Взаимодействие с силой - Скогорев Дмитрий Викторович

«Кощуны и басни — близкие понятия, но не тождественные:

„Инии гудуть (играют на смычковых инструментах), инии бають ему и кощюнять“. Баять, рассказывать басни, очевидно, относится к разным видам устной словесности, и это действие подвергается значительно меньшим нападкам церковников, чем кощуны, от которых произведено и наше современное слово кощунствовать, надругаться над святыней. В баснях, очевидно, больше светского, может быть бытового (но не эпического), а в кощунах больше языческого, мифологического <…>. Кощуны семантически связывались с волхвами и волшебством: „Ни чаров внемли, ни кощуньных вълшеб“ <…>.

Существовали специальные „баяны“ и сказители мифов — „кощюнники“, к которым народ стекался, несмотря на запрещения <…>.

„Кощюнословие“ иногда объединяется в одной фазе с „кобением“, очевидно, исполнение сказаний могло сопровождаться теми или иными ритуальными жестами и телодвижениями.

В „Материалах“ Срезневского <…> с фольклором связаны следующие термины:

Баян, обаятель (incantator) — „произносящий или поющий заклинания“.

Съказ, ськазание

Кощюна, коштяна  — миф.

Кощюнословие — рассказывание мифов.

Кощюнить — колдовать, рассказывать.

Кощунство (позднее) — надругательство над христианской святыней.

К этим материалам Срезневского следует добавить:

Кощьное — „сиречь тьма кромешная“, „преисподняя“.

Кощей, Кощуй Бессмертный, Корчун — сказочный персонаж.

<…> Ключом для проникновения в полузакрытый мир древне-славянской мифологии может послужить широко распространенный и устойчивый образ Кощея Бессмертного, в самом имени которого содержится указание на мифологическую архаику „кощун“ и на связь с инфернальной [адской. — Д. С] сущностью „кощного“, потустороннего царства [навного. — Д. С].

<…> измельчавшими потомками древних мифов действительно являются сказки и именно волшебные („мифологические“) сказки: „Происхождение сказки из мифа не вызывает сомнений“.

А в дальнейшем в связи с ростом племенных дружин и военных столкновений в мифологические повествования вплетается все в большей степени героический эпос.

Таким образом, восточнославянская волшебно-богатырская сказка является хранительницей перемешанных между собой отголосков архаических мифов и фрагментов богатырского эпоса, рождавшегося еще в I тысячелетии до н. э.

„Начало волшебное заключает так называемые пережиточные моменты и прежде всего религиозно-мифологические воззрения первобытного человека… Сказка полна мотивов, содержащих в себе веру в существование „потустороннего мира“ и возможность возвращения оттуда…“

„Враждебное человеку пространство — „иное“ царство, морское царство, царство Змея, Кощея, Яги… Проникая в этот мир, разрушая его, герой утверждает единый мир человеческой справедливости и гуманизма“»[29].

«Кощей Бессмертный очень близок и греческому Аиду-Плутону, царю подземного мира мертвых. О связи Кощея с миром мертвых свидетельствует то, что кощуны <…> исполнялись в процессе погребального обряда на поминках по покойнику.

<…> Как и Кощей, Аид не убивает людей, не является причиной их смерти — он только царствует над тенями, попавшими в его „кощьное, сиречь в тьму кромешную“»[30].

«Сказки о Кощее Бессмертном исследователи делят на две группы по характеру и смерти Кощея: „Смерть Кощея в яйце“ и „смерть Кощея от коня“. К этим двум группам следует добавить третью, представленную былинами об Иване Годиновиче, — „смерть Кощея от своей стрелы“. <…> В сказках, где кощеева смерть запрятана в яйце или находится в заговоренной стреле, есть ясно выраженный элемент предопределенности, участия сил более могущественных, чем сам Кощей.

Кощей во всех сказках представлен как отрицательный тип; „он воплощает в себе хитрость: вероломство, коварство, неблагодарность“. „В Кощее очень устойчиво сохраняются его мифологиеские и демонические черты, идущие из глубокой древности“.

Основная структура сказки такова:

1. Кощей похищает девушку (невесту героя) и скрывает ее в своем дворце.

2. Герой (иногда с помощником или братьями) отправляется освобождать пленницу.

3. На пути своими добрыми делами герой заслуживает благодарность разных животных и птиц.

4. Герой достигает дворца Кощея и в его отсутствие встречается со своей невестой.

5. Пленница Кощея выпытывает у него местонахождение его смерти.

6. Смерть Кощея <…> запрятана так:

На море, на окиане есть остров (на острове — камень),

На том острове дуб стоит (иногда упоминается дупло),

Под дубом сундук зарыт (иногда на дубу гнездо с уткой),

А в сундуке — заяц,

В зайце — утка,

В утке — яйцо,

А в яйце — моя смерть.

7. Герой (Иван, или Иван-царевич) совершает далекое путешествие и с помощью благодарных животных добывает волшебное яйцо, умерщвляет Кощея и освобождает свою невесту.

Устойчивый мотив местонахождения смерти Кощея в яйце, приводит ее к одному из распространенных символов жизни, жизненной силы, динамики развития и перевоплощения яйца в птицу.

<…> В „Калевале“ рождение Вселенной представлялось как появление яйца: дева неба, она же „мать воды“ Илматар-Каве приняла „бога всевышнего Унко“, явившегося ей в виде утки. Утка снесла яйцо, из которого и создалась Вселенная:

Из яйца, из нижней части

Вышла мать-земля-сырая,

Из яйца из верхней части

Стал высокий свод небесный…

<…> Местонахождение кощеевой смерти соответственно в сказке с моделью Вселенной — яйцом. Недаром охранителями этого сокровища являются представители всех разделов мира: вода (океан); земля (остров); растения (дуб); звери (заяц); птицы (утка).

Это поднимает сказку на уровень очень древнего мудрого мифа о дуалистической сущности мира: мир, образом и символом которого является яйцо, в самом себе содержит не только положительное жизненное начало (которому соответствует языческие берегини), но и управление конечной судьбой мирового зла, осуществляемого языческими упырями и мертвецами-навьями. Миф говорит об извечной борьбе жизни и смерти, добра и зла. До той поры, пока никто не ведет борьбы со злом, не посягает на скрытую, но существующую внутри мира (в яйце) потенциальную гибель Зла, оно бессмертно и только героические подвиги, отважное самопожертвование человека и содружество его с живыми силами природы <…> могут доказать, что жизненное начало вечно, что жизнь в мире торжествует над умиранием отдельных частиц мира»[31].

«В эпоху Святослава миф существовал в более целостном виде, чем он дошел до нас в фольклорных записях XIX–XX вв. В нем было единое повествование о поиске кощеевой смерти и о самой смерти Кощея, ставшего уже ненадолго мужем Анастасии. В фольклоре оно расчленилось на волшебные сказки о поиске кощеевой смерти, осложненные множеством вариантов о „благодарных животных“; кощеева смерть в сказках упрятана в значительно более сложную систему (море, остров, дуб, сундук, заяц, утка, яйцо, иногда — игла). <…> из помощников невидимых сил мирового добра (героя в мифе еще нет) в мифе даны только представители пернатых (ястреб) и зверей (хорт [т. е. волк. — Д. С], названный в сказках архаическим словом)»[32].

Согласно А. Н. Афанасьеву, птицы — мифический образ ветра. По народным представлениям, птица также является одним из воплощений демонов. Так, считалось, что в феврале месяце нечистые вылетают из ада в виде птиц. В русских заговорах произносится заклинание против черта страшного — вихря буйного.