Ротшильды. История династии могущественных финансистов - Фредерик Мортон

Вскоре франкфуртская еврейская община с изумлением обнаружила существование такого загадочного явления, как неизвестная ранее состоятельная семья. На протяжении последующих десяти лет налоговые платежи Майера Амшеля оставались на одном и том же уровне и в среднем составляли две тысячи гульденов, а в 1795 году эта цифра удвоилась. Еще через год официальное состояние Ротшильда достигло пятнадцати тысяч гульденов, таким образом он попал в категорию наиболее состоятельных налогоплательщиков гетто.

Эта перемена никак не отразилась на судьбах мира, в отличие от других событий, происходивших в то же время. Французская республика на глазах у изумленного человечества превратилась в наполеоновскую империю. Корсиканская гроза гремела над Европой. А в это время во Франкфурте возникла новая сила. Незримая и неведомая для большинства населения, она преодолевала национальные границы, не производя при этом никакого шума. В обстановке тотальной секретности Майер Ротшильд проводил свою первую операцию со ссудами на территории иностранного государства.

Прогнило что-то в Датском королевстве

Однажды кто-то сказал, что богатство Ротшильдов построено на банкротстве наций. Такая формула, конечно, не объясняет происхождение состояния Семейства. Однако свою первую крупную международную сделку Ротшильд совершил в 1804 году, когда казна Дании была абсолютно пуста.

Майер был об этом прекрасно осведомлен, поскольку Будерус постоянно держал его в курсе всех дел. Майер также знал, что у принца Уильяма, напротив, был переизбыток средств. Его светлость, несомненно, с радостью поддержал бы Данию, ведь она была прекрасным союзником. Но существовало одно маленькое препятствие. Король Датский приходился принцу Уильяму дядей. А какой же бизнес с родственниками? И разве можно демонстрировать обедневшему родственнику свое богатство? Любая ссуда в семье может легко превратиться в безвозмездный дар.

В данном случае существовал только один выход – предоставить ссуду инкогнито. Для этого не годились франкфуртские банкиры, которые обычно вели дела принца: ни братья Бетман, ни Руппель и Харниер, ни другие известные банкиры, чьи имена связывали с именем его светлости, не смогли бы обеспечить анонимности. Нужен был мелкий, никому не знакомый, но надежный банкир. И почему бы не Ротшильд?

Майер подкинул эту идею Будерусу, а уж Будерус постарался довести ее до сведения его светлости. Принц милостиво улыбнулся. И вот уже сыновья Майера Амшеля спешат в дилижансах из Франкфурта в Копенгаген и обратно.

Поначалу этот факт оставался незамеченным и братьями Бетман, и Руппелем с Харниером. Но вскоре банкиры с удивлением заметили, что «эти Ротшильды» стали что-то слишком заняты – у Майера и его сыновей совершенно не осталось времени для выполнения их мелких поручений, в то же время принц что-то очень долго не обращался к ним с просьбой провести кредитные операции за рубежом.

На запросы банкиров, направленные казначею его светлости, досточтимому господину Будерусу, приходили очень вежливые, но совершенно бессодержательные ответы. Тогда банкиры обратились в Данию. Полученный ответ оказался несколько неожиданным – ссуды, поступавшие в датское финансовое ведомство, доставлялись неизвестными молодыми людьми от имени некоего любезного господина, имени которого они не знали.

– Какими еще молодыми людьми?! – воскликнули братья Бэтмен в замешательстве.

– Какие-то …шильды! Они появляются и исчезают так стремительно, что трудно было разобрать, как их зовут.

– …шильды! Ротшильды?! Ротшильды!!!

Эта новость привела Бэтменов в ярость. Так вот где была зарыта собака. Во всем виноваты эти прохвосты из гетто!

Ротшильды посягнули на полномочия самых могущественных и влиятельных банкиров Германии.

Ярость Бетманов и Руппеля с Харниером вышла из берегов. Огненные филиппики по поводу еврейского коварства и христианской преданности были услышаны и датским правительством, и принцем, и даже Будерусом.

Франкфуртская элита пришла в замешательство. Эти еврейские умники нарушили все мыслимые запреты и правила, оставаясь при всем том за стенами гетто. Волнение достигло двора принца. Во что же вылились все эти крики и вопли? Только в то, что кричащие, вопящие и шипящие охрипли и, устав, замолчали. Семейство Ротшильд уже слишком много значило для принца, чтобы он стал обращать внимание на сплетни придворной челяди. Ведь Будерус объяснил ему, насколько они полезны.

Их энергия, их смешной акцент и вездесущность становились невыносимы, но в конце концов их активность сыграла свою положительную роль. Ротшильды были повсюду. Отец и пятеро сыновей, казалось, представляли собой какую-то сверхъестественную силу, для которой не существовало ни расстояний, ни границ, ни правил.

Старому Майеру удалось-таки придать этой новой силе формальный статус. В 1800 году он сделал сыновей своими партнерами. Он установил законы, ставшие фундаментом будущей династии. Предполагалось, что все ключевые посты в будущей фирме будут занимать только члены семьи, а не наемные служащие. (И по сей день, только потомки Майера Ротшильда становятся собственниками или партнерами банков.) Традиция семьи такова, что все полномочия передаются только по мужской линии, и началось это при старике Майере. Когда Шенке, старшая дочь Майера, вышла замуж, ее мужа не пригласили принять участие в семейном бизнесе. Так продолжается и до сей поры. Майер также положил начало секретной бухгалтерии, которая велась параллельно официальной. (Бизнес Ротшильдов, несмотря на его огромные масштабы, и в наши дни остается по-прежнему закрытым в том, что касается отношений между партнерами, которые отнюдь не заинтересованы в публикации балансовых отчетов и прочей не слишком интересной для общественности информации.)

Жизнь семьи и бизнес тесно переплелись между собой и эффективно дополняли друг друга. Могущество семьи Ротшильд росло с каждым днем. Они продолжали жить на Еврейской улице, но сеть их коммерческих филиалов, в том числе офисов и складских помещений, распространилась за границы гетто. В полуподвальных коридорах, находившихся в меняльной конторе, количество золота умножалось, множились и пакеты с ценными бумагами.

Вместе с тем позиции Ротшильдов в окружении принца оставались весьма прочными. Майер получил титул оберхоф-агента, то есть высшего должностного лица при дворе, занятого коммерческими вопросами, а два его старших сына стали гессенскими придворными казначеями. С каждым днем их влияние при гессенском дворе и участие в прибылях двора, которые превзошли к тому времени цифру в один миллион талеров, становились все более весомыми. Они ссужали деньги сыну принца, подражая, как и подобает верным подданным, самому принцу, который предоставлял займы самым именитым английским герцогам. Фактически они стали главными банкирами принца Уильяма, одного из богатейших монархов Европы.