Покрась все это в красный цвет - С. Т. Эбби

Дэв. У тебя был свой шанс. Вместо этого ты наблюдал со стороны, как они вырвали мою душу из моего тела. Это был гнев или сокрушение. Как ты думаешь, какой путь я выбрал?”

Его губы поджимаются. “Ни одна душа не стоит выше спасения, Виктория. Нет… ”

Я бросаю нож, и он кричит, отскакивая, когда он врезается в стену рядом с ним, даже близко не приближаясь к его телу, несмотря на его попытку убежать. Я нахожу это немного забавным.

Нож воткнут в фотографию шерифа Кэннона и мемориальную доску, восхваляющую его за столь щедрые пожертвования церкви. Она у него прямо между глаз, и мне никогда не приходилось смотреть, чтобы так хорошо прицелиться.

И снова краска отливает от лица Дэва, потому что он видит доказательство того, что я больше не та слабая маленькая девочка, которой они позволяют истекать кровью на улицах.

“Я сильнее. Быстрее. Умнее. И гораздо более смертоносный, чем кто-либо в этом городе. Если бы я хотел твоей смерти, ты бы уже был мертв. Кайл пользовался любовью шерифа и его защитой. И все же я содрал с него кожу и повесил на башне, чтобы весь город стал свидетелем его кончины. Не выводи меня из себя, Дэв. Я не та девушка, от которой ты отвернулся десять лет назад. Эта девушка вырежет тебе позвоночник, если я снова увижу тебя спиной ко мне.”

Он сглатывает, когда я подхожу, чтобы вытащить нож из головы шерифа, и я смотрю на него через плечо.

"И никогда больше не называй меня Викторией, или я отрежу тебе язык, как я уже почти решил сделать. Я все еще не уверен, что с тобой все в порядке, так что не напоминай мне о тебе снова. Понял?”

Он кивает, из его глаз текут слезы.

Я прохожу мимо него, и он вздрагивает вслед за мной, когда мой ледяной ветерок следует за мной.

“Прости”, - говорит он, когда я прохожу мимо него. “Мне так жаль”.

Мои шаги замирают, и я крепче сжимаю нож, желая не потерять контроль и не убить его, когда в этом нет необходимости. Трудно забыть его роль в ту ночь, когда он так близко.

“Просто помни, что меня нельзя остановить”, - говорю я, не оборачиваясь. “Не заставляй меня сожалеть о том, что я проявил к тебе милосердие, когда я скрывал это от всех остальных. Время Джейсона тоже приближается. Не заставляй меня возвращаться и за тобой тоже. И твой отец все еще в моем списке.”

” Мои мать и сестра невиновны”, - тут же выпаливает он.

Я остаюсь лицом к двери. “Невиновность твоей матери спорна, но ее нет в моем списке. Твоя сестра всегда была защищена от слухов, когда уезжала в колледж. Ради ее же блага, сделай ее менее наивной, Дэв. Это жестокий мир для тех, кто не верит, что такое зло существует. Я бы знал.”

Я выхожу, не сказав больше ни слова, и засовываю нож обратно в ботинок, прежде чем кто-нибудь меня увидит.

Это было не то, что мне было нужно.

Я не хочу, чтобы кто-то из них пытался спасти мою душу, когда они являются причиной того, что она так повреждена. Я не хочу, чтобы один из них пытался проповедовать мне. Лицемерие слишком смехотворно, чтобы даже зацикливаться на нем.

Чувствуя холодок на спине, я поворачиваюсь, вижу Дэва, идущего за мной, и останавливаюсь на тротуаре, окутанный темнотой в этом районе без света.

“Я иду к федералам, но я хотел, чтобы вы знали, что это было по правильным причинам. Могу я спросить, куда ты направляешься?” он спрашивает тихо, робко, как ягненок, протестующий против львиной хватки.

“Чтобы убить кого-нибудь,” легкомысленно говорю я.

Он бледнеет, затем опускает глаза в землю. “Ты не спросил, кто был первым убийцей, когда я сказал, что знаю”.

Снова развернувшись, я быстро иду в ночь, прежде чем крикнуть через плечо: “Потому что я уже знаю”.

Глава 3

Быть обиженным-ничто, если вы не будете продолжать помнить об этом.

— Конфуций

ЛОГАН

Я ненавижу себя. Я ненавижу это гребаное дело. И я ненавижу все, что сейчас стоит между мной и Ланой.

“Я облажался”, - тихо говорю я Хэдли, опускаясь на стул в ее каюте.

“Я скажу", — бормочет она.

“Я не знаю, что делать прямо сейчас, но я не должен был делать то, что сделал. Я не знал, что она Виктория, когда…

Я глубоко вздыхаю, позволяя словам затихнуть, не в силах закончить их.

"Когда что?” — подсказывает Хэдли, наклоняясь.

”Я трахнул ее в гневе, а затем приковал наручниками к кровати, оставил ее обнаженной и беззащитной и не позволил ей говорить".

Хэдли застывает рядом со мной.

“Ты этого не делал", — говорит она резким шепотом, скрипя зубами.

Я сжимаю руки вместе, переплетая пальцы друг с другом достаточно крепко, чтобы причинить боль. “Я думал, что она была Кеннеди и одержима Викторией Эванс. Я понятия не имел, что она wasВиктория Эванс. Я бы справился со всем по-другому. Я был бы не менее сбит с толку, но я, черт возьми, уверен, что не сделал бы этого с ней. Я думал, она меня разыгрывает. Мне было больно. Я чувствовал себя обманутым. И… ”

“А одержимые прокси нестабильны и неспособны любить без фиксации", — мрачно отмечает Хэдли. “Но она не одержимая доверенное лицо. Она девушка со шрамами, в ее жизни больше дерьма, чем должен вынести любой другой человек. А ты только что в свою очередь насрал на нее. Отличная работа, Беннетт. Отличная, блядь, работа.”

Она встает, и я ругаюсь, стоя рядом с ней. “Я понимаю, что облажался. Я пытаюсь это исправить, Хэдли. Но я не могу ее найти. Вот почему я здесь".

“Определи свою версию того, как это исправить", — говорит она, подозрительно глядя на меня.

“Я пока понятия не имею. Это не значит, что