Успеть. Поэма о живых душах - Алексей Иванович Слаповский

НИНО а я и не сказала что мне с этого и надо было начать что ты не мне сказал а сам знаешь кому!!! и это у меня не умищаеться в голове как это можно это предательство так и знай

КЕЙ переведи на руский

НИНО если не понял то совсем тупой

КЕЙ будеш со мной так говорить я вобще не буду говорить

НИНО успокоились ладно?

КЕЙ мне надо оторватся по работе я скоро

НИНО я тоже у меня тут дела стукнусь через полчаса

НИНО иду в душ а ты помечтай

НИНО уже ушел?

НИНО ладно тебе же хуже

Галатин выскользнул из комнаты с чувством, будто что-то украл. Сидел в кухне, пил чай, не желая чая, — чтобы чем-то себя занять. Ему казалось, что в словах дочери видятся до обидного ясно ее пустота и мелкость, он чувствовал разочарование и этого разочарования стыдился: мы должны любить детей такими, какие они выросли, тем паче, что мы их и растили. Он хотел смириться и успокоиться, но не мог смириться и успокоиться.

Вошла в кухню после душа Нина — тоже попить чаю. Присела к столу. Галатин опасался глянуть на нее — вдруг догадается. Но дочь, съев печеньку, ушла с кружкой чая к себе. Как обычно.

После этого что-то окончательно оборвалось, Галатин прекратил попытки понять дочь, сблизиться с нею.

Нина стала ему неинтересна, и с этим уже ничего не поделаешь.

Осталось лишь родственное, кровное, привычное.

Потом умерла Женя, потом мама, отец стал плох головой, Галатин взял его к себе, а отцовскую двухкомнатную квартирку Нина выпросила себе, они стали видеться совсем редко. А потом появилась Настя, а вскоре и Алиса, новая любовь Галатина. Жили дружно, отец с сыном своими руками переоборудовали квартиру, соорудив два санузла и из черного хода сделав для Галатина отдельный вход, но сохранив и дверь меж его комнатой и остальными. И вместе, и отдельно, всем удобно, всем хорошо. Потом, когда Настя и Антон приняли решение перебраться в Москву, пришлось продать эту замечательную квартиру, чтобы дать им денег на обустройство, Галатин с отцом вернулись в родовое двухкомнатное гнездо, а Нина снимала квартиру или жила то у одного, то у другого бойфренда.

Полтора года назад у нее появился Гера Кружкин, человек неопределенных занятий, очень небедный. По предположению Галатина — авантюрист. Нина на вопрос о профессии и занятиях Кружкина, ответила коротко:

— Коучинг.

Галатин человек современный и нахватанный, все эти новые слова знает. Уточнил:

— И чему учит?

— Общению.

— Область неизведанная, загадочная, — иронично одобрил Галатин.

Утешительно, что Гера красавицу Нину ценит, балует подарками, летали вместе отдыхать на лазурные берега, недавно купил ей машину. А себе купил квартиру в хорошем малоэтажном доме на улице Мичурина, в пяти минутах от дома Галатина, и Галатин мог бы заходить хоть каждый день, но не очень-то приглашали, да не очень-то и хотелось. Поэтому он общался с Герой всего раза три или четыре, и то мимоходом. Себя перед собой оправдывал так: позавчера у Нины были какой-то Виктор, вчера какой-то Прохор, сегодня Гера, завтра будет кто-то другой, лучше ни к кому не привыкать. Ни какого-то Виктора, ни какого-то Прохора, ни Геру Галатин не видел отцами будущих детей Нины. По правде сказать, не очень расстраивался — не был уверен, что ему хватит душевных сил еще на одного внука или внучку помимо Алисы. Никого он так, как ее, уже не полюбит. А если вдруг полюбит, то получится по отношению к Алисе небольшое предательство, а на переживание предательства у Галатина тоже нет сил. Заметим тут не совсем к месту, чтобы не забыть: жизнерадостная подлость — штука нелегкая, она требует соответствующего здоровья и энергии.

До встречи с дочерью оставалось время, и Галатин заглянул домой, посмотреть, как отец.

Руслан Ильич завтракал: ел из кастрюльки макароны.

— Разогрел бы, — сказал Галатин.

— Нам, татарам, все равно, — ответил отец обычной поговоркой.

— Кефир пил?

— Пил.

На подоконнике стояла чашка, накрытая пластиковой крышкой. Галатин налил туда кефира утром, чтобы тот был комнатной температуры. Он поднял крышку: кефир не тронут. Поставил чашку перед отцом.

— Еще, что ли? — спросил отец.

— Тот самый. Не пил ты.

— Разве? А казалось, что пил. Вот память. Выпью, ладно. Как там погода?

— Зима.

— Холодно?

— Нормально.

Глаза человека в старости выцветают не цветом, а смыслом. Мы ведь даже не замечаем, как постоянно что-то обдумываем — и когда едим, и когда просто идем по улице, и когда чистим зубы, довольно туповато, надо признать, глядя в зеркало. Мозги ворочаются, совершается какой-то процесс, он отражается в глазах. А с возрастом процесс ослабевает, ничего не отражается, и это грустно видеть. Особенно у отца, остроумного красавца, короля пошивочного цеха, инженера-технолога, который ходил меж вздыхающих взглядов двух десятков швей, как капитан Грей, ожидающий, когда наконец сошьют алые паруса, хотя шили на этой фабрике трусы и майки для армии, милиции, больниц и тюрем. Внешне отец был очень похож на пианиста Вана Клиберна, кумира советского народа конца пятидесятых, волосы такие же кудрявые, только потемнее (от них давно ничего не осталось), выделялся в любом обществе, да еще умел и вести себя киношным аристократом. Мама была внешне попроще, советская женщина с обложки журнала «Работница», многие были уверены, что при такой жене муж обязательно погуливает, но нет, Руслан Ильич знал только работу и дом, жену ровно и преданно любил, уважая ее спокойный, тихий ум и ровную доброту, к рассказам друзей об амурных победах относился с брезгливым недоумением. Выписывал и прочитывал от первой до последней страницы журналы «Вокруг света», «Знание — сила», «Наука и жизнь», коллекционировал джазовые пластинки, сконструировал стереосистему с хорошим усилителем, любительски играл увлекался игрой на классической гитаре, никогда при этом не аккомпанировал застольным песням и не играл для гостей; он и выучил сына играть, а потом себя за это корил, огорчался, что Василий пошел не по технической части, стал музыкантом. Рок-музыку не принимал. Однажды Василий попросил отца послушать «Иисус Христос — суперзвезда», ему дали две катушки на день — переписать. Тот внимательно прослушал и сказал: «Местами неплохо, но это же эстрада». (Слова «попса» тогда еще не было). Василий был не согласен, но спорить не стал.

После смерти жены Руслан Ильич за полгода высох телом и умом, стал похож на благородно безумного Дон Кихота из старинного фильма — в исполнении актера Черкасова. Впрочем, это кино, а на самом