Белые пелеринки - Лидия Чарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему у вас красные глаза и прыщи? — спрашивает она свою маленькую учительницу.
Фальк подскакивает на скамейке, точно ее укусила блоха. В ее красноватых глазах стоят слезы.
— Ты порядочная дрянь, Палтова, — шипит она, — я не виновата, что меня Господь Бог создал такою.
И она готова расплакаться.
Южаночке становится вдруг жаль Фальк. Правда, ведь она не виновата, что родилась такой. О, зачем, зачем она обидела Фальк?!
И тут же, желая исправить свою ошибку, она берет холодную, всегда потную руку белобрысой Каролины, жмет ее и шепчет:
— Это ничего, Фальк, это все вылечить можно. У нас есть доктор на юге, Сморов, он одного солдатика вылечил от золотухи и командирскую собачонку Луньку. Совсем запаршивела Лунька, а он ей раз прописал, и все прошло… Как рукой сняло. И тебе пропишет, хочешь, я его попрошу в письме.
Голос Инны звучит так нежно, а Фальк… Боже Великий, что сделалось с Фальк? Слезы брызгают двумя фонтанами из золотушных глаз немки, она делается красной, как вареный рак, и, упав на пюпитр, разражается слезами.
— Ты гадкая, злая насмешница, Палтова, ты дрянь! Ты… О-о-о-о! Как я ненавижу тебя!
Южаночка уничтожена. Разве она хотела этого? О, напротив, совсем напротив. А Фальк рыдает все громче и громче. Вокруг них уже собирается толпа. С кафедры спешит г-жа Бранд, за нею из противоположного угла черненькая, апатичного вида девушка в сером, m-lle Карасева, немецкая папиньерка и помощница Бранд.
— Лина! Лина! О чем ты! — с испугом вопрошает Эмилия Федоровна племянницу.
— О, Tante, Tante! (о, тетя, тетя!) — рыдает Фальк. — Она, Палтова, эта. Она назвала меня паршивой собачонкой!
M-lle Карасева злыми глазами впивается в лицо Южаночки и шипит:
— Ага! Опять твои проделки! И что за ужас — произносить такие слова! О, невозможная, испорченная девчонка. Становись сейчас к доске. Ты будешь стоять там до шести часов, слышишь?
До шести часов много времени. Целый час. Теперь только пять. Простоять шестьдесят минут у доски — о, это нелегкая штука. И за что?! За то, что Фальк говорит неправду? Разве она, Инна, назвала ее так? Нет! Желая ей добра, она, Южаночка, сделала маленькую неловкость. Но она не виновата. И размышляя таким образом, Инна направляется к доске, не пробуя даже просить прощения. Все равно ведь не поможет. Фальк плачет, значит, она чувствует себя несчастной. А виною этого несчастья — она. Вот, она и должна расплатиться одна за все.
Южаночка стоит у доски и старается думать о чем-то очень хорошем. Завтра воскресенье, и она увидит дедушку своего, милого, дорогого. Ура! Ура! Ура! — мысленно ликует девочка, не решаясь, однако, теперь уже вслух крикнут это «ура». Потом мысль ее перескакивает на другое. Она и Гаврик держат пари. Надо проделать нечто, что не приходило еще в голову ни одной институтке и что она, Инна, придумала сегодня утром, ужаснув своей смелостью даже шалунью Гаврик. Они так долго спорили и пререкались тогда.
— Сделаю! — выходила из себя Южаночка.
— Нет! — опровергала ее Гаврик.
— А я тебе говорю, что сделаю!
— Не посмеешь!
— Не посмею? Я? Ну вот, ты меня и не знаешь! Нет еще ничего такого, перед чем бы задумалась я! Хочешь пари?
— Хочу! Хочу! На банку варенья! — обрадовалась Гаврик.
— Нет, без всякой банки, а просто так. Приходи сегодня после дневного чая в залу, когда там будут бегать наши седьмушки и прочие младшие. Тебе докажу!
— Идет! — согласилась Гаврик, и план был готов.
И вот Южаночка наказана так не вовремя. Так некстати подвела ее эта плакса Фальк! Как же после этого и не проиграть пари!
Две трети девочек находятся теперь в зале, бегают, резвятся там, устраивают игры, танцуют под рояль, и Щука там, и Гаврик, а она здесь. Целый час, целый час!
Чтобы как-нибудь скорее и незаметнее провести этот час, Южаночка смотрит в окно. За окном зима. Снег идет. Погода — ужас! Что, если завтра будет такая, приедет ли дедушка в прием? Ах, если бы приехал. Конечно! Конечно, приедет! Он так любит ее, Инну, и потом, что такое значит погода для старого героя. А?
— Господа! В классе угар! Выходите скорее, надо открывать фортку. Я столько раз говорила истопнику, что по два раза в день нельзя топить печь, — послышался недовольный голос Карасевой. — В зал, маленькие, ступайте все в зал.
Что это? Или она ослышалась, Южаночка? В зал? Ах, отпускают в зал! Какое счастье! Угар в классе! О, благодетельный угар, о, милая печка! Фрейлейн Бранд, проходя мимо нее, говорит сердито:
— Ступай, Палтова. Перед ужином достоишь, что тебе осталось. А теперь марш со всеми остальными в зал.
И Южаночка выбежала из своего угла, торжествуя неожиданную победу.
* * *— Гаврик! Гаврик! Щука! Даня! Где вы! Вот и я!
И, бесцеремонно расталкивая попадавшихся ей то и дело на пути воспитанниц своих и чужих классов, Инна неслась по зале, отыскивая своих друзей.
— Боже мой, эта новенькая толкается, как мужик с барки! — послышался недовольный возглас какой-то чопорной девицы пятого класса.
— У нее манеры извозчика! — вторила ей другая «пятушка».
— Mesdames! Что вы хотите, если ее воспитывали солдаты в полку! — презрительно поводила плечиками третья.
А Южаночке и горя было мало от всех этих замечаний. Она пронеслась через всю залу, сбив с ног какую-то не вовремя подвернувшуюся ей «чужеземку», пославшую ей вдогонку негодующее: Monstre! (Чудовище!) — и уже стояла перед Гаврик и Даней, восседавших на подоконнике.
— Вот и я! Пришла выполнить пари! Не ждали? И раньше бы прибежала, да Фальк наябедничала Крысе. Крыса наказала, поставила у доски. К счастью, угар в классе. Выпустили. Вот она — я! Сейчас же и пари мое исполню!
Южаночка скомандовала:
— Смир-р-рно! Ружья на плечо. А теперь ступай за мною! Шагом марш! — и замаршировала к печке в дальнем углу зала. Здесь между нею и огромным портретом одного из покойных Императоров образовался небольшой уютный уголок. В этот уголок и бросилась Инна в сопровождении своей маленькой команды. Примостившись на краю деревянной скамейки, стащила с ножек и грубые институтские башмаки, и белые нитяные чулки.
— Ага! Вот и сделала, что хотела. А теперь глядите! Раз! Два! Три!
И, вскочив со скамейки, перебирая голыми ножками и звонко смеясь, Южаночка снова понеслась по залу.
Гаврик и Щука, «премьерованные» шалуньи, как их называли в институте, кинулись со всех ног вдогонку за ней.
— Выиграла пари! Выиграла! Ай да Южаночка! Ай да молодчина! — визжала Гаврик, ликующими взглядами окидывая попадавшихся ей навстречу воспитанниц.
— Месдамочки! Смотрите! Какой ужас! Палтова — босая, как какая-то деревенская девчонка! С ума она сошла, что ли?
— Эта Палтова — разбойник какой-то! Подумайте, она держала с Гаврик пари, что три раза обежит босая вокруг залы! — захлебываясь рассказывала Жемчужинка, маленькая девочка.
— Боже! Боже! Но ей достанется от Мильки, если увидит ее, — прошептала высокая Ланская и крикнула мчавшейся навстречу Инне:
— Палтова! Безумная! Остановись! Тебе говорят, остановись же! Обувайся скорее!
Но Южаночка, успела уже сделать два круга, теперь ей оставался еще третий раз обежать залу и тогда пари выиграно, и она докажет свою удаль обеим своим подругам!
Как раз в то время, когда сама она неслась быстро, как призовая лошадь, описывая круг на арене цирка, чья-то худая тонкая фигура незаметно метнулась от входа зала в ее противоположный конец, туда, где между печкой и портретом чернели прюнелевые ботинки и сиротливо белели на скамье нитяные Южаночкины чулки. Подбежать к скамейке, схватить то и другое, сунуть под передник и тем же стремительным шагом вернуться в коридор было для Каролины Фальк делом одной минуты.
В следующее же мгновенье она стояла перед своей теткой, госпожой Брандт, и шептала, закатывая под лоб свои золотушные глазки.
— О, Tante, Tante! О, какой ужас! Она сняла обувь и бегает по залу — босая!
— Кто? Кто бегает босая по залу? Говори же толком, Лина! — испуганно проронила та.
— Палтова, тетя, Палтова. Кому же другому придет в голову такая мысль. Ах, тетя! Вот ее обувь. Я принесла ее тебе! — И Лина протянула злополучные башмаки классной даме.
Между тем, Южаночка, не подозревая предательства, с легким сердцем заканчивала последний круг, под неумолкаемый хохот столпившихся в кучку «чужеземок» и «своих». Неожиданно громкий голос Верховской, стоявшей «на часах» у двери во все время «номера», испуганно крикнул:
— Милька идет! Инна! Палтова! Беги обуваться скорее.
— Выиграла пари, выиграла, — пронеслось в ту минуту по залу ответным криком.
И Южаночка стрелой бросилась к заветному уголку, между портретом и печкой.
Каково же было изумление и даже испуг девочки, когда она не нашла там ни башмаков, ни чулок.