Сусикоски и Дом трех женщин - Маури Сариола

Тойвиайнен ответил с усмешкой:

— Послушайте-ка, констебль. Мне было тогда не до впечатлений. Я был чертовски рад, когда остался один. Но, видите ли, поскольку эти дела мне немного знакомы… мне и во время войны не раз доставалось… я и на этот раз вышел сухим из воды.

— Вы сделали сами себе перевязку, не так ли?

— Да. Я снял с себя рубаху и разорвал ее на бинты. Затем вскочил на свой велосипед и так рванул вперед, будто сам дьявол гнался за мной. Почти сразу же, выехав на шоссе, я встретил автомашину. За рулем сидел незнакомый человек… но, когда он увидел, что я наполовину раздет и грудь у меня забинтована, он сразу взял меня в кабину…

— И затем — прямо сюда, в больницу?

— Да, малоприятная поездка. Ну а конец вам известен. — Подвигав вновь левым плечом, но на этот раз лишь слегка и осторожно, Тойвиайнен добавил: — Или, лучше сказать, конец вы узрели своими глазами.

Пребывавший в раздумье младший констебль Илола произнес:

— Да уж, конечно.

Сейчас его больше, чем судьба Тойвиайнена, интересовало другое обстоятельство. И он стал неторопливо выпытывать:

— Следовательно, у вас нет ни малейшего представления о том, кто был человек, совершивший на вас нападение?

Тойвиайнен ответил тотчас, не моргнув глазом:

— Нет, но я, пожалуй, догадываюсь.

— Ну?

— Только сначала я хотел бы предварительно обосновать свою догадку, можно?

— Конечно. Но все-таки ближе к делу.

— Сейчас вам станет все ясно. — Брови Тойвиайнена насупились. Внимательно наблюдая из-под них за Илола, он стал рассказывать: — В этих краях я провел всю свою жизнь. Вкалывал на лесоразработках, строил, рыл осушительные канавы. Сапожничать я начал только в преклонном возрасте… по старой памяти — в детстве я был в подмастерьях у сапожника. У меня, в моей избе, даже нет всех необходимых сапожных принадлежностей. Но вместе с тем моя хибара — это своеобразное информационное агентство. Туда заходит всякая публика посидеть и поболтать…

«Именно так, — подумал Илола. — И переброситься в картишки».

Не будучи посвященным в размышления констебля, Тойвиайнен бойко продолжал:

— Тем самым я хочу сказать, что знаю весь народ в этом районе. Как забулдыг сплавщиков, так и кичливых господ. Поэтому со счетов сразу следует сбросить возможность того, что этот тип из местных. — Значительно приподняв одну из бровей, Тойвиайнен добавил: — Я имею в виду местных жителей, проживающих здесь по официальным документам, легально.

Не понимая еще до конца, к чему клонит его собеседник, Илола сказал:

— Но вы же говорили, что костюм на нападающем был необычным.

— И это тоже, — тотчас дополнил Тойвиайнен. — Этот человек очень походил на иностранца… я бы даже сказал… во всяком случае, внешность у него совсем не финская. Знаете, когда я теперь вспоминаю все это… как вы думаете, кого он мне напоминает?

— Трудно угадать.

— Говорит ли вам о чем-нибудь имя Эдуард Диитл?

Имя было очень знакомым. Илола казалось, что он вот-вот его вспомнит. Однако, к досаде своей, он все же был вынужден признать:

— Никак не приходит на память.

Сапожник Тойвиайнен объяснил, будто громом поразил:

— Командующий армией немецких горных стрелков, генерал-полковник. Австриец. Любимец Гитлера. Одновременно находился в хороших отношениях с финским маршалом Маннергеймом. Погиб в авиационной катастрофе в конце войны.

Констебль Илола с трудом сдержал свое изумление. Что за чертовщина происходит с этим человеком? Еще недавно он говорил на местном диалекте. А точнее, мешая диалект с литературным языком. Теперь же его манера вести разговор внезапно изменилась и стала вполне литературной, вплоть до артикуляции.

Ну и ну!..

Видно, этот старый ворон с картофелеобразным носом и широким подбородком хотел поначалу сыграть простачка? А может, дело обстоит иначе? Возможно, вначале он хотел показать, что не очень склонен к языковым тонкостям, однако теперь, когда речь зашла о военной истории, он изменил свою манеру изъясняться и показал, что умеет говорить вполне корректно?

Сам черт его не поймет!

Удивление констебля Илола сменилось откровенным недоумением, когда он обнаружил еще одно обстоятельство. Правда, внешне незначительное.

Однако…

В устах сапожника Тойвиайнена имя немецкого генерал-полковника должно было звучать «Тиетл» или, по крайней мере, «Диетл». В то время как с них сходило совершенно правильное: «Диитл».

Илола бросило в пот.

Что это, какая-то дымовая завеса?

Если неизвестный обладатель кинжала действительно употреблял выражения «Диеб», «Ряубер», «Мёрдер», то Тойвиайнен только что произнес их точно так, как это сделал бы необразованный финн, не владеющий немецким языком.

Откуда это несоответствие?

Загадка, однако, разрешилась так быстро, что Илола выругался про себя. Легкая усмешка промелькнула в уголках губ Тойвиайнена, когда он, будто предугадывая и предупреждая сомнения Илола, дал объяснения не высказанным вслух вопросам:

— Если господин констебль удивляется тому, что я знаю генерал-полковника Диитла… или, говоря точнее, знаю факт его исторического существования, то ответ весьма прост. Прежде всего, фото генерала Диитла во время войны часто публиковались в газетах, во-вторых, в своей избе я частенько по вечерам при свете лампы почитываю военную историю.

По части правильного произношения генеральского имени пояснение также последовало незамедлительно:

— Говорят, в беде невольно умнеешь. Я бы сказал, что она озлобляет. У меня когда-то постоянным спутником по охоте был один хельсинкский магистр, по имени Курт Лавикайнен. О нем можно было бы сказать, что у этого человека преобладали низменные вкусы, поскольку он не чурался общения с простыми людьми в избе сапожника.

Констебль Илола почти предвидел дальнейший ход беседы. Он выругал себя за то, что позволил сапожнику догадаться о ходе его детективного мышления.

А Тойвиайнен тем временем продолжал:

— Чтобы показать ему свои знания, я начал рассказывать о генерале Тиетле. Тогда он… весьма доброжелательно… наставил меня, разъяснив, что правильное произношение фамилии генерала — Диитл. Это настолько ущемило мое самолюбие, что после я даже во сне мог бы правильно все произнести. — Пока Илола пытался преодолеть свою минутную растерянность, Тойвиайнен продолжал разъяснять: — Этот генерал-полковник выглядел весьма представительно на фотографиях военного времени. И одновременно был улыбчивым, доброжелательным… С виду и не скажешь, что на его плечах лежала огромная ответственность.

Теперь Илола получил возможность для ответного удара. Конечно, Тойвиайнен был тут совершенно ни при чем, однако, будучи раздосадованным своим неудачным выступлением в роли Шерлока Холмса, Илола попытался взять реванш:

— Вот как? Следовательно, напавший на вас человек был веселым и доброжелательным малым?

Тойвиайнен ответил вполне серьезно:

— Я бы не сказал этого. Я хотел лишь подчеркнуть, что чертами лица он напоминал генерала Диитла. Полагаю, что оказываю вам услугу, упомянув это обстоятельство.

— Каким образом?

— Если вы отправитесь в библиотеку и посмотрите там на фотографию генерал-полковника, то опознание личности напавшего на меня человека значительно облегчится. Ибо, если я начну перечислять его приметы: худое лицо, острый нос и…

Илола вынужден был признать, что Тойвиайнен прав.

— Все ясно. Я запомню это. Спасибо за помощь. — Слова Илола были настолько искренними, что на лице Тойвиайнена появилась доброжелательная улыбка. Однако она тотчас исчезла, как только Илола вернулся к делу: — Вы намекнули на то, что у вас есть серьезное предположение насчет личности напавшего на вас человека?

Тронутые сединой ресницы сапожника Тойвиайнена взметнулись вверх. Однако взгляд его устремился прямо на Илола, и он отчеканил:

— Этот дьявол с кинжалом, вне сомнений, подопечный Дома трех женщин. Готов дать голову на отсечение, что это именно так.

Глава 5

Судя по времени, день уже был на исходе. Но весенние вечера, как известно, продолжительные и светлые. Солнце стояло еще довольно высоко над горизонтом, когда в кабинете ленсмана началось небольшое совещание.

На этот раз и старший констебль Ристо Паяла был на месте. Третий волостной полицейский, младший констебль Кари Куннас, находился в отпуске.

Взглянув на двух своих подчиненных, ленсман Пармалахти добродушно произнес:

— Так-так, в сборе вся ударная группа, силами которой предстоит окружить Дом трех женщин и извлечь из его недр преступника.

Старший констебль Паяла усмехнулся. Это был мужчина средних лет, крепкого сложения, с угловатыми чертами лица и широкими залысинами на лбу.