Дикое сердце ветра - Елена Ларичева

На втором этаже напротив распахнутой узкой железной двери у самой промерзшей, заледеневшей стены под сосульками, щедро свисавшими сталактитами с потолка, распластался археолог, широко раскинув руки, неестественно подогнув под себя ногу.

Бросившиеся к нему товарищи с ужасом увидели - лицо бедняги обморожено, кожа растрескалась, а руки, особенно пальцы, превратились в лед и уже не разжимаются, вцепившись в рукоять переносной тепловой пушки.

- Исар, что произошло? Потерпи, мы тебя вынесем! - забормотал перепуганный Бартеро, стаскивая с рук перчатки и пытаясь расстегнуть ворот Исаровой куртки.

- Нет! - едва шевеля кровоточащими губами, просипел несчастный. - Бойтесь его. Я выпустил его, а он спалил меня холодом. Он узнал, что путь открыт и вырвался. Бойтесь безлицего…

Он захрипел и потерял сознание.

- Скорее в тепло, - Бартеро подхватил Исара подмышки.

… Они еще надеялись его спасти. И только в домике, освободив тело от теплой одежды, поняли, - их товарищ превратился в звенящий кусок льда.

- Точно тушка цыпленка, неделю пролежавшая в морозилке! - не постеснялся в выражениях завхоз. - Одно не допру, как он промерз насквозь за какие-то пятнадцать минут, пока мы его искали? Что за дрянь его так заморозила? - недоумевал Эдвараль.

- Скорее кто, - пробормотал Бартеро. - Кто-то обитавший в ледяном здании. Последние слова Исара были про безлицего.

- Брось, ты часом не переохладился? - Висерн уставился на него с нескрываемым удивлением. - Никто не протянет столько лет подо льдом без еды и воздуха.

- Я готов поверить во что угодно. Даже в то, что данирольцы могли делать железных помощников, как и гатуры. Ты пневматическую дверь в тот музей вспомни, - Бартеро задумался. - У местных с побережья есть легенды про безлицых грешников…

- Их ты у своей невесты малолетней наслушался? Иди-иди, она тебе еще не такого расскажет. Она умеет. Глазищи зеленые вылупит - точно стрекоза…

- Не трогай девочку, - тихо шикнул на него куратор. Он мотнул головой, борясь с глупыми суевериями. - А еще перед тем, как голова выстрелила, я словно почувствовал, будто кто-то меня взял за шкирку и удержал на месте. А потом… - он замолчал, вспоминая белую тень. Нет, про нее говорить не стоит, друзья не поймут.

- Нехорошее дело, тревожить мертвых, - проворчал Эдвараль, стесняясь признаться даже себе, что испугался.

- Давайте его вынесем, - Висерн надел шапку и маску и наклонился к погибшему археологу. - Он войдет в контейнер из-под пушек. Хоть какой, а гроб. Не прямиком же его во льду хоронить…

… Метель заставила людей прекратить любые попытки проникнуть в тайны древнего города. Рассвирепевший ветер валил с ног. Бартеро оставалось только тихо злиться от бессилия.

Заряды для пушек подходили к концу, как и продукты. С главной базы уже неделю требовали их возвращения. А они так мало успели! Они и работали-то в полную силу всего недели две, а то и меньше, если учесть, что перепуганные рабочие стороной обходили каменную голову. Впрочем, никто из командования тоже не рвался провести новый осмотр таинственных коридоров.

Как жалко уезжать, когда самое интересное еще подо льдом! Инженер был уверен, он сюда еще вернется, и не раз. К счастью для него, произошедшее с Исаром было единственной серьезной неприятностью. Да, вечером одному из рабочих почудилось, будто по дну котлована кто-то ходит, другому померещился в окнах заледенелого дома мигнувший свет, третьему послышались голоса… Но людей можно понять - они устали от заснеженной пустыни, скудной однообразной пищи. Пока они еще послушны, но недовольство копится.

Наконец распогодилось, настало время бросить на размороженные башни прощальный взгляд. Взвыли моторы снегоходов, готовых тащить людей и груз. Предстояло два дня ехать по леднику и еще четыре по заснеженной холмистой равнине до побережья. Но непогода продлила их путь на три дня.

Полозья безвольно зарывались в рыхлый вязкий снег, сани буксовали. Не желавшая отпускать единственных живых существ в этих краях, метель налетела с новой силой, а в редкие часы затишья землю укутывал молочный туман - мохнатый и мокрый, точно вылезший из ванны белый пес. Двигаться в нем было самоубийством. Ухнешь на всей скорости в трещину - и жди некролога в Равидарских газетах месяца так через два. Жил-был-погиб. Вечная память. Две строчки от всей государственной щедрости. Плюс скупые слезы родных, собравшихся на берегу моря с прощальным букетиком цветов (кто ж полезет в расщелину вытаскивать из покореженного металла тела и перевозить их на родину?).

Когда исследователи прибыли на основную базу, метель и не думала прекращаться, хотя заметно потеплело. Столбики ртутных термометров поднялись до минус одного.

Все дни пути Бартеро не покидала смутная тревога. Отчего-то вспомнилась девочка Тинри, с обожанием смотревшая на него в те короткие промежутки времени, которые он проводил на базе. Предчувствия только подтвердились, когда Ливинар, куратор геолого-разведывательных работ, бросил ему на ходу:

- Тут тебя сестра твоей невесты разыскивала дней пять назад. Очень жаждала пообщаться.

Не раздумывая больше, Бартеро поспешил к школе. В просторном синем здании было пусто и гулко.

Обычно дети учились с полудня до шести вечера, но сегодня, как выяснилось, их отпустили часа в два. Наступало полнолунье, по местным поверьям - время, когда духи холода выходили на охоту.

Задержавшаяся учительница, с красными от ветра и усталости тусклыми глазами, проверяла написанный ребятами диктант. Смущаясь в присутствии красавца куратора, она ответила:

- Нет, господин Гисари, Тинри уже дней пятнадцать не появлялась. Я расспрашивала ребят, но они ничего вразумительного не говорили. Раса, ее младшая сестра, твердит - девочка за что-то наказана. Но разве наказание может длиться так долго? Я все собиралась отправить кого-нибудь в дом Оленя, но как-то времени не находила… - она растерянно развела руками.

Не узнав ничего нового, Бартеро побежал на базу за санями и за подмогой.

… Они увозили ее прочь от дома, прочь от тех, кого она знала и любила. И уже поздно жалеть о чем-то. Возврата не будет. Все решено раз и навсегда. И упряжка звездных псов давно бежит не по снегу, а вознеслась высоко над белой равниной. Вот уже чернеет вдали море, утихшее после сезона штормов. И льдины, отколовшиеся от неповоротливых туш айсбергов, слабо мерцают в свете полной луны.

И тот, кто правит упряжкой, уже не остановится, сколько его не умоляй, не проси. Высокая фигура, закутанная в песцовую шубу, темнеет впереди. И даже страшно окликнуть его, держащего в руках поводья звездных псов. Страшно заглянуть в его лицо. Что там увидишь?