Видеть лучше. Как сохранить зрение : истории из кабинета офтальмолога - Валерия Александровна Филимонова

помогают адаптироваться к новым условиям. Но бывает, что больного некому поддержать. В такие моменты врач должен вспомнить, что его задача — помогать людям, и подарить пациенту не только профессиональный совет, но и простое человеческое сочувствие. Хотя об эмоциональном участии помнят не все доктора — это важно. Поделитесь с больным надеждой на лучшее, и он будет бесконечно вам благодарен.

Новая база

На втором году ординатуры кафедру офтальмологии постигли некоторые изменения. Новая заведующая приняла решение постоянно менять клинические базы, чтобы ординаторы побывали во всех крупных офтальмологических клиниках города. Это была хорошая возможность познакомиться с оборудованием, которого не было на моей клинической базе.

Первое отделение, в которое я попала, занималось хирургией катаракты и глаукомы, и в один из дней доктор, за которым я была закреплена, позвал меня в операционную. Операционная этой клиники была похожа на космическую станцию: огромное пространство с несколькими операционными столами, расположенными по кругу, и к каждому прилагался микроскоп и телевизор, на котором транслировались все манипуляции хирургов. Докторов и медсестер было намного больше, чем на моей первой базе. Одна из медсестер помогла мне одеться в хирургический костюм и, показывая на один из мониторов, комментировала для меня все этапы хирургии катаракты. После завершения операции меня пригласили сесть за один стол с моим доктором, который должен был заменить хрусталик маленькому ребенку с врожденной катарактой. Для меня настроили второй операционный микроскоп, чтобы я видела все, что делает доктор. Это был мой первый опыт работы с операционным микроскопом, потому что, как я писала ранее, катаракта меня не интересовала. Я внимательно следила за всеми этапами операции, пока не почувствовала сильнейший дискомфорт в глазах. Было настолько неприятно, что я постоянно отрывалась от микроскопа, чтобы избавиться от этого ощущения. К концу операции у меня от боли выступили слезы. Именно так проявило себя мое собственное глазное заболевание.

Когда я была совсем маленькой, мама обратила внимание, что у меня косит левый глаз, с чем обратилась к офтальмологу по месту жительства. Я помню, как медсестра проверяла мне остроту зрения по таблице и левым глазом я не видела даже самые большие буквы, а потом доктор в темной комнате бесконечно долго светила мне в глаз ярким светом, который отражался от зеркального офтальмоскопа. Доктор не видела никакой проблемы и убеждала маму, что мое косоглазие — плод ее воображения. Да только вот косоглазие заметно на всех моих детских и подростковых фотографиях, особенно на тех, которые были сделаны со вспышкой. При отсутствии косоглазия свет от вспышки виден четко по центру зрачков, а при наличии — смещен в сторону. Довольно часто на прием прибегают молодые родители, которым кажется, что их малыш косит, и фотофиксация со вспышкой помогает убедить их в обратном. Такое косоглазие называется мнимым, и связано оно с особенностями строения младенческого лица.

Учась в девятом классе, я заметила, что стала хуже видеть надписи на доске, даже сидя за первой партой. Перед началом нового учебного года мы с мамой поехали в соседний город с целью обновить гардероб и заодно обратились в оптику, чтобы проверить мне зрение и подобрать очки. Именно в тот день нам впервые озвучили мой диагноз.

Амблиопия, или синдром ленивого глаза — состояние, при котором один или оба глаза имеют сниженное зрение, ничем не корректируемое.

По разным причинам головной мозг перестает воспринимать сигнал от одного из глаз и «выключает» его из зрительного акта. Это приводит к нарушению бинокулярного зрения[7], которое во взрослом возрасте уже не восстанавливается. В моем случае амблиопия была напрямую связана с косоглазием.

Операционный микроскоп имеет два окуляра, и при наличии нормального бинокулярного зрения человек видит объемное изображение и может легко оценить глубину увиденного. Я, к сожалению, этого лишена и именно поэтому почувствовала зрительный дискомфорт, глядя в микроскоп.

Выйдя из операционной, я разрыдалась от обиды и злости. Да, я до сих пор злюсь на того доктора из детской поликлиники, которая своевременно не поставила мне диагноз и не назначила лечение. Поэтому я теперь с большим трепетом отношусь к детскому зрению. Меня, зареванную, застала в коридоре заведующая кафедрой, которая после моего рассказа сказала: «Не переживай, значит, ты не будешь хирургом, а будешь офтальмологом-терапевтом». Так мечту стать хирургом убили во мне во второй раз…

«Детство»

Офтальмологи обычно называют так детскую офтальмологию и детские офтальмологические отделения.

Несмотря на то что я училась на педиатрическом факультете, мой путь в «детство» начался только на шестом курсе, когда я решила устроиться работать медсестрой. Мне казалось неправильным, что, заканчивая университет, я до сих пор не умею делать внутривенные инъекции или брать кровь из вены. Мне нужна была такая практика. Занятия по педиатрии проходили на первом этаже одного из корпусов крупной больницы, и в перерыве я просто ходила по этажам, спрашивая, не требуется ли где-то медсестра. Предложение помочь с удовольствием приняла старшая медсестра детской травматологии.

Первый раз мое сердечко екнуло, когда одна из маленьких пациенток подошла ко мне, чтобы обнять и подарить конфету. Именно тогда я поняла, насколько искренними и благодарными могут быть маленькие пациенты и насколько сильно хочется им помогать и оберегать их. Жаль, не все понимают, что дети беззащитны, а некоторые еще и грязно пользуются этой их особенностью.

Свое первое дежурство в детской травматологии я не забуду никогда. Меня вывели в смену с более опытной медсестрой, чтобы она меня всему научила, и в какой-то момент нас вызвали в детскую реанимацию, чтобы наложить гипс шестимесячному малышу. До сих пор перед глазами его ярко-рыжая шевелюра. Малыш находился без сознания, и у него был перелом правой ручки. Мы наложили гипсовую повязку и пошли на выход, но тут до меня дошли слова докторов, окруживших маленькую кроватку, и я на несколько секунд задержалась, чтобы подслушать их разговор. Как оказалось, кроху избили собственные родители — сломали ему руку и ударили обо что-то головой. Невозможно было передать словами мой ужас. Практически всю смену я прорыдала от непонимания человеческой, а главное, родительской жестокости. Сейчас, интересуясь психологией преступного поведения, я понимаю, почему родители так себя ведут. По разным причинам ребенок воспринимается как стрессовый мешающий фактор, от