Её несносный студент - Виктория Победа

вхожу, готовясь ловить на себе заинтересованные взгляды. Слухи разлетаются быстро, а в нашем небольшом универе, вообще со скоростью света. Да и представление на парковке свое дело наверняка сделало. Не привлекли, блин, внимания.

В общем-то мои предположения оказываются верны, стоит мне только пересечь порог, как внимание присутствующих заостряется на мне. Еще бы, очередной смазливый мажорчик.

Молча прохожу внутрь, поднимаюсь по ступенькам, останавливаюсь у четвертого ряда, и с грохотом валю на парту рюкзак. Ряд пока пустует, и находится достаточно высоко, чтобы немного осмотреться вокруг. Я и осматриваюсь, и офигеваю. Честно говоря, был уверен, что в группе будут одни пацаны, ну или хотя бы их будет процентов так девяносто пять, но нет, девчонок на потоке добрая половина.

Я не из тех, кто считает женщин глупыми и неспособными шарить в точных науках, напротив, я уверен в обратном, все же не зря столько лет проучился в лицее, но здесь не тот случай. Девки, в большинстве своем, разукрашенные, при параде. Таким куколкам факультет прикладной математики и информатики, как кролику рога — нахрен не сдался.

Центром внимания мне удается побыть недолго, внезапно громко хлопает дверь и в аудиторию входит ромашка. Взвинченная и покрасневшая, мне даже издалека видно, а следом в аудиторию врывается Белый, почти с ноги, по-хозяйски окидывает взглядом присутствующих, и уверено направляется ко мне.

— Ну как оно там? — поддеваю друга, как только он валится на стул рядом. Злой, взгляд молнии метает.

— Где? — смотрит на меня непонимающе.

— Как где, за бортом.

У него рожа вытягивается, а я даже не пытаюсь сдержать рвущийся наружу дикий ржач. Давно я друга таким пришибленным не видел. А ромашка-то только на первый взгляд вся такая нежная малышка.

— Да пошел ты, идиота кусок.

— Так я чет не понял, у нас же матан, — выдаю, немного подумав и глядя на расположившуюся у кафедры Ромашку.

— Глаза с жопы стяни, сегодня четверг, придурок.

Вот это я дебил, конечно.

Ладно, английский так английский, мне в общем-то пофиг. Все равно одна тетрадь на все про все. Лекции еще эти. Кто вообще придумал, что они обязательные быть должны? Детский сад. В Чехии я на лекциях не появлялся, че там делать в срань господню, когда они обязательными не были и посещать их никто не требовал. А у нас требуют, все, как всегда, везде всем должен. Вот и на пары бестолковые тоже ходить должен, а мог ведь спать.

— Доброе утро, — привлекает наше внимание ромашка. Говорит громко, но голос подрагивает, а взгляд по аудитории проносится и на нас останавливается. Ромашка на мгновение зависает, сверля Белого уничтожительным взглядом, и из транса ее выводит внезапно раздавшийся стук в дверь и…

—Вас... Василиса Григорьевна, я прошу прощения.

Я своим глазам просто не верю, и ушам тоже.

— У меня крыша едет, или это реально она? — спрашиваю сидящего рядом Белого и по его охреневшей физиономии понимаю, что нет, крыша у меня на месте, а Александровна, мать его, вполне настоящая.

И она, словно по заказу, поворачивается и замирает с распахнутым ртом.

Да, Ксюша, я, блин, тоже настоящий.

Зачем ты снова появился...

Ксюша

Не бывает. Так просто не бывает. Нужно отвести взгляд, а я не могу, не в состоянии просто. Смотрю на своего бывшего ученика и понимаю, что дура наивная. Надеялась, ведь очень надеялась, что Белов нам на голову свалился один, без своего друга закадычного. Даже помня вчерашнюю встречу внезапную, в полном народа клубе, надеялась.

Растерянность и удивление, отразившиеся на лице Волкова, быстро сменяются наглой, снисходительной улыбкой. А взгляд… он все тот же, прожигающий, давящий. И перед глазами невольно всплывают картины из прошлого. Последняя встреча и мои, возможно, слишком жестокие для семнадцатилетнего парня слова.

— Я позже зайду, — отмерев, бросаю Василисе, и вылетаю из аудитории. К черту, потом в с журналами разберусь.

Глупо, как же глупо я, должно быть, сейчас выгляжу.

Сбежала, как девчонка сопливая, так и не научившись выдерживать его внимание. Мне двадцать три года, я мать прекрасной четырехлетней девочки, преподаватель высшего учебного заведения, а повела себя, как малолетка бестолковая.

— Здравствуйте, Ксения Александровна, — звучит со стороны, а я только киваю неопределенно и двигаюсь в сторону туалета.

Холодная вода не помогает, только усиливает предательскую дрожь в теле. Поднимаю голову, смотрю на себя в зеркало и самой себе напоминаю приведение. Бессонная ночь и встреча с Волковым во второй раз за последние сутки хорошо делают свое дело. И остатками разума я понимаю, что нужно успокоиться, выдохнуть, а не могу. Тело просто звенит от напряжения.

Зачем? Ну зачем ты снова появился в моей жизни?

Наглый, самоуверенный мальчишка. Мальчишка, рядом с которым так легко было потерять рассудок. Он же упертый был до ужаса, как танк шел напролом, ломая сопротивление, давя своей энергетикой. А я держалась, потому что неправильно все это и дурость, глупость подростковая.

«А он стихи читал и песни пел» — навязчиво напоминает та часть меня, которую я спрятала глубоко и надежно. Думала, что спрятала.

Дура, какая же дура.

— Соберись, Ксюша, черт тебя дери!

Ругаю себя за излишнюю эмоциональность и, покинув уборную, направляюсь в аудиторию, где меня уже ждут студенты. Попутно собираюсь с мыслями. У меня сегодня всего две пары у экономистов, их лишь нужно пережить. А потом домой, приходить в себя.

Лекции, ожидаемо, веду с трудом, сбиваюсь, то и дело возвращаясь к мыслям далеким о литературе и ничего не могу с собой поделать. И студенты это, конечно, замечают. Я непрофессионализмом никогда не отличалась, а сегодня… сегодня я просто не в состоянии и пары слов связать. А все из-за мальчишки глупого.

— Ксения Александровна, с вами все в порядке?

С третьего ряда раздается голос одного из близнецов Авраменко. Демид, кажется. Или Данил. Черт их разбери, двух одинаковых.