Царь Давид - Жеральд Мессадье

Бухточка, устроенная на берегу ручья, служила местом омовений. Можно было сесть на несколько больших камней, чтобы омыть ноги. Чашу использовали, чтобы выливать воду на голову. Там уже было много солдат, одни из них стояли в воде, другие вытирались полотенцами, которые тут же развешивали на веревке.

Давид наклонил голову и начал раздеваться, немного смущенный присутствием такого количества людей. Ему не потребовалось много времени для раздевания. Сандалии, жилет из шкуры, повязка, юбка из грубой шерсти, завязанная на бедрах пеньковой веревкой, – его спутник брал одно за другим и вешал на руку. Когда Давид вымыл волосы, тот сам высушил их; потом вынул флакон пахучего масла и, не обращая внимания на протесты Давида, вылил его на дикую шевелюру. Наконец он расчесал ее с помощью костяного гребня. Уже одевшиеся солдаты наблюдали за сценой, и Давид, обнаженный, чувствовал смущение, в то время как мужчина наряжал его.

– Я… я не привык. – сказал он.

– Ты наш герой, – сказал с нежностью один солдат. – Ты должен быть красив, как царь.

– Хотел бы я быть на твоем месте, – сказал другой. И, отстранив адъютанта, сам закончил причесывать молодого человека, осторожно и почти с нежностью прикасаясь к его волосам.

Давид повернулся, чтобы встать лицом к этим солдатам, и с восхищением и дрожью заметил ту любовь, с которой они все смотрели на него. «Ты – наш герой». Слова отзывались в его голове. Потом он поискал свои одежды и не нашел их. Его спутник протянул ему тунику.

– Это не моя, – прошептал Давид.

– Отныне она твоя. Сам царь дарит ее тебе.

Он потрогал одежду. Тончайший лен. Юноша скользнул в нее. Вместо льняной юбки ему дали кожаную, новую, крепкую и мягкую одновременно, потому что ее долго дубили. По бокам ее подвязали кожаными подвязками.

– А мой жилет? – спросил Давид.

Адъютант протянул ему бронзовую кольчугу.

– Я всего лишь пастух, – промолвил Давид. – И я пойду пасти овец в этом наряде?

– Я думаю, что ты будешь пасти других овец, – ответил адъютант, важно улыбаясь.

Солдат с силой сжал ему плечо. Давид обернулся; человек был одноглазым, но его единственный глаз сверкал, как два.

– Я бы хотел, чтобы мои сыновья были такими же, как ты, – сказал он ему. – Понимаешь? Для всех нас ты – наш сын и брат. Нам доставляет удовольствие видеть тебя таким нарядным и осыпанным подарками.

Давид, немного растерянный, положил свою руку на руку солдата, кивнул головой и завязал юбку. В это утро он похвастался убить великана, наводившего ужас на иудеев. И вдруг он осознал величину своей победы: это была такая сила, о которой он прежде не подозревал и которая объединяла людей и формировала из них народ. Но сейчас у Давида не было желания размышлять; тысяча глаз смотрели на него, подстерегая малейший из его жестов.

– А мои сандалии? – спросил он, улыбаясь.

Ему протянули новые сандалии с подошвами, украшенными медью.

– И все же я хотел бы вернуть свою одежду, – сказал Давид. Ему ее вручили. Когда он полностью оделся, заметил, что собралось уже более сотни людей с факелами, пришедших посмотреть на него. Они провозгласили его здравие и проводили к царской палатке.

Кто-то поднял перед ним портьеру. Палатка была освещена десятками ламп, поставленных на пол, далеко от стен, на плоских камнях. Саул находился в центре группы людей, большинство из них Давид уже видел: священник, сыновья Саула, его собственные братья. Лишь только он дошел до середины палатки, как Саул пошел ему навстречу, раскрыв объятия, обнял его с нежностью. Начался пир. Пир был военный, по правде говоря, – ягненок на вертеле, жареная птица, суп из зерна и салаты, но это был пир в честь Давида.

– Этот безоружный юноша поразил филистимлян самым страшным оружием – гневом божьим, – сказал царь. – Он доказал, что мужество сильнее оружия.

Немного растерянный, Давид опустил голову.

– Господь с нами, – произнес священник. И повернулся к Давиду: – Ты давно пользуешься пращой?

– С детства, – ответил Давид. – Это мой отец научил меня искусству обращения с ней.

Священник протянул ему кусок ягненка на конце своего ножа. Давид понял, какая ему была оказана честь. И все же, несмотря на все почести, он ощущал себя пленником. В этот вечер Давид научился носить маску. Он поднял смеющиеся глаза. Юноша спросил самого себя, почему царь не предложил ему дочь. Солдаты в Вифлееме говорили, что именно это будет ему наградой за победу над Голиафом. Он также спросил себя, какой будет обещанная плата. Возможно, было бы лучше не получать ни того ни другого, так как это усилит невидимые путы, связавшие его. Он сожалел о вчерашнем дне, когда он играл на лире в полях.

– А что ты будешь делать завтра? – спросил его священник.

– Я вернусь пасти овец. Его братья вскрикнули.

– Разве тебе плохо с нами? – спросил Ионафан.

– Как я могу осмелиться сказать такое? – ответил Давид. – Ведь Голиаф был один, и вот теперь он мертв.

Это всех рассмешило.

– Страна полна Голиафов, – сказал царь. – Нужно, чтобы ты остался с нами.

Давид кивнул головой; к его облегчению, разговор прервался.

Край палатки поднялся, вошел Абитар с сияющим лицом. Руки его посинели от тяжести копья и меча, которые он не выпускал уже много часов, сандалии были забрызганы грязью.

– Царь, мы их прогнали за Геф, Схарим и Аккарон, – объявил он торжественно. – Мы потеряли лишь десять человек.

– Сила Господа не имеет границ, – заметил священник.

– Садись, – сказал Саул, вставая, чтобы принять своего командующего и подать ему рог с вином.

Весь оставшийся вечер был посвящен кровавым рассказам.

Когда приглашенные расходились, голова Голиафа все еще лежала перед палаткой. Полумесяц на небе грозил разорвать облака.

Глава 9

ИОНАФАН

– Где ты будешь спать? – спросила тень, в которой Давид узнал Ионафана. – Я предлагаю тебе палатку.

– Я согласен, – ответил Давид.

– Давай немного пройдемся, чтобы рассеять запах вина.

Они пошли к восточному склону холма. Трава под ногами источала сладкий запах. Сели, Давид положил подбородок на руки, скрещенные на коленях. Давид почувствовал музыку, без инструмента, едва слышимую, вначале встревожившую его.

– Я подумал… – начал Ионафан и не закончил фразы. Давид даже не повернулся: он чувствовал, что Ионафан обязательно договорит.

– Я подумал, что, может быть, ты – посланник божий.

Давид молчал.

– За один день мир изменился, – задумчиво сказал Ионафан.

Сердце Давида забилось сильнее.

– Эта победа, – продолжил Ионафан, – эта победа была действительно знаком Всемогущего.

Давид слушал теперь внимательно, как лиса в ночной траве.

– Она все изменила, – настаивал Ионафан. – Ты меня слышишь?

– Каждое твое слово.

– Ты знаешь Самуила, ясновидящего?

– Самуила-судью? Я слышал, как говорили о нем, – ответил Давид.

– Самуил-судья сказал, что Бог отвернулся от моего отца.

– Почему?

– Потому что Самуил завидует моему отцу. Ты изменил это.

– Каким образом?

– Твоя победа показала, что тебя направил Господь, что через тебя он примирился с моим отцом.

– Через пастуха?

– Никто в лагере не думает, что ты – пастух. Все думают, что ты – посланник Бога.

– Камень в пращу… – сказал Давид с притворным равнодушием.

Его инстинкт не обманул его: он вошел в самую сомнительную из всех нор власти, потому что вмешался в отношения царя с Создателем.

– Камень в пращу, да. Но Голиаф унижал нас на протяжении нескольких недель. Нам казалось, что это унижение, посланное Богом.

– Я вернусь к моим баранам, и вы забудете Голиафа.

Ионафан коротко рассмеялся.

– Ты прекрасно знаешь, Давид, что ты не вернешься к своим баранам.

– Почему?

– Потому что.

– Потому – что?

– Потому что для начала есть я.

Сердце Давида забилось еще сильнее. Значит, он прав: он – пленник!

– У вас в армии девять тысяч человек. Что изменится из-за отсутствия одного человека? – спросил он.

– Разве ты не видел взгляды солдат сегодня? Давид видел их и был потрясен. В них он прочел дикую любовь.

– Мне нужно научить вас пользоваться пращой? – попробовал он отшутиться.

– Речь идет не о праще, Давид, даже не о Голиафе.

– Тогда о чем?

– О божественном знаке, который мы ждем.

У Давида закружилась голова. Значит, он является этим божественным знаком? Он, сын Иессея, – посланник Бога?

– У твоих баранов будет другой пастух, Давид. Твое место рядом со мной.

Давид глубоко вздохнул. «Со мной» – эти слова царапнули и смутили его. Это внезапное благочестие молодого человека, который был чуть старше его… Герой, безусловно, но, кроме того, сын царя…

Начался дождь.

– Я хочу спать, – сказал Давид. – День был длинный.

Они встали. На лагерь уже спустилась тьма. Воздух был свеж, поднялся легкий западный ветер. Давид с облегчением проник в палатку, которую ему показал Ионафан.