Власть меча - Уилбур Смит

– Мы, англичане, выиграли войну, а в 1914 году разбили подлых мятежников! – выпалил он.

– Что ж, – обратился Манфред к слушателям, – этот маленький джентльмен с надушенными волосами выиграл войну. – Матросы одобрительно посмеивались. – Вы только понюхайте его! Его нужно было назвать Лилией. Лилия, надушенный солдат. – Манфред снова повернулся к нему, и впервые Шаса понял, что мальчик на добрый дюйм выше его и руки у него тревожно крепкие и загорелые. – Итак, ты англичанин, Лилия? Тогда ты должен жить в Лондоне, верно, душистая Лилия?

Шаса не ожидал, что бедный белый мальчишка окажется таким красноречивым и неприятно остроумным. Обычно последнее слово в любом споре оставалось за Шасой.

– Конечно англичанин, – яростно подтвердил он и принялся искать возможность с достоинством отступить и выйти из ситуации, над которой он быстро терял контроль.

– Тогда ты должен жить в Лондоне, – настаивал Манфред.

– Я живу в Кейптауне.

– Ха! – Манфред повернулся к растущей аудитории. На причал со своего судна сошел Сварт Хендрик, а все матросы выстроились вдоль планширя. – Не зря их называют сотпилями, – провозгласил Манфред.

Грубое выражение вызвало одобрительный хохот. Манфред никогда бы не произнес это слово в присутствии отца. В переводе оно означало «соленый член», и Шаса от такого оскорбления покраснел и безотчетно сжал кулаки.

– У сотпиля одна нога в Лондоне, другая в Кейптауне, а хвостик болтается посреди соленого Атлантического океана.

– Возьми свои слова обратно!

Гнев не позволил Шасе найти более подходящий ответ. Так с ним никто никогда не разговаривал, тем более тот, кто ниже его по положению.

– Обратно – это как? Как ты отводишь назад кожицу, когда балуешься со своим соленым членом? Это ты имел в виду? – спросил Манфред. Аплодисменты заставили его забыть об осторожности, он подошел ближе и оказался прямо под стоящим на причале мальчиком.

Шаса без предупреждения бросился вперед, а Манфред не ожидал этого так скоро. Прежде чем они разгорячатся для драки, он полагал обменяться еще несколькими оскорблениями.

Шаса прыгнул с высоты в шесть футов и налетел на Манфреда всем телом, всем своим гневом. Воздух вышибло из груди Манфреда, и, сцепившись, мальчишки упали на груду мертвой рыбы.

Они покатились, и Шаса ощутил силу противника. Руки у того оказались крепкими, как деревянные балки, а пальцы, которыми он вцепился в лицо Шасе, – подобными железным крючьям. Только внезапность и опустевшие легкие Манфреда спасли от немедленного унижения Шасу, так поздно вспомнившего наставления Джока Мерфи, учившего его боксировать.

«Не позволяй более рослому противнику сближаться с тобой. Отталкивай. Держи его на расстоянии вытянутой руки».

Манфред вцепился ему в голову, стараясь обхватить за шею полунельсоном. Они дрались в скользкой, холодной массе рыбы. Шаса поднял правое колено и, когда Манфред навалился на него, ударил коленом в грудь. Манфред выдохнул и откинулся, но, когда Шаса попробовал откатиться, Манфред снова попытался обхватить его шею. Шаса наклонил голову и правой рукой заставил Манфреда поднять локоть, чтобы разорвать его хватку, а потом, как учил его Джок, воспользовался возникшим «оконцем» и вывернулся. Ему помогала скользкая рыбья чешуя, облепившая шею; рука Манфреда скользила словно по маслу; высвободившись на мгновение, Шаса ударил левой.

Джок заставлял его бесконечно тренировать этот короткий удар.

«Это самый важный удар, каким ты сможешь воспользоваться».

Удар получился не из лучших, но пришелся противнику в глаз с достаточной силой, чтобы запрокинуть голову Манфреда и отвлечь его. Этого времени Шасе хватило, чтобы встать и сделать пару шагов назад.

Между тем причал над ними заполнился цветными в резиновых сапогах и свитерах с высоким воротом – матросами с траулеров. Они возбужденно и радостно кричали, стравливая мальчиков, как бойцовых петухов.

Моргая, чтобы согнать слезы с заплывшего глаза, Манфред пошел на Шасу, но ему мешала липнущая к ногам рыба, и он напоролся на новый удар левой. Ничто этого не обещало: удар был совершенно неожиданный и сильный; он пришелся в уже раненный глаз, и боль оказалась такой оглушительной, что Манфред с негодованием вскрикнул и вслепую начал осыпать ударами более легкого противника.

Шаса нырнул под его руку и снова ударил левой, в точности как учил Джок.

«Никогда не предупреждай противника движением плеч или головы». Он так и слышал голос Джока. «Просто бей рукой». Удар пришелся Манфреду по губам, и, расплющившись о зубы, они покрылись кровью.

Вид крови противника распалил Шасу, а крики зрителей вызвали глубоко в душе первобытный отклик. Он снова ударил левой по распухшему, красному глазу.

«Когда пометишь, бей по тому же месту», – звучал у него в ушах голос Джока. Манфред снова закричал, но на этот раз в крике звучала не только боль, но и гнев.

«Действует!» – восхитился Шаса, но в этот момент уперся спиной в стену рубки, и Манфред, поняв, что противник загнан в угол, бросился к нему по скользкой рыбе, широко расставив руки, торжествующе улыбаясь. Его рот был полон крови, она окрасила зубы в розовый цвет.

Шаса в панике ссутулился, на мгновение прижался спиной к стене и бросился вперед, ударив Манфреда головой в живот.

Воздух снова вырвался у Манфреда из легких; несколько секунд мальчики барахтались в массе сардины; Манфред хватал ртом воздух, не в состоянии удержать скользкие конечности противника.

Шаса ускользнул – то ли подполз, то ли подплыл к началу деревянной лестницы, ведущей на причал, и начал подниматься по ней.

Толпа ответила на его бегство насмешливыми криками. Манфред гневно устремился за ним, выплевывая кровь и рыбью слизь; его грудь вздымалась в попытке наполнить легкие.

Шаса был уже на середине лестницы, когда Манфред вытянул руки, схватил его за лодыжку и стащил обе ноги Шасы с перекладины. Под тяжестью более крупного противника Шаса повис на лестнице, как преступник на дыбе, изо всех сил цепляясь за верхнюю перекладину. Лица цветных рыбаков были всего в нескольких дюймах от его лица: матросы толпились на причале и вопили, требуя крови.

Шаса лягнул свободной ногой и попал пяткой по заплывшему глазу Манфреда. Тот вскрикнул, выпустил ногу. Шаса поднялся на причал и дико осмотрелся. Боевой дух оставил его, и он дрожал.

Путь отступления по причалу был ему открыт, и Шасе очень хотелось им воспользоваться. Он оглянулся и с отчаянием, с физическим ощущением тошноты увидел, что Манфред добрался до верха лестницы.

Шаса не очень понимал, зачем ввязался в драку и из-за чего она началась, ему ужасно хотелось найти выход из создавшегося положения. Но это было невозможно: все его обучение и воспитание препятствовали этому. Он попытался унять дрожь и снова повернулся лицом к Манфреду.