Учитель для ангела - Елена Райдос

никаких изменений, типа отклика высших сил или, на худой конец, удовлетворения от проделанной работы. Собственно, сейчас она вообще ничего не чувствовала, кроме физических страданий.

Обычно Василиса легко признавала свои ошибки, но на этот раз, вместо покаяния, она принялась винить в своей неудаче инструктора, руководившего медитацией. Дело в том, что место на красной подушке с вышитыми драконами сегодня занимал не Валера, а его приятель, согласившийся подменить своего захворавшего коллегу. Нужно сказать, что злость, которую Василиса молча изливала на голову ничего не подозревавшего мужика, явно шла от противного, ведь первое её впечатление от нового инструктора было сугубо позитивным. Впрочем, точно такое же впечатление новичок произвёл на весь женский состав ретритчиков. Герман, так звали Валериного приятеля, был не просто красавчиком, его внешность была настолько идеальной, что даже казалась ненастоящей.

Тёмно-карие глаза с лёгкой чертовщинкой смотрели доброжелательно и немного снисходительно, словно их обладатель знал что-то такое, запредельное и недоступное собравшимся в зале неофитам. Копна вьющихся каштановых волос обрамляла смуглое лицо идеальных пропорций, тщательно выверенная недельная небритость дополняла ноткой нарочитой небрежности образ отрешённого от мирской суеты отшельника. Однако главным достоинством Германа несомненно была его фигура. Занимаясь цигуном, вы вряд ли станете ожидать от инструктора спортивного телосложения или рельефной мускулатуры, в конце концов, это же не футбол и не атлетика, здесь физухи кот наплакал, да и та несёт в себе лишь чисто подготовительную функцию.

Собственно, Валера как раз и являл собой типичный образ цигуниста, эдакого пухлого колобка с вечно улыбающейся физиономией. В противоположность ему, Герман обладал высоким ростом, был поджарым, гибким и в меру накаченным. Причём, это вовсе не была типичная юношеская стройность. Если красавчик и не разменял пока свой пятый десяток, то к сороковнику совершенно точно подошёл вплотную. Тем импозантней смотрелись его плавные выверенные движения, а когда Герман без видимых усилий сел в полный лотос, то по залу прокатился восхищённый вздох, сорвавшийся с губ десятка разновозрастных дамочек, единодушно признавших в новом инструкторе эталон мужской красоты.

Увы, тётки явно рано обрадовались, ведь физические недостатки Валеры делали его снисходительным к слабостям учеников, поскольку ему и самому непросто давалось долгое сидение на пятой точке. Колобок не скупился на перерывы, любил разбавлять практики прикольными рассказами из жизни учителей и щедро делился собственным опытом. Его занятия были наполнены элементами развлекательного характера, а потому переносились легко, без напряга. А вот Герман, как вскоре выяснилось, и не думал веселить собравшуюся публику, настроен он был предельно серьёзно, о чём однозначно свидетельствовало его заявление перед началом медитации.

— Если кто-то устанет или решит закончить раньше времени, — он обвёл испытывающим взглядом притихший зал, — не стесняйтесь, уходите, только тихо.

— Так ведь ночью метро не ходит, — резонно заметил парень у окна.

— В соседнем зале имеются коврики для йоги, — Герман кивнул в сторону двери, — можете взять подушки с одеялами и поспать до утра. Одно условие — не храпеть, — с этими словами он включил тихую медитативную музыку и закрыл глаза.

Поначалу столь жёсткий подход участникам ретрита даже понравился, как-то сразу настраивал на ответственное отношение к процессу, однако на исходе второго часа зал постепенно начал наполняться шуршанием и даже тихим шушуканьем. Публика явно не предполагала, что ей действительно придётся медитировать всю ночь, хотя именно так было заявлено в программе ретрита. Медитирующие то и дело бросали на инструктора недоумённые, а потом и откровенно осуждающие взгляды, как бы обозначая своё недовольство происходящим. Увы, Герман оказался непробиваемым, он словно превратился в каменную статую, даже дыхания не было заметно. Лицо его сделалось отрешённым, на губах лёгкой тенью играла беззаботная улыбка, словно хозяин этого тела пребывал сейчас где-то далеко, в заоблачных эмпиреях.

Отчаявшись получить обычную дозу шуток и забавных рассказов, ретритчики один за другим потянулись на выход в соседний зал, чтобы утопить своё разочарование в беспокойном сне на жёстком коврике. Вначале Василиса поглядывала на отступников снисходительно, даже с некоторым превосходством, но постепенно снисхождение к человеческим слабостям переросло в её душе в откровенную зависть к пофигизму сдавшихся соседей. За последний час она уже с десяток раз принимала решение отползти вслед за отступниками к заветной двери в соседний зал и держалась исключительно на самолюбии. Это было глупо, по-ребячески, никакого толку от её издевательств над своим телом всё равно не было и быть не могло, но Василиса из чистого упрямства продолжала сидеть на своей подушке, изображая глубокий транс.

В зале царил загадочный полумрак от тусклого светильника, расположенного у ног инструктора, и каждый раз, открывая глаза, медитирующие имели сомнительное удовольствие лицезреть его улыбающуюся физиономию. Василиса уже видеть не могла эту блаженную улыбочку и старалась вообще не смотреть в сторону Германа. Однако долго сидеть с закрытыми глазами было чревато, можно было в лёгкую заснуть и грохнуться на пол с подушки, так что волей неволей приходилось пялиться на красавчика, проклиная тот час, когда она решила провести ночь в ретритном центре. В очередной раз открыв глаза, чтобы немного взбодриться, Василиса к собственному удивлению обнаружила, что каменная статуя вдруг ожила. Глаза Германа были открыты, он смотрел на неё пристально, изучающе, и в этих глазах сейчас не было ни капли привычной снисходительной доброжелательности, это был взгляд хищника, выслеживающего добычу.

Василиса вздрогнула от неожиданности, разрушая магию момента, и её реакция сыграла роль будильника, выдёргивающего спящее сознание из сладкой дрёмы. Герман легко поднялся на ноги, словно и не сидел в лотосе несколько часов, и жестом подозвал к себе наиболее стойких цигунистов, которых на тот момент оставалось всего четверо. Вздох облегчения пронёсся по залу словно бодрящий ветерок, но тут же сменился оханьем и кряхтением, когда медитирующие принялись разгибать затёкшие конечности. Герман спокойно ожидал окончания этой забавной сценки, ни единым жестом не показывая нетерпения или неудовольствия, напротив, он расслабленно улыбался, и в его глазах светилось искреннее сострадание к ученикам. Если бы всего несколько секунд назад Василиса ни видела его хищного оскала, то сочла бы этого человека прямо-таки образцом терпимости и доброты.

— Метро откроется через полчаса, — тихо объявил он, — вам как раз хватит времени, чтобы переодеться и прогуляться до входа неспешным шагом. Предлагаю не будить тех, кто не досидел до окончания практики. Оставшихся поздравляю с серьёзным шагом по пути развития, — с этими словами Герман развернулся и покинул зал, даже не попрощавшись.

Василиса устало вздохнула и отправилась в раздевалку. Из стойкой четвёрки она была единственной представительницей слабого пола, а потому у неё не оказалось компании для прогулки до метро, мужики оделись