Поймать хамелеона (СИ) - Юлия Цыпленкова

смотрите, грибы собирать мастак. Вот анекдот будет! Шел себе и шел, тростью траву раздвигал. И гриба нет, и сам заблудился. Вот уж истинно анекдот! — воскликнул Полянский и рассмеялся в этот раз громко и заливисто.

Михаил, внимательно слушавший, усмехнулся и покачал головой.

— Вы, верно, в городе живете?

— Всю свою жизнь, — отсмеявшись, ответил Алексей Дмитриевич.

— Не время еще грибам, — пояснил Воронецкий. — Рано искать пошли.

— А вы ходите по грибы? — живо заинтересовался его собеседник.

Помещик отрицательно покачал головой.

— Нет, я не хожу. Охочусь, у пруда в детстве посидеть любил с удочкой. Сейчас как-то подзабылось это увлечение, дела всё больше времени занимают. А за грибами не хожу. Дед мой любил пройтись с дворовым, бабушка сказывала. Отцу уж не до забав было, а теперь и мне время пришло о семье заботиться.

— Вы женаты? — полюбопытствовал Полянский. — Должно быть, женаты. Раз уж о семье пришло время заботиться. Наверное, супруга ваша красавица. И, должно быть, дитя свое уже на руки взяли?

Михаил вновь усмехнулся и покачал головой.

— Нет, жены у меня нет.

— А как же тогда? — изумился Полянский. — Хотя, постойте. Это я истолковал ваши слова неверно. Должно быть, вы имели в виду бабушку, раз упомянули ее, и родителей, коли батюшка уже не может заниматься делами.

Воронецкий вздохнул и опустил взгляд в траву. Увидел небольшой камешек, подобрал его и, размахнувшись, закинул в пруд. С минуту полюбовавшись на круги, расходившиеся там, куда упал камень, он вновь посмотрел на собеседника.

— И вновь вы ошиблись. Мои родители умерли, и бабушка тоже.

— Ох, — Алексей Дмитриевич растерянно моргнул, а после сжал плечо помещика: — Простите меня, ради Бога, простите, Алесей Михайлович…

— Михаил Алексеевич, — поправил его Воронецкий, и собеседник окончательно стушевался:

— Да что же такое, — пробормотал он. — Сегодня я вовсе сам себя превзошел. То-то вы были неприветливы поначалу. Должно быть, такие как я часто досаждают вам.

— Что вы хотите сказать? — не понял Михаил.

— Да чего уж тут, — вздохнул Полянский. — Такие вот незваные гости, которые выходят из леса.

— Вы первый, — заверил Михаил и добавил: — Простите, я не хотел сказать, что вы мне досадили. И простите великодушно, если я показался вам неприветливым. Попросту растерялся. Ваше появление было неожиданным, только и всего.

— Выходит, другие незваные гости объявляют о визите прежде, чем выйти из леса? — весело улыбнулся Алексей Дмитриевич, перестав расстраиваться.

— Вы первый, — усмехнулся Воронецкий, — это я и имел в виду, когда сказал прежде. У нас тут только свои ходят.

— Вот как, — то ли спросил, то ли просто отметил собеседник, но взгляд его на мгновение стал задумчивым. — Стало быть, чужих не было.

— Не было, — подтвердил молодой человек.

Полянский вновь встряхнулся и щелкнул пальцами:

— И это хорошо! Хорошо, когда никто незваный не вторгается. А то ведь как бывает, явится такой и давай хозяев расстраивать, имена их путать, пугать, когда они от дел праведных в уединении отдыхают.

Он рассмеялся. Михаил моргнул, пытаясь понять, что хочет сказать собеседник, но осознал, что тот имеет в виду свое появление, и хмыкнул.

— Ну что вы, Алексей Дмитриевич, вы меня вовсе не расстроили. Напротив, даже скрасили досуг.

— Так о ком же вы заботитесь, раз родные ваши почили, а жены и детишек нет? — вернулся незваный гость к прежнему разговору.

— О сестре, — с рассеянной улыбкой ответил Михаил. — Мы с ней вдвоем остались. Родней Глашеньки у меня никого нет. Вот о ней и забочусь.

— Дитя еще совсем?

— Девица на выданье. Между нами разницы всего два года. Устрою ее счастье, после и о своем подумаю.

Полянский деловито покивал, а после спросил:

— В добром ли здравии Глафира Алексеевна?

Михаил, смотревший на пруд, порывисто обернулся и впился в собеседника пытливым взглядом.

— Что такое? — опешил тот. — Отчего вы так странно смотрите на меня.

Воронецкий выдавил улыбку:

— Простите, — и нашелся, чем скрыть свою подозрительность: — Вы назвали мою сестру по имени.

— Назвал, — развел руками Полянский, вдруг выдохнул и хмыкнул: — Вот ведь. Вы, должно быть, не заметили, что назвали сестру по имени, пока говорили. Глашенька. Стало быть, Глафира. А сестрица вам родная, выходит, Алексеевна. Только и всего.

— Да, признаться, не заметил, — усмехнулся Михаил и отвернулся, чтобы скрыть оставшуюся напряженность.

Однако быстро расслабился. И вправду, чего это он вспылил? Вопрос самый обычный, который задают из вежливости. И все-таки укол подозрительности на миг опять ощутил. Что если этот Полянский виновен в состоянии Глаши? Что если он вышел не случайно, и узнать пытается, какова сейчас его жертва, не сказала ль чего-нибудь, не помянула его?

— Глафира Алексеевна здорова, благодарю, — все-таки ответил Воронецкий. — Сегодня вот просила отвезти ее за новой шляпкой, — это уже вырвалось само собой. Но говорить о том, что сестра не здорова, совершенно не хотелось, имел ли незваный гость к этому отношение или нет.

— Ох уж эти дамы, — весело рассмеялся Алексей Дмитриевич, — что юные, что зрелые. Им то шляпку, то заколку. А если уж платье новое, так к нему всё разом! Но, — он поднял вверх указательный палец, — лишь бы были счастливы. И в добром здравии, разумеется. Не люблю, когда кто-то болеет. Даже когда мой слуга — Николашка, простывает, и то расстраиваюсь. Сам ему врача зову. Не дело это, когда человек в горячке мечется. Или еще чего. А ваши слуги здоровы?

— Здоровы все.

— И я вот вроде и здоров, а взял и заблудился, — со смешком ответил Полянский. — Вроде в своем уме, а вечно что-нибудь этакое сотворю. А у вас таких нет? Кто сотворит что-нибудь этакое? Возьмет и заблудится, к примеру, или вовсе уйдет, никому ничего не сказав?

Михаил поднялся на ноги и машинальным движением отряхнулся. Продолжать разговор ему окончательно расхотелось. И новый знакомый начал всё больше казаться подозрительным. Вроде и ничего такого не сказал, а вроде и вопросы странные задает. Впрочем, так Воронецкому казалось из-за Глаши, но может, и не казалось.

— Нет, ничего такого, — ответил он с улыбкой. — Все мои люди знают лес, никто не блуждал. А сестрице и вовсе там делать нечего. Идемте, я велю запрячь коляску. Вас отвезут до поместья Долгохватовых, иначе умаетесь, пока доберетесь.

— Благодарю! — жарко воскликнул Полянский. — И воды! Ужасно хочется пить!

— Разумеется, — кивнул помещик и, сняв повод Метелицы с сучка, первым направился прочь от озера. Новый знакомый последовал за ним.

Он пристроился рядом и некоторое время поглядывал на лошадь Воронецкого, наконец, причмокнул и произнес:

— Примечательная у вас кобыла. Сразу видно, что выносливая. Наверное, замечательно на этакой красавице гнать в галопе.

Михаил немного