Заповедник архонтов - Михаил Ишков

В этот момент глаза у провокатора округлились, он с испугу выпалил.

— Вот злыдень прозрачный! Как же охотник его разглядел?

— Вот так и разглядел. Леший, — разъяснил я, — это был. Он не из прозрачных. Он по лесам пасется, дебри охраняет. Нечистая сила, одним словом.

— Ну-ну! — скептически заметил один из Роовертов. — Это что за нечистая сила? И не из прозрачных. Может, сам Черный гарцук?

— Тише вы, преступники! — взъярился вконец раздосадованный страж. — Дайте послушать! Что там дальше было, старик?

— Охотник, — продолжил я, — не будь дурак, нацелился оружьем — бац! И угодил ему в самое брюхо!

Все радостно загалдели, запрыгали с ноги на ногу. Главный инженер от радости вскинул руки и пошел по камере вприсядку. Наконец все утихомирились, придвинулись ко мне поближе.

— Леший застонал, повалился через пальмовую колоду, да тотчас привстал и потащился в чащу. Следом за ним полетела собака, а за ней охотник поспешил. Шел-шел и добрел до высокой горы, в той горе расщелина, в расщелине домишко стоит. Переступил через порог, смотрит — леший на лавке валяется, совсем издох, а возле него сидит молоденькая мамка и горько плачет: «Кто теперь меня кормить-поить будет?» Поздоровался с ней охотник, спрашивает, чья она будет, откудова? «Ах, добрый поселянин! Я и сама не ведаю, позабыла, кто я и где мои отец с матерью»…

— Они такие… — подтвердил один из излеченных мной губошлепов. — Стоит на волю выпустить, сразу забывают, чьи родом и в каком инкубаторе воспитывались.

— Тише ты!.. — перебил его парнишка. — Ну и как он, охотник, с мамкой совокупился?

— Нет, — ответил я, — сначала домой к родителям отвел, спросил разрешенье, потом только. Но самое удивительное, знаете, в чем?

— Ну? — вытаращил глаза парнишка.

Страж подался вперед, даже оба Роональда рты пораскрывали.

— Рассказала та мамка, что у лешего в жилище всякого добра — ртути, двуокиси титана, золота самородного — видимо-невидимо. Бросились поселяне искать его, долго плутали по лесу, только не нашли.

— И-эх! — крякнул с досады страж и стукнул тупым концом копья о пол.

Роональды скривились, глянули презрительно, а главный инженер, отдохнув после присядки, задумчиво потер переносицу — мне ошарашено померещилось, что он сейчас пенсне снимет — спросил.

— Как понять «горько плачет»? Под мышками чешется? Есть сомнения и насчет «нечистой силы». Такой не существует… Разве что и впрямь агент Черного гарцука?

— Что-то вроде этого, — кивнул я, потом повернулся на бок, глянул на плешивого. Тот лежал, повернув голову в мою сторону, положив руки под щеку. Глаза были открыты, он пристально всматривался в мое лицо, словно пытался что-то вспомнить. Наконец прошептал.

— Это ты правильно сказал, старик, пропитанье называют «хлеб наш насущный».

Я тихонько забормотал.

— Даждь нам днесь… и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим! И не введи нас во искушение, но избави нас от прозрачного, ибо твое царство есть, и сила, и слава. Аминь.

Глаза у Суллы расширились. Он некоторое время неотрывно смотрел на меня, потом потянулся и трепетно схватил за руку.

— Ты?!

— Я.

Он блаженно улыбнулся и с облегчением вздохнул.

— Наконец-то! Будь славен, святой ковчег!

Раздался далекий удар колокола, люди в камере встрепенулись, начали раскатывать тюфяки, взбивать кулаками подушки. В последний момент я успел заглянуть в душу провокатору — у того струйкой скользнула в сознание опаска, как бы не проспать злой умысел. Храни меня, ковчег, только бы не сплоховать, успеть схватить злоумышленника за руку, вовремя донести о намечающихся кознях. Вот было бы здорово, тогда бы ему послабление могло выйти. Ему так хотелось на волю, к мамке, однажды встреченной на случке и оказавшейся такой милой, душевной собеседницей. Я едва успел навеять ему надежду — придет срок, и они встретятся, наговорятся досыта. Никакой бригадир или звеньевой не осмелятся подойти к ним в самую интимную минуту. Никто не повысит голос, не ткнет тупым концом копья в ребра. Они убегут далеко-далеко, в степь, что распахнула простор на той стороне реки. Найдут уютную рощицу, там совьют гнездо. Мамка отложит четыре яичка, они по очереди будут высиживать их… Провокатор как-то мучительно потянулся и в следующую секунду отключился.

Долго я ворочался на ложе — сон не брал меня. Даже после отбоя! Рядом дрых Сулла, с другой стороны успокоился главный инженер. Был он как каменный. Вообще, засыпали хордяне мгновенно, также просыпались. Как утюги! Включишь — загорится лампочка, побежит тепло, можно гладить; выключишь — перед тобой остывающий кусок металла. Меня же подобная мертвящая оторопь никогда не брала — видно, попечитель перестарался. Я лежал и с прежней бездумной улыбкой смотрел в потолок. Там густо, семьями, ползали разноцветные букашки. Сквозь высоко расположенные, зарешеченные проемы в камеру вливался легкий изумрудный свет. Видно, Таврис, сменив большого брата, побежал по небосводу. Я повернулся к Сулле и ткнул его кулаком в бок. Тот мгновенно проснулся, рывком сел на нарах.

— Давно здесь кантуешься? — спросил я его.

Тот огляделся, сладко зевнул и ответил.

— Почти половину сезона…

Я прикинул — по земному счету это что-то около двух лет.

— Чем все это время занимался?

— Думал. Прикидывал что да как.

— Что надумал?

— Прав ты, учитель, оказался. Исполнение желания или отказ от него — это не просто. Для этого высшая мудрость нужна. Вот тут, — он постучал себя по правой стороне груди, — истина хранится. С сердцем следует соизмерять желания. Сердце — божий дар, оно не обманет.

— Как же ты в тюрьме оказался?

— После ядерного удара разбрелись мы по материкам…

Я оторопело глянул на него.

— После какого ядерного удара?..

Сулла посмотрел на меня с укоризной.

— Что ж ты, учитель, воплотился, а не ведаешь, что после твоей смерти, мы долго сидели, обмозговывали насчет ковчега. Сначала всем поселком, потом всеми поселениями, что возле шахт расположены. Потом собрались скопом и попросили руководство показать нам ковчег. Вот тогда славные и накрыли нас ядерным зарядом. Мы-то сначала сомневались: может, прозрачные постарались, потом людей послушали, сами покумекали. Решили — нет, без славных здесь не обошлось. С тех пор родилось в нас сомнение. Выжили немногие. Андрей, Петр и я, мы в ту пору были в шахте. Глубоко…

— Кто-нибудь еще спасся?

— Не знаю. Говорят, где-то видали Левия Матвея, его, ослепшего, водят Савл и Якуб. Мы, учитель, храним твое слово, несем по поселениям, заводам и шахтам. Повстречаем ходока, разговоримся. Если тот спросит, почему жизнь хреновая — объясним популярно, что к чему. Если ему долг опостылел, расскажем о тебе — был, мол, такой хордянин, который о всех нас заботился, видел вглубь и вширь, врал складно. Вот ты, поселянин, и пораскинь умишком, долг ли учитель исполнял или иначе жить не мог? Ты маешься не от того, что жизнь докучна, а потому, что не тем занялся. Когда же прозреешь, уцепишься покрепче за истину, вздохнешь свободно. А желания?.. Что такое желания… Суета. Исполняй, если позарез хочется. Но не забудь спросить себя, те ли желания исполняешь? Может, тебе иного хочется. Может, ты всю жизни мечтал на ковчег взглянуть, и потому скорбишь.