Шестикрылый Серафим - Александра Маринина

Это был альбом, который уважаемый, криминалист лично собирал более тридцати лет.

Евгений Карлович начал листать толстые страницы, и на меня посыпались фамилии, имена, клички, адреса.

- Вот это Ангелочек, - рассказывал Евгений Карлович, - он жил на Лиговке. Убили его свои. Мухлевал Витя с марафетом или, научно выражаясь, фальсифицировал наркотики. Бит бывал за это нещадно, однако должных выводов не сделал, и зарезали его в конце концов из-за двухсот граммов лактозы, которую он пытался выдать за высококачественный героин. А вот это - Софи Лорен.

С фотографии на меня смотрел милый, интеллигентный мужчина лет тридцати пяти с огромными черными глазами и бархатными ресницами.

- Володей его звали, высшее образование, художник-портретист, иконы реставрировал. А на Софи Лорен действительно был похож. Одна из первых жертв американской синтетики - фенциклидина или каких-то его производных, я уж точно сейчас не вспомню. Решил полетать, приняв дозу. Друзья пытались удержать, да куда там. Человек в этом состоянии страшен, боли не чувствует, сила в нем просыпается звериная, откуда что берется. В общем, раскидал он их всех и выпрыгнул с четырнадцатого этажа. Разбился вдребезги. Кошмарная смерть.

Казалось, рассказам этим не будет конца, но Евгения Карловича позвали к телефону в соседнюю комнату.

- Извините, Бога ради, Сашенька, я постараюсь надолго вас не покидать. Нечасто, знаете ли, меня посещают такие приятные дамы.

Лесть я приняла с благодарностью. И пока Евгений Карлович разговаривал по телефону, я стала листать альбом. И через несколько страниц наткнулась на фотографию удивительно красивой молодой женщины в белом халате и кокетливо сдвинутой набок медицинской шапочке. Я пыталась вспомнить, где я видела это лицо, но не могла.

Вернулся Брадис.

- Что вас так заинтересовало, Сашенька? - спросил он, видимо, обратив внимание на мое напряженное лицо.

- Извините, Евгений Карлович, но, по-моему, я знаю эту женщину. Кто она?

- Ой ли? - усомнился Евгений Карлович. - Неужто вы в нашей онкологической больнице лежали? Ведь это прелестное дитя там работало. Сразу после окончания медучилища и до самой смерти. Она коренная ленинградка, но вы говорите, что в Ленинград приехали впервые. Где же вы могли с ней познакомиться? Посмотрите внимательнее.

И он рукой прикрыл отдельные части фотографии. Исчезла медицинская шапочка, халат, лицо на фотографии становилось мне все ближе, и уверенность моя крепла, но вспомнить я ничего не могла.

- Попробую-ка я все-таки проверить, - сказал Евгений Карлович, глядя на мои мучения, и снял трубку телефона.

- Коленька, дорогой, не сочти за труд скоренько посмотреть мне, есть у меня одна архивница, Семина Лариса Николаевна, уроженка Ленинграда, я выезжал на труп, если не ошибаюсь, в октябре семьдесят девятого. Я же знаю, ты ничего не выбрасываешь. У тебя там на нее ничего нет по Москве? Мишин, говоришь?… В семьдесят восьмом году? Спасибо, родной. Очень тебе признателен.

И тут я вспомнила. Это была та женщина, которую я видела со Славой на Калининском проспекте весной 1978 года и из-за которой устроила ему скандал. Вернее, пыталась устроить.

- Я вспомнила, Евгений Карлович. Вы говорите, ее звали Ларисой? Я не была с ней знакома, но однажды видела ее с человеком, который для меня очень много значил.

- У вас прекрасная зрительная память, Сашенька, ведь, почитай, шесть лет прошло. Вам бы в розыске работать. А каков портрет! Сам знаменитый Белкин снимал. Натан Яковлевич. Слыхали про такого?

Фамилия Белкин была мне знакома. В «Огоньке» недавно печатался репортаж о его фотовыставке. Опубликованные в журнале фотографии запечатлели известных, сразу узнаваемых людей, но первое ощущение было такое, будто это не снимок, а живописный портрет. Знаменитости на фотографиях не катались на лыжах, не сидели за роялем, не творили за массивными дубовыми столами бессмертные произведения. Белкин снимал только лица. Но в этих лицах было все: и характер, и прожитые годы, и, мне казалось, даже будущее.

- Интересно, как же удостоилась скромная наркоманка сниматься у самого Белкина? - спросила я…

Евгений Карлович рассмеялся. Ленинград - город маленький, это вам, Сашенька, не Москва. Все друг друга знают, особенно старожилы. У этой фотографии очень простая история. Зять Белкина, между прочим, прекрасный врач, Орлов Юрий Романович, в то время заведовал онкологическим отделением, в котором работала Лариса. Какой-то у них там был юбилей, и он попросил тестя сфотографировать его медсестричек. Так появилась эта фотография. А буквально через неделю Лариса погибла. Списали это как несчастный случай. Она умерла от передозировки морфина. Вместо обычного, однопроцентного, у нее было две ампулы десятипроцентного, который обычно используют ветеринары. Маркировки на ампулах не было, это дело обычное. Видно, кто-то дал ей эти ампулы, а до того долго таскал их в кармане. Хотя, пожалуй, в этом случае хоть часть маркировки сохранилась бы, а ее не было совсем. Но как могла Лариса, классная медсестра с почти десятилетним стажем, не обратить внимания на то, что ампулы-то необычные, у них и стекло толще, и качество его другое, и прозрачность. Морфин в таких ампулах, как правило, поступает с Чимкентского химфармзавода. Эти ампулы, знаете ли, Сашенька, такие желтоватые, специально из другого стекла, чтобы избежать путаницы. Впрочем, этого она могла, конечно, не знать. Но не заметить разницу она не могла. Мне тогда эта версия с передозировкой не понравилась, хотя объективно все вроде бы в нее укладывалось. Двери заперты, следов присутствия посторонних в квартире нет. Однако мне все же не верится, что это, просто несчастный случай.

- А почему? - Я насторожилась. Брадис произнес почти те же слова, которые я говорила, когда умер Слава.

- Судите сами. Во всем должна быть логика. Давайте прикинем. Семина была наркоманкой, но не в той стадии, когда трясутся при виде любой ампулы и готовы грязным шприцом вколоть себе что угодно хоть через рукав. Она была хорошей медсестрой и исправно ходила на работу. А работала она в онкологическом отделении, где, чего уж греха таить, достать наркотики - не Бог весть какая проблема. Например, списать можно на тяжелого больного, вколов ему но-шпу с анальгином. Да хитростей полно. А уж как выглядят ампулы с наркотиками - она знала наверняка. Ну, предположим, что у нее в тот момент желание уколоться было, а достать привычное лекарство она не могла. Абы у кого морфин не купить. Да и не продадут незнакомому. Слишком велик риск «спалиться». Значит, купила она ампулы у человека, которого знала. И значит, тот, кто продавал, знал ее. Одной такой ампулы хватило бы на пять, а то и на десять доз. Стало быть, она должна была бы стоить куда дороже, чем обычная. Продавец не мог об этом не знать. Он же этот наркотик не сам сварил, ампула-то заводская. Не могла об этом не знать и Лариса. Зачем тогда она себе вводила смертельную дозу? Ведь кому, как не ей, знать последствия передозировки?

- А не могло это быть самоубийством?

- Думаю, что нет, Сашенька. Хотя в то время, помнится, дома у нее было неладно. Муж ее знал о том, что она кололась, настаивал на том, чтобы она бросила, она его не слушалась… Он, видимо, решил ее повоспитывать и ушел из дома. Его как раз не было, когда все это случилось.

- Так, может быть, из-за того она и решила покончить с собой?

- Посудите сами, Сашенька, Семина прекрасно знала, что одной ампулы за глаза хватит для того, чтобы умереть. Зачем же она купила две? Если она боялась, что одной ампулы может не хватить, а это крайне маловероятно, то почему она набрала в шприц только из одной, а не из обеих сразу? Вот такая логика. Я уж не говорю о том, что в городе в то время других подобных случаев передозировки отмечено не было. А такие случаи обычно идут косяками. Например, украдет кто-то где-то партию просроченного промедола, так он же начинает ее продавать. Клиентуры постоянной у него нет, за качество товара он ручаться не может, сбыть его хочется побыстрее, значит, приходится продавать подешевле. Следовательно, купит его одновременно достаточно много народу и получим мы одномоментно волну похожих несчастных случаев. Так что, думаю я, что не все тут так просто и в чем-то это все-таки похоже на убийство.

- А почему же такую версию не проверяли?

- Ну-у, Сашенька, вы же не первый год замужем. Вы уже целый поручик милиции. Подумайте сами, ну кому же нужен лишний «глухарь».

Я удивленно вскинула брови.

- «Глухарь?»

- У вас в Москве это называется «висяк». Да еще «мокрый». Я же говорил: в версию несчастного случая, ну, на худой конец, самоубийства, все укладывается очень гладко. На том и порешили. Кто бы стал возбуждать уголовное дело по такому факту и портить себе отчетность? Хотя, я думаю, если бы наши сыщики серьезно покопались, можно было бы раскрутить дело. Впрочем, судебной перспективы оно не имело бы. Даже нашли бы злодея, который ей эти ампулы подсунул. Что докажешь? Ведь вводила-то отраву она себе сама. Да что сейчас об этом говорить? Время упущено, ничего уже не наверстаешь. Хотите, я вам фотографию пересниму? Это настоящее произведение искусства. Покажете своему знакомому, расскажете ему эту историю…