Хорал забвения - Грег Бир

Валтири вынул записку с ключом и протянул Майклу.

— Я не бессмертный. И никогда не пойду туда. Может быть, ты…

Майкл усмехнулся.

— Все это слишком уж фантастично.

— Фантастично и даже глупо. Этот дом… Кларкхэм рассказывал, как он там проводил эксперименты с музыкой. Только я мало что понял. И вообще мы редко встречались после злополучной премьеры. Но однажды он сказал: «Видишь ли, музыка прижилась в этих стенах. Бродит здесь, как привидение».

Кларкхэм был удивительный человек, но он… как бы это сказать… не годился мне в друзья. Из-за концерта у меня начались неприятности. А он уехал на два года. Я судился… В конце концов все уладилось. Но мне пришлось нелегко. Кларкхэм заставил меня сочинять музыку, которая действует на психику почти как наркотик. С тех пор я ничего такого не писал.

— А что будет, если я туда пойду?

— Не знаю. — Валтири пристально посмотрел на Майкла. — Вдруг ты найдешь то, что существует за пределами известного нам мира?

— Я хотел спросить, что подумают родители, если со мной что-нибудь случится?

— Рано или поздно приходит время, когда лучше не думать, что скажут родители, не вспоминать предупреждения стариков, забыть осторожность и следовать природному чутью — короче, положиться на самого себя… Впрочем, обойдемся без нравоучений.

Он снова подошел к шкафу.

— А теперь, мой юный друг, я бы хотел дать тебе еще кое-что. Это одна из моих любимых книг. — Он снял с полки томик карманного формата в переплете из черной блестящей кожи и протянул Майклу.

— Симпатичная книжица, — заметил Майкл. — Наверное, старая.

— Не очень. Мне ее отец купил, когда я собрался в Калифорнию. Это превосходные стихи на английском языке, все мои любимые вещи. Начинающему поэту такая книга необходима. Тут довольно много Колриджа , ты ведь его читал?

Майкл кивнул.

— Ну, так перечти. Ради меня.

Спустя две недели, когда Майкл плавал в бассейне во внутреннем дворе, появилась его мать со странным выражением на лице. Она нервозно откинула со лба прядь рыжих волос и прикрыла глаза ладонью от яркого солнца. Майкл замер. На руке, которой он держался за край бассейна, выступили мурашки. Он уже догадался, что сейчас услышит.

— Позвонила Голда, — сказала мать. — Арно умер.

Похорон не было. Урну с Валтири поставили в колумбарии города Форест-Лон. В газетах появились заметки о смерти известного композитора.

С тех пор прошло шесть недель. В последний раз Майкл виделся с Голдой два дня назад. Она сидела за фортепьяно в гостиной. Костюм кремового цвета, золотистые волосы уложены в безупречную прическу. Акцент — заметней, чем у мужа. Голда не сутулилась, и глаза не были красны от слез.

— Он сидел тут, за фортепьяно, — рассказывала она, — а потом посмотрел на меня и говорит: «Голда, что я наделал! Я ведь отдал мальчику ключ Кларкхэма. Сейчас же позвони его родителям». Тут у него свело руку… Он пожаловался на сильную боль и вдруг упал.

Она пристально посмотрела на Майкла.

— Но я не позвонила твоим родителям. Он тебе доверял. Ты сам решишь, как поступить.

Помолчав немного, она проговорила:

— А через два дня в кабинет Арно, где сейчас библиотека, влетел воробышек. Сел на пианино и стал клевать ноты. Арно как-то пошутил, что птицы — это наши души. Я хотела прогнать воробья, но он не улетал. Целый час просидел на пюпитре. То и дело головку наклонит и на меня глянет… Потом улетел.

Глаза увлажнились.

— Хоть бы Арно иногда навещал меня, пусть даже в воробьином теле! Он такой прекрасный человек.

Голда вытерла слезы и крепко обняла Майкла, потом отпустила и оправила на нем куртку.

— Он тебе доверял, — повторила Голда, придерживая Майкла за лацкан. — Ты сам решишь, что лучше.

И вот, стоя перед домом Кларкхэма, Майкл если не успокоился, то по крайней мере смирился. На деревьях пообочь улицы пели ночные птицы, их трели всегда ободряли Майкла, казалось, они слегка рассеивают мрак.

Он сам толком не знал, зачем пришел сюда. Чтобы исполнить последнюю волю друга, которого потерял, едва успев обрести? Неужели Валтири действительно хотел, чтобы Майкл посетил этот дом? Все это было очень странно.

Майкл вставил ключ в замочную скважину.

«Найти то, что лежит за пределами».

Он повернул ключ.

«Теперь музыка бродит здесь, как привидение».

Дверь отворилась бесшумно.

Майкл вошел и плотно затворил ее за собой. Тихонько щелкнул замок. Идти по прямой в темноте оказалось непросто. Он задел плечом стену. «Бом!» — неожиданно зазвучала она, словно гигантский колокол. Майкл не знал, в прихожей он или в гостиной. Вскоре он наткнулся еще на одну дверь и ощупью нашел ручку. Дверь отворилась так же легко и бесшумно, как и входная. Слева от Майкла виднелся другой дверной проем, он вел в помещение меньших размеров. Лунный свет, проникая сквозь французские окна, молоком разливался на голом деревянном полу. Во всех комнатах отсутствовала мебель.

Французские окна отворялись на патио, окруженное садом и унылой кирпичной оградой. Оконные ручки были холодны, как льдинки.

Майкл вышел в патио, и дорожка из каменных плит повела его к калитке. Когда Майкл входил через переднюю дверь, он не видел луны, но теперь над изломами крыши за кирпичной оградой висел печальный зеленоватый диск. Он почти не светил — странно, ведь лунное сияние, струившееся в дом через французские окна, казалось очень ярким. Уличные фонари тоже скупились на неестественный, желтовато-зеленый свет.

Казалось, деревьев стало меньше. Голые, они напоминали скелеты. Пахло антисептиком, озоном и плесенью, как будто воздух долго хранился в стерильных условиях, а потом вдруг испортился. На совершенно черном небе не было ни звездочки. Окна соседних домов заливал неровный слабый свет, явно не от обычных ламп и не от телеэкранов.

Майкл повернул налево и приблизился к дому. Дверь, как и обещала записка, оказалась приотворена. В узкую щель падал уютный неяркий свет. Шагнув через порог, Майкл увидел изящный столик с кривыми ножками на полированном паркете. На столике в латунной чаше яблоки и апельсины отсвечивали и даже как будто отливали голубизной. Слева, примерно в восьми футах от входа, стрельчатая полированная дверь вела в гостиную. Майкл затворил переднюю дверь.

Воздух в доме оказался несвеж, запашок плесени от стен и пола незримым облаком висел в прихожей. Майкл поморщился и направился к стрельчатой двери. Судя по освещению, в доме кто-то жил, но, кроме собственных шагов, Майкл ничего не слышал.

Из мебели в гостиной было только кресло на большом круглом ковре перед темным камином. Ковер с узором из коричневых и черных концентрических кругов напоминал мишень. Кресло, обращенное спинкой к Майклу, медленно покачивалось взад-вперед, он не видел, кто там сидит. Но когда кресло перестало качаться и начало поворачиваться, он сообразил, что нарушает инструкцию.