Маршрут - 21 (СИ) - Молотова Ульяна

— Так, стой тут, я сейчас всё нужное принесу, — минута и у Оли в руках была вода и новый бинт, — Садись, штанину задери.

— Нормально всё будет.

— Упрямый! Садись, кому говорю? Я помню, как бинты накладывать.

Крепкая штанина не спасла от педали велосипеда. Рана была широкая, кривая, не слишком глубокая. Главное, что кость не повреждена. Перебарывая собственное отвращение, а Оля не прогуливала уроки НВП в школе — забинтовать ей было не сложно, она вылила на рану воды. Кузнецов чуть поморщился.

— Подумать только, почти тридцать лет, а мне ногу девушка перебинтовывает, — Михаил почёсывал щетину, смотря на Олю.

— Дядя Миша, прости, я не хотела…

Оля разозлилась: — А ну, всем молчать! Что на уме вообще?

— Эх…

— Вот именно, что «ЭХ»! — Оля сделала последний оборот и закрепила бинт.

— Чего же ты злишься так? Всё же обошлось. Давайте лучше сфотографируемся, с самого же начала хотели, — Миша из ниоткуда принёс ту самую жестяную бочку, поднял побитый велосипед и облокотил его о танк. — Идите сюда, чего настроение портить.

Оля по обыкновению вздохнула и, приобняв Тоню, встала около 57-го. Михаил расположил камеру на бочке, поторопившись в кадр. Глухой «чик».

— А теперь, Оля, давай сюда тот, — Миша настроил чудаковатый кусок металла и вернулся в кадр.

Тоня успокоилась, стояла счастливой, глядя прямо в объектив, Оля же лишь немного приподняла уголки губ и вовсе смотрела куда-то за камеру. Теперь же прозвучал громкий «тык» и из нижнего отделения у камеры выехало фото. Оно было ярким и чётким.

— Как классно! А нам такой можно?

— Забирайте, мне «Искры» хватит.

Михаил похлопал Тоню по каске, вручив коробочку с бумагой. Обрадовавшись, Тоня поспешила в рубку, где начала оживлённо что-то искать.

Вдруг Михаил обратился к Оле полушёпотом, положив руку на плечо: — Она не должна пережить всё то, что пережили мы. Ты, конечно, тоже ещё ребёнок, но защити её, хорошо? Понимаю, как тебе может быть страшно, и я бы пошёл с вами, но не могу — пускай из меня никудышный солдат, но присягу я предавать не собираюсь. Понимаешь, никого не осталось. Лучше не ругайтесь лишний раз, и это вас не единожды потом спасёт. Берегите друг друга.

— Но почему тогда не остаться здесь? У тебя?

— Нельзя. Да, выглядит так, будто тут спокойно, на деле же всё может измениться в один момент. Вы в Москву едите? Правильно?

— Угу.

— Это хорошо, цель — это всегда хорошо. Я не многим могу помочь, разве что вот: пара бронежилетов на вас и консервы.

Оля взяла их, большие и увесистые.

И почему выходит так, что весь креатив и наука, как правило, на прямую связаны с попыткой кого-то убить и не умереть самому? Взрывчатка, стройматериалы, медицина, транспорт и много чего ещё. Неужели, война и правда двигатель прогресса? Или просто самое запоминающиеся и простое средство из прочих?

Из-за танка уже успела выбежать Тоня.

— Дядя Миша, держи! Это моя старая кружка. Немного, но хоть как-то отплатить тебе за подарки.

Потёртая железная голубая кружка. Ничего лишнего, только ручка немного кривая. Тусклый взгляд Михаила вдруг принял тёплый оттенок.

— Спасибо, спасибо большое, я буду дорожить ей, спасибо, — он смотрел на подарок, его руки немного дрожали.

— Тебе спасибо! — Тоня обняла Михаила, упёршись ему лбом в грудь.

Оля стояла в стороне, не мешала им, обдумывала сказанное Мишей. В голову лезли мысли о маме, но Оля не могла вспомнить ни её лица, ни её тёплых объятий. И это не пустота, всё просто ощущается неправильно, будто перевернулось с ног на голову и слишком неожиданно, буквально в один миг.

— Полдень уже, давайте-ка прощаться, как раз успеете до ближайшего села доехать.

— А как же ты? — Тоня взглянула на него глазами полными непонимания.

— Не грусти. Не могу, я же солдат, у меня есть обязанности! Не волнуйся, я же всё время тут буду. У вас карта с собой есть?

— Да, вот, — Оля вытащила её из кармана.

— Отлично, сейчас всё покажу.

Девчонки уселись в 57-й. Двигатель заводился гораздо охотнее в этот раз, пыхтел пуще прежнего. Плотный и чёрный дым сменился пепельным, жидким. Возможно, это были последние минуты вместе, потому никто не торопился расставаться. После сказанного Мишей, Оля хотела отвлечься дорогой, Тоня же сидела сзади и махала на прощание. Миша махал в ответ. Кажется, они бы прощались так вечность, но совсем скоро поворот, а там лесополоса.

— Пока-пока, дядь Миша!

— Увидимся!

Девчонки скрылись за поворотом.

Не перекладывав вину,

Он обозлился на судьбу.

Устал, ему невмоготу.

Мне больно видеть пустоту,

Но я никак не помогу.

Глава 3 Простуда

Животы урчали, руки мёрзли. Тушёнку, что отдал Миша, съели оперативно — в течении одной недели, о чём Оля уже сильно пожалела. Приходилось часто останавливаться в местечковых поселениях ради провианта и всякой мелочи. Девчонки продвигались медленно, то и дело блуждая и натыкаясь на места, где уже были, но несмотря на все невзгоды, почти переправились через Уральские Горы. Рубка у 57-го была открытой, поэтому Тоня теперь, как правило, сидела ближе к машинному отделению — там теплее. Она не жаловалась, может, не хотела лишний раз тревожить нервную от плутаний подругу, а может, это было банальное детское упрямство: — «Всё нормально, ничего мне и не нужно!» Оля не замечала того, концентрируясь на дороге и посматривая на карту.

Тоня набрала воздуха: — Апчхи!

— Будь здорова, — ответила Оля вполне спокойно.

— Апчхи!

— Будь здорова.

— Апчхи!!! — Тоня стукнулась каской об обшивку танка, раздался звон.

После некоторых манипуляций Оля остановила 57-й, взглянула на подругу.

— Ты чего? Исчихалась вся.

— Да нормально в… — Тоня зажмурилась, — АПЧХИ!!!

— Поехали обратно.

— Да не надо, всё в порядке… Апчхи! — Тоня утёрла сопли.

— Конечно, нормально, конечно. Не хватало в дороге с простудой слечь!

Подмёрзлая грязь не мешала набирать скорость. По правую сторону невысокий, пологий обрыв, а слева холм. Все лиственницы, берёзы, тополя и дубы успели облететь, оставив лишь оголённые стволы и ветви, кои одним своим видом навевали холод, и пускай многочисленные ели остались в своих хвойных шубах, такая одёжка не казалась достаточным препятствием перед надвигающейся стужей. Оля кинула подруге свой бушлат, та немного отнекивалась, но завернулась в него.

Девчонок с вещами уже припорошило снегом. Техника, как и любой организм, не любит перепада температур, это всем известно. На морозе двигатель становится крайне привередливым, иной раз вообще не хочет заводиться. Совсем скоро придётся тратить гораздо больше топлива, благо сейчас ещё не успело так похолодать.

Девочки уже съезжали с горы, когда пришлось возвращаться обратно, и поэтому довольно резкий подъём давался танку тяжело. Тоня продолжала шмыгать носом, Оля тоже начинала замерзать, однако терпела.

Поселение находилось близь горной речки. Может, это был перевалочный пункт, а может, люди после войны решили обжиться здесь, но сейчас оно пустовало. Никаких благ цивилизации — водяная колонка и та поломана. Только пять изб, из которых две уже успели прогнить. Одна из них, стоявшая надёжнее прочих, стала пристанищем девчонок на ближайшее время. Оля наспех припарковала железного товарища, помогла Тоне выбраться.

Низкая избушка, дверь закрывалась плохо, места внутри немного. Окна маленькие, прикрытые деревянными ставнями. По полу дул холодный ветер — давала знать о себе хлипкая дверь. В самом деле это было сложно назвать избой, за неимением в ней печи. Только старенькая буржуйка около стылой кровати могла стать в таких условиях источником тепла. Пыльный матрас, а рядом кипа грязного постельного белья. Стоило Тоне присесть на кровать, как раздался пронзительный скрип. Оля зажгла керосиновую лампу, осмотрелась. Ни дров, ни бумаги, ни сухих тряпок — ничего. Лишь в углу стоял широкий деревянный стол и пара стульев.