Сердца под октябрьским дождём - Дмитрий Ахметшин

Он передёрнул плечами, сказал, будто самому себе:

– Там всё, наверное, уже рушиться начало. Рушиться, да гнить… заживо.

Видно, были бы деньги да свободное время, парень прямо сейчас прыгнул бы на электричку, чтобы посмотреть на настоящий город-призрак.

– Свободен, – сказал Юрий.

– Правда? – просиял Семён.

– Всё, что касается моего урока, остаётся в силе. И всех прочих тоже. У тебя есть все шансы досадить самым нелюбимым учителям, явив свой прекрасный лик на их предмете.

Последнее слово ещё не успело сорваться с губ, а мальчишка уже растворился на лестнице.

– Бросьте, вы классный! – крикнул он напоследок.

Из другого крыла доносились голоса первоклашек, что хором повторяли что-то за учительницей – судя по голосу, Юлечкой Морозовой, блондинкой, к которой клеились все без исключения ветераны преподавательского состава. Юрий подумал о дожде, барабанящим по гниющим крышам, о заброшенных квартирах, и ему показалось, что перила шевелятся в траурном свете облачного полудня, изгибаются, как ниточки чернил в стакане с водой.

Он вернулся в класс.

5.

Чем же всё-таки захватывает образ города на берегу озера, города, который покинула большая часть жителей и куда даже градоправитель, наверное, наведывается раз в полгода только чтобы оценить удручающую статистику и отбыть восвояси? И чем Алёнку захватила история того парня, сочинённая буквально на коленке? Неужели она и в самом деле готова поверить? На перемене Юра снова откроет ноутбук и задаст пару вопросов подмигивающей строчке поисковика. Шансы, что она окажется более осведомленной, чем дедуля Семёна невелики, но всё же…

Найти блог оказалось так же непросто, как научиться печатать с закрытыми глазами. После двадцати минут поисков Юра, с досадой поглядев на потолок, попробовал набрать фразу «выдумка оседает в умах людей куда лучше реальности». «Гугл» показал ему фотографии тропинки, бегущей через лес, нескольких голубей, купающихся в грязной луже, причём у одного отсутствовала половина клюва. Он вспомнил, как жена когда-то гадала по картинкам в интернете. Принцип этой игры оставался для Хоря загадкой, но память сохранила, как внимательно она изучала результат, как отбирала три изображения и сохраняла их в особенную папку. Во всём этом процессе была какая-то мистика. Картинки большей частью казались безобидными, но Алёну они приводили в такое волнение, будто из звёзд на небе вдруг сложилось её имя.

«Возможно, ей просто не хватает больших доисторических рыбин в потоках мутной воды, по которой плывёт наше каноэ, – рассеяно думал он. – А может, жена и вправду водит близкое знакомство с обитателями какого-нибудь тайного мира».

Так или иначе, в Кунгельве не было ничего удивительного. Только усталость. Власти пытались привлечь новых жителей обещанием тихой и беззаботной старости почти на лоне природы (Юрий разыскал сканы брошюр, и там было написано: «Наше озеро самое чистое среди всех, находящихся в городской черте»; брошюры были датированы концом прошлого века), но строения на фотографии выглядели головоломками, над которыми чахли заключённые в камере для привилегированных господ в Кастельхольме. В этих склепах можно было сгнить заживо в ожидании участкового врача или испустить дух, сидя верхом на чемодане и наблюдая старинные часы на перроне. Отличительная черта русских городов-осколков – всеобщая, всепоглощающая мрачность. И Хорь, читая буклет, не верил не единому слову.

Что могло бы удержать тебя в таком месте, безымянный горожанин? – думал он, рассматривая фотографии и читая скупые заметки. Не отдавая себе отчёта, Юра беседовал с Валентином.

Мужчина вдруг ощутил неприятный холод внизу живота и в промежности. Город посылал ему сигналы. Он был… необычно живым в сознании Юры, стремился к нему, поставив на колёса все свои здания и запрудив ими шоссе и даже просёлочные дороги. На какой-то миг время перестало иметь всякое значение, и этот миг вдруг обернулся добрым часом. Пока Хорь пялился в пространство, встречаясь глазами с давно умершими людьми, столпившимися по ту сторону висящих на стене рамок, сумерки потекли по стёклам густым вечером. Ветер усиливался; того и гляди хлынет дождь. Юрий расстегнул на рубашке верхнюю пуговицу: жарко, как же жарко! Словно под этой проклятой школой сами черти развели огонь, немного запутавшись в часовых поясах, и поджаривают вместо противной крикливой малышни и двоечников-матершинников одинокого учителя. Пахло куревом, голоса старшеклассников едва слышны, будто кто-то сгрёб их из-под окон и посадил в банку.

Что мне там делать? – сказал себе Юрий, облизав пересохшие губы. – Бред…

Странное чувство не покидало его до самого порога квартиры. Юра никогда не верил в знаки судьбы, а счастливые совпадения считал случайностью. Но сейчас просто не мог отделаться от ощущения, что один из меловых рисунков у подъезда, на которые наступил утром, теперь следует за ним по пятам, наточив нож.

Сесть бы в старенький хёндай, любимца дворовых котов (бывало, вернувшись с работы пораньше или забежав на обед, мужчина обнаруживал до пяти особей, греющихся на капоте и крыше), и уехать прочь.

Только сначала проверить масло и подкачать шины, – напомнил себе Юра, благодаря этой простой мысли вернувшись к реальности.

Придя домой (на часах было почти девять), Юра нашёл жену уткнувшейся в подушку. Она даже не переоделась, придя с работы, только распустила пояс блузки да скинула туфли. Из причёски выбилось несколько прядей; они выглядели как струйки крови. Кровать, никем не убранная с утра, похожа на распускающийся бутон белой розы.

– Что случилось? – шепнул он, дотронувшись до плеча.

Молчание. Алёнка дрыхла без задних ног.

Ей просто нужно отдохнуть, – подумал он. Пошёл на кухню, чтобы заварить большой чайник чая – такой, чтобы хватило на всю ночь. Несмотря на пренебрежительное отношение к всякого рода мистическим штукам, Юра будто предвидел, что, проснувшись через час с небольшим, жена усядется за компьютер и будет водить воспалёнными глазами по строчкам до самого утра.

Блог на livejournal.com. 14 апреля, 18:12. О том, где я всё-таки нахожусь.

…Я выспался днём и немного заставил голову работать. Постараюсь сделать этот вечер максимально продуктивным.

Итак, первый и самый насущный вопрос: как долго я смогу протянуть?

У меня есть кое-какие запасы еды… да, звучит странно для человека, который предпочитает вечером спустить в мусоропровод кусок сыра, забытый утром на кухонном столе. Ну, кроме картошки. Её я просто очень люблю. Это, если можно так сказать, запасы на чёрный день. Итак, прямо сейчас у меня в наличии:

– Банка тушёнки говяжьей, 400 грамм, 10 штук.

– Картошка сырая, в кожуре, 12 килограмм.

– Морковь корнеплод, 4 килограмма.

– Крупа гречневая, трёхлетней давности, 5 килограмм.

– Сахар, также 5 килограмм.

– Два мешка удобрений для моих растений. Не уверен, что его можно есть, хотя колумнея, декоративный перец и аглаонема после подкормки прут как на дрожжах.

С водой проблем нет – она течёт из крана. Когда совсем невмоготу, я иду в санузел и включаю везде воду. Просто сажусь на край ванны, положив подбородок на край раковины, смотрю и слушаю. Гул в трубах, звук слива, совершенство форм и кристальная чистота струи позволяет мне на время прийти в себя. Я чувствую, что всё ещё являюсь частью цивилизации.

Покажите мне того, кто сможет принести мне за воду счёт – я его расцелую.

У меня кончились сигареты. Все эти дни я пытался вести себя как мужик и ничего не писал об этом, но я едва сдерживаюсь, чтобы не разбить голову о то же стекло. Выгреб из пепельницы и докурил бычки – зная, что рано или поздно праздник завершится грандиозным похмельем. С некоторых пор стал замечать тут и там, на полу и на мебели, кучки пепла. Я курю исключительно на кухне, но, наверное, он остаётся на рукавах рубашки и на штанах.

Не хочу подводить итоги и что-то подсчитывать. Почему-то кажется, что умру я не от голода… скорее уж это будет тотальное и окончательное безумие.

Наведя шороху на продуктовых полках в чулане, я отправился исследовать квартиру. Представьте себя в моём положении и попробуйте как-нибудь на досуге. Сделаете массу незабываемых открытий. Всё вокруг иллюзорно – не в том смысле, что вы сможете гулять сквозь стены или что-то подобное, а в том, что господин своих вещей, властелин личного пространства может превратиться в скулящий где-нибудь в тенях за диванной спинкой комок ужаса. Нужно лишь проявить немного внимания.

Мне было некуда деваться, нечего делать. Так что это внимание я проявил.

Начал я с большой комнаты. Это помещение в пятнадцать квадратных метров, вытянутое, словно его раскатали скалкой. Просторное окно выходит в захламленный внутренний двор, где куцые деревца борются за жизнь с остовами советских автомобилей. Ещё вчера у меня появилась надежда, что кто-то из соседнего дома или просто какой-нибудь прохожий сможет меня увидеть. Поэтому я весь день проторчал у окна, принимаясь отчаянно махать руками, когда в поле зрения попадал кто-то из соседей по двору.