Денис Давыдов - Александр Барков

У Тимохи на плече висело ружье. Денис с дробовиком брел чуть поодаль.

Облавщики шли лугами, а затем поднялись на пригорок, откуда начинался лес. Невдалеке темнел Гурьев овраг.

Рыжий, поджарый, с рваным ухом гончак Соловей, принюхавшись к траве, попетлял по кустам, взял след волка и дал знать голосом охотникам.

– Улю-лю-лю, о-го-го! Бери его! – подзадорил кобеля Тимоха и затрубил в рог.

За Соловьем бросилась вся стая. Пискляво заголосила Скрипка, почуяв красного зверя. Густым басом заревел Буран. Валом повалили гончаки.

Громко и зычно порскал и подбадривал собак бывалый волчатник.

Сонный утренний лес пробудился, застонал, завыл, заулюлюкал.

Гонцы стаей пошли по волчьей тропе, петлявшей по сырым местам. Тропа увела их в чащу. Собаки бежали далеко, отбив от выводка и неотлучно преследуя матерых.

У кромки леса, возле пастушьего шалаша, где остановился пасечник Тимоха, уже сидели и стояли крестьяне, взрослые и ребятишки, все с дубинками, с колотушками.

Честная охотничья компания направилась к месту первого загона. По мере того как она продвигалась вперед, говор стихал, а когда подошли к густой, чуть тронутой желтизной лощине, шум разом смолк. Ребятишки изредка переговаривались шепотком. Облавщики, разделившись на два крыла, разошлись в разные стороны и скрылись в лесу.

Линия стрелков, поставленная Тимофеем на лазах, вытянулась вдоль опушки. Каждый выбрал и занял здесь свое укромное место.

Разгоряченный Денис зорко поглядывал из-за ствола березы. Трудно передать словами то волнение и азарт, которые охватывают охотника, в особенности столь молодого и горячего, как Денис, да еще при первых призывных звуках начавшегося гона. Сердце Дениса забилось часто-часто, по телу пробежала неудержимая дрожь, и он, затаив дыхание, напряг слух и зрение, ожидая, что вот-вот из-за ближнего дерева или куста покажется голова лютого зверя. Меж тем на правом крыле загонщиков что-то стряслось, их голоса потонули в тиши. Денис смекнул: значит, они спустились в низину. Вдруг гул в стороне загона поднялся вдвое сильнее прежнего, крики и стукотня дубинками звучали все громче, яростнее. То были уже не слабые покрикивания, а густой, нарастающий рев. Порой среди гона выделялся резкий крик: «У-лю-лю! Вот он! Вот! Бей его! Бей!», «Ух, добери, добери его!»

Облава приближалась. Волнение охотников, притаившихся в кустах, за стволами, за валежинами вдоль опушки усиливалось с каждой минутой. Длиннохвостые лесные сплетницы-сороки, треща и покрикивая, перелетали с ветки на ветку. Но вот наступила тревожная перемолчка. Денису сначала показалось, что загонщики приустали, и даже подумалось: небось волки ушли. И тут внезапно он обомлел: справа от него прямо к тому месту, где схоронился за пнем Евдоким, бежали, перепрыгивая через мшистые кочки и кусты, два матерых зверя.

Сколь ни ждал Денис волков, но все же поразился спокойствию и внезапности их появления. Не мешкая, он тотчас же вскинул дробовик, прицелился и выстрелил в голову по ближнему от него зверю. Серый широколобый, со стоячими, чуть направленными вперед ушами, матерый волчище взвизгнул и крутнулся на месте. Затем дрогнул и ткнулся остроносой мордой в высокую пожухлую траву. А другой хищник сиганул в кусты.

Денис от несказанной радости затрубил в рог.

Меж тем его брат Евдоким побледнел, дрожащей рукой выстрелил неловко вслед уходящему зверю и – промахнулся.

Вдогон волку один за другим прогремели выстрелы. Но было уже поздно. Зверь, целый и невредимый, скрылся из глаз.

– С полем, Денис Васильевич! – поздравили его охотники. Удалой стрелок спустился в низину, побрел к ручью и приметил на краю оврага возле вывернутой с корнями громадной ели обглоданную кость и куриные перья. И тут два большеголовых волчонка мелькнули в кустах и скрылись под выворотнем.

Денис во весь дух пустился к Тимохе и горячо поведал ему и ребятишкам о логове.

Захватив с собой вилы и палки, они вскорости окружили волчий «дом». Пасечник прикрыл вход под выворотнем сермяжным мешком. А потом, сноровисто работая вилами, выкатил оттуда одного за другим пять волчат.

– Ну что, барин, порешим чертово племя? – спросил он Дениса, а сам тем временем крепко-накрепко завязал мешок, чтобы волчата не убежали.

– Нет, Тимофей, мне их жаль. Пускай до поры у нас в сараюхе поживут. Отец их в Москву свезет. Сказывают, там нынче волки в цене.

С той памятной охоты Денис с егерями, крестьянами и ребятишками не раз участвовал в облавах на волков. Вихревая скачка на коне, смекалка и меткая стрельба из дробовика – все эти охотничьи навыки, позволявшие чувствовать себя храбрым и сильным, словом, победителем, ой как пригодились ему потом в ратном деле.

Вечерами при свечах он допоздна зачитывался книгами из библиотеки отца по военной истории. Знаменитый Итальянский поход Суворова и неслыханный по смелости и отваге переход через Альпы в Швейцарию прославили русского полководца на всю Европу. Денно и нощно Денис грезил о военной службе.

Часть ВТОРАЯ

Дерзкие творения юного кавалергарда

Ужасен меч его Отечества врагам –Ужаснее перо надменным дуракам!

Словно стайка быстрокрылых голубых стрекоз над рекой, пронеслись солнечные, резвые и беспечные детские годы Дениса. Настала юность. Следуя заветам Суворова, он избрал себе военное поприще. Семнадцати лет от роду, в 1801 году, Денис простился с отчим кровом в Москве. Отец и матушка благословили сына на прощанье и снарядили кибитку с тройкою гнедых коней и бородатым кучером Пантелеем на козлах. Родители дали Денису с собой четыреста рублей ассигнациями и отправили в Петербург на военную службу. Там он намеревался поступить в самый блестящий придворный полк конной гвардии – кавалергардский.

На всю жизнь запомнились Денису кони: гордые, вихревые, сильные, с бурыми подпалами в паху, маха широкого. Норовисто храпят, метят укусить – держи ухо востро! А у одного коня, Ястреба, черный, налитой кровью глаз навыкате.

Песни дорожные, известно, долгие, заунывные, ветровые. Затягивал их Пантелей в пути не торопясь, вполголоса. В особенности мила была ему протяжная ямщицкая «Лучинушка»:

– Лучинушка, лучинушка березовая!Что же ты, лучинушка, не ясно горишь,Не ясно горишь, не вспыхиваешь?Али ты, лучинушка, в печи не была?– Я была в печи вчерашней ночи,Лихая свекровушка воду пролила,Воду пролила, меня залила...

Начиналась «Лучинушка» грустью да сердечной тоской, а заканчивалась удалым разгульем да радостью от встречи с любимым.

Из-за малого роста зачисление в гвардию в северной столице прошло с трудностями. Родственникам пришлось пообивать пороги, похлопотать. Но, несмотря на преграды и огорчения, столь желанная военная служба забрезжила на горизонте в розовой дымке.

Бросившееся в глаза в утренней газете сообщение в траурной рамке о внезапной смерти после апоплексического удара известного всему городу шумными кутежами графа, погасило было на мгновение доброе настроение Дениса. И все же пылкому юному воображению рисовалась быстрая военная карьера, воистину головокружительная, полная волнующих обольщений и встреч, балов, восторгов, надежд. Полюбовавшись игрой солнечных лучей на заснеженной набережной Невы, ликующий Денис, в новеньком, с иголочки, мундире гвардейца, решил проведать своих петербургских родственников.

Первый визит новоиспеченный кавалергард нанес двоюродному брату и покровителю Александру Михайловичу Каховскому. С крепкой воинской закалкой, широко образованный офицер служил прежде в адъютантах у Суворова и проживал на Галерной. Однако вместо горячего поздравления с поступлением на действительную службу эстандарт-юнкером восторженный юноша, ценивший брата за «необыкновенно острый ум», услышал от него такие слова:

– Что за солдат, брат Денис, – говорил, едко посмеиваясь, Каховский, – который не надеется быть фельдмаршалом! А как тебе снести звание это, когда ты не знаешь даже того, что необходимо знать штаб-офицеру?

Сперва Денис вспыхнул, обиделся, но с покорностью выслушал справедливые суждения брата о трудностях ратной службы. Расстались родственники прохладно.

Слова Каховского больно задели самолюбие юноши, однако вскоре он осознал, что и впрямь недостаточно образован для высокого звания офицера. И сразу же принялся восполнять сей пробел: накупил уйму книг, особое внимание обращая на любимую им военную историю, а также фортификацию и картографию. Денис продолжил заниматься французским языком, которому в детстве обучал его незабвенный мсье Шарль Фремон. Увлекшись литературой, с интересом читал Ломоносова, Державина, Мольера, Шекспира, Буало... С тех пор книги сделались его верными друзьями, а чтение – насущной потребностью и страстью на всю жизнь.