству, к холоду — невыносимому холоду, замораживающему душу, предложил ей побег. Но она отказалась.

— Жертвенный агнец, — скрипел зубами Тим, наблюдая за Лирой в магическом зеркале.

Поехала в Лизарию, уничтожила Дойера, спасла Алана и только тогда сбежала, злая на весь мир. А граф нашел ее и вернул обратно.

Втайне Тимар был ему благодарен. Потому что с Лирой тепло.

Тим вздрогнул, как от толчка, и открыл глаза. Проспал он недолго — часы показывали начало седьмого утра. Голова гудела, в горле стоял противный ком, а сердце немилосердно колотилось от духоты.

Морщась, Тим распахнул окно, жадно вдохнул свежий воздух. Воды бы…

Лира все еще была на плацу. Тимар оперся на подоконник, пытаясь понять — мелкая хоть шевелилась за то время, что он спал? Та же поза, то же сосредоточенное лицо, та же, единственная, цепочка следов в пыли, и лишь небольшой пятачок вытоптан в месте, где она стоит.

Во дворе, тихо переговариваясь, уже собирались солдаты, стояли десятками, но ни один из капитанов не пытался вывести свою команду для утренней тренировки. И Тим понял почему — Лира вдруг шевельнулась. Легко, не потревожив песка, скользнула вправо, развела руки в стороны, ловя ветер расшнурованным рукавом шотты. Воздушный поток змеей скользнул вдоль ее руки, натянул рубашку на груди и завихрился, направленный левой ладонью вниз, стер и без того едва заметные следы на песке. Лира припала к земле, будто пытаясь удержать ветер, а потом кошкой прыгнула вверх. И там, в высшей точке полета, размазалась в движении, нанося удары невидимому сопернику со скоростью, за которой не успевал глаз. Упала на песок — Тим узнал позу, которую на пару с Аланом вколачивал в нее Рох, — левая, толчковая, нога согнута, правая отставлена и напряжена, готовая в любой момент ударить или принять вес тела. Спина прогнута, ладони упираются в землю — все для того, чтобы кувырком приблизиться или, наоборот, откатиться от врага.

Секундная стрелка не прошла и четырех делений.

Лира медленно встала, вытягиваясь струной, и снова подняла ладони к солнцу.

Спустя несколько минут все повторилось. И еще раз. И еще. Разнились лишь комбинации ударов и стойки, в которых она заканчивала. Некоторые Тим узнавал, некоторые видел впервые — да и не только он, судя по гулу под окнами.

Кстати, да. Почему солдатня пялится на его сестру? Совсем страх потеряли?! Или заняться нечем? Так он устроит им внеплановые учения, благо полномочий хватает!

Лира закончила связку ударов и поднялась, а Тимар, всерьез раздумывавший, гаркнуть ли на солдат сверху или все-таки спуститься во двор и приватно объяснить начальнику гарнизона, как не стоит вести себя рядом с девицей благородного происхождения, замер и вцепился в стену. Из казарм вышли двое наемников, братья, появившиеся в замке пару дней назад. Оба при оружии, в кожаных доспехах, в отличие от остальных солдат, тренирующихся по утрам в одних брюках. Наемники остановились в десяти локтях от Лиры, и девушка поднялась, повернулась к ним хищным движением.

Тимар неверяще глядел на сестру — так похожа сейчас она была на Йарру. С точно таким же лицом граф обычно шел убивать.

5

Поток ледяной воды обрушился мне на голову, ударил по плечам, едва не сбив с ног. Зашипев, как мокрая кошка, я отпрыгнула в сторону и… очнулась. Пропала пустыня, исчезла горящая кровавой луной точка равновесия, осыпался мелкими песчинками самум, темной волной захлестнувший барханы.

— Что ты делаешь, Лира? Ты с ума сошла?!

Я заморгала, снизу вверх глядя на Тимара. Тим и пустое ведро — верная примета неприятностей, хуже черной крысы, перебежавшей дорогу. Потом перевела взгляд на плотное кольцо солдат вокруг, и стало не до смеха. На меня смотрели… не то чтобы со страхом, но как на опасного зверя. И опускали глаза, отворачивались, стоило встретиться со мной взглядом.

— Ты с ума сошла? Ты что творишь? Ты убить его собиралась? — встряхнул меня Тим, поднимая за шиворот.

Убить?

Да.

Уничтожить, растоптать, снести, размолоть в прах, как самум превращает в пыль деревца саксаула. На брюках шотты — россыпь бордового бисера, костяшки сбиты даже не в кровь — в мясо. У меня слабые руки, гораздо слабее мужских, и только поэтому Йарра еще жив.

— Йарра? — Тимар перешел на тирошийский. — Лира, это не граф! Парня зовут Кайн!

Я, не понимая, смотрела на брата. Я же все помню — голубые глаза цвета линялого неба, полные губы Стефана, презрительную усмешку…

Тимар за руку подтащил меня к полубессознательному мужчине. Последние несколько минут он даже не сопротивлялся.

— Смотри! Смотри, что ты натворила!

Кровь, много крови. Моя, его… Не спас даже кожаный доспех, укрепленный металлом. Из плеча выдран не просто клок одежды — кусок мышцы. На ноге кошмарная рана от сломанной в трех местах кости. Железная нашлепка, призванная защищать живот, смята сильным ударом и, кажется, мешает Йарре дышать.

— Кайн! Его зовут Кайн!

Услышав имя, мужчина дернулся, пытаясь поднять голову. Не смог. Его глаза заплыли, но цвет радужки еще можно различить — светло-голубой, лишь на пару тонов темнее, чем у графа.

Помню накатившую волну тошноты и руки Тимара вокруг моей талии — я по-девчоночьи брыкалась, пытаясь вырваться. Кажется, брат решил, что я хочу добить этого парня, которому не повезло иметь тот же цвет и разрез глаз, что и у графа. А я… Я хотела сбежать. Помню, как снова провалилась в пустыню, как смешались реальности — барханы, замок, песчаные духи, люди, помню пульсирующий алым столб караванной тропы, взметнувшийся самум, удерживающего меня Тима и страшную боль растянутых в боевом трансе связок.

Если бы не Тим, я бы сорвалась.

Помню его беспокойные темные глаза, отливающие голубиной синевой, и яркую россыпь веснушек на бледной коже — близко-близко. Я вцепилась в него, в его голос — единственную путеводную нить, способную вытащить меня из самума.

— Лира… Лира… Что же ты делаешь, Лира… Все хорошо, маленькая, очнись…

Помню, как песчаная буря сдирала кожу, помню соблазн не бороться с самумом, а отпустить его, отдаться ему, окунуться в пыльно-алую ярость. И снова Тимар. И веснушки. И рыжие пряди, выбившиеся из его косы. Мое солнце. Мой воздух. Моя пища и вода.

Шаг за шагом я выползала из кошмара боевого транса, ведомая его тихим голосом и смешными рыжими кляксами на тонкой переносице.