Единственная игра в городе - Пол Андерсон

Токтай, уже слегка осоловелый, поднял голову.

— Какая хорошая вещь, — рассуждал он. — слишком хорошая для… — но, взглянув на своих воинов, замолчал. При всей жестокости и абсолютизме монгольской империи ее военачальники делили все радости и невзгоды со своими подчиненными.

С упреком взглянув на Токтая, стражник поднес фляжку к губам.

— Полегче, — сказал Эверард. — От этого может закружиться голова.

— У монголов никогда не кружится голова, — объявил нойон, вливая в себя очередную порцию. — Мы крепки, как бронза.

— В этом и несчастье монголов. Такой крепкий, что никак не можешь напиться…

Первый воин, облизнувшись, с сожалением протянул флягу своему напарнику и вернулся на пост. Токтай сделал еще глоток и поднялся на ноги.

— Да, это было прекрасно. А теперь, Эбурар, ложись спать. Отдайте ему флягу, воины.

Эверард напрягся, лихорадочно соображая, что делать дальше.

— Спасибо, я с удовольствием выпью еще перед сном, — сказал он. — Я рад, что ты все-таки понял — оно слишком крепко для вас.

— Чтот-тыс-каз-зал? — Токтай уставился на него мутными глазами. — Для-мнглов-нчго-н-быва-ат-слшком-крпко! Н-для-мнглов!

Он покачнулся, пытаясь вновь поднести флягу ко рту. Первый стражник между тем вновь лихорадочно присосался к живительной влаге, словно опасаясь, что потом будет слишком поздно. Эверард судорожно вздохнул.

В конце концов, это могло и не получиться. Могло…

Вне всякого сомнения, эти храбрые вояки могли пить кумыс, вино, пиво, мед, квас — любой напиток этой эпохи. Но беда была в том, что крепость этих жидкостей не превышала 24 градуса. Хорошее шотландское виски — совсем другое дело. Если пить его как пиво, или даже как вино, можно попасть в беду. Опьянеешь намного скорее, чем поймешь это и вскоре свалишься без сознания.

Эверард потянулся за флягой, в которую вцепился один из воинов.

— Дай сюда, — сказал он. — А то мне ничего не останется.

Не обращая на него внимания, монгол глотнул еще раз и передал флягу товарищу. А когда Эверард встал, чтобы забрать флягу, тот ударил его в живот. Эверард упал на спину и услышал пьяный хохот монголов. Шутка была так хороша, что по этому поводу было решено выпить еще.

Эверард первый заметил, что Токтай уже дошел до нужной кондиции. Храбрый военачальник из сидячего положения, перевалившись на бок, незаметно перешел в лежачее. На губах его играла бессмысленная улыбка.

Нервы Эверарда были напряжены до предела. Первый стражник свалился минутой позже. С трудом он отполз от костра и стал выдавать обратно свой ужин. Другой, судорожно икая, встал, и еле держась на ногах, поднял саблю.

— Ты к-кто? — проблеял он. — Т-ты отравил нас, п-предатель!

Эверард, не раздумывая, перепрыгнул костер и, прежде чем второй стражник понял, в чем дело, навалился на Токтая. Завывая, воин бросился вперед. Эверард выхватил саблю нойона. Ему не хотелось убивать почти безоружного человека: он лишь выбил у него из рук оружие и ударил кулаком в подбородок. Монгол тяжело рухнул на бок и успокоился на ближайшие несколько часов.

Эверард помчался прочь от костра. Проснувшиеся воины окликали его. Он услышал топот копыт: воин, стороживший лошадей, поскакал узнать причину шума.

Кто-то почти рядом с ним раздул тлеющую ветку и стал светить вокруг. Эверард упал на живот и прижался к земле. Воин прошел в метре от его головы, но не заметил беглеца.

Когда огонь удалился, патрульный вскочил и бросился в темноту. Сзади слышались крики, проклятия и ругань, по которой можно было понять, что они обнаружили нойона и двух стражников.

Эверард изо всех сил бежал к лошадям.

Весь «подвижной состав» был тщательно стреножен и охранялся. Один из воинов, увидев его в потемках, поскакал ему навстречу. Резкий голос спросил:

— Что случилось?

Эверард ответил самым высоким голосом, на который он только был способен:

— Атака на лагерь!

Это было попыткой выиграть время, пока всадник не узнал его и не выпустил стрелу. Затем Эверард прыгнул, схватил лошадь за уздечку. Часовой с диким воем выхватил саблю. Патрульный уклонился и легко парировал удар. Потом он сделал ответный выпад и оставил саблю Токтая в теле противника, ранив его в бедро. Оттолкнув монгола, он вскочил на лошадь, тотчас увидев, что навстречу ему скачет еще один всадник. Услышав характерный звон тетивы, Эверард нагнулся, и вовремя — там, где только что была его голова, просвистела стрела. Под непривычной тяжестью украденная лошадь встала на дыбы. Эверард потерял целую минуту, пытаясь совладать с ней. Лучник мог убить его со второй попытки, но, к счастью, его лошадь проскакала по инерции, и монгол промахнулся в темноте. Прежде, чем он смог повернуть лошадь, Эверард уже скрылся в ночи.

Он подъехал к пасущемуся табуну, снял с украденной лошади аркан и поймал еще одного скакуна. Перерезав путы на его ногах, он повел коня за собой. Проехав несколько метров, Эверард оглянулся. Погони еще не было. И неудивительно — сначала им нужно было прийти в себя, оставшись без начальника. Хотя…

В темном небе засверкали первые зарницы. Он придержал скакуна. Теперь не было нужды торопиться. Это будет Мэнс Эверард… который вернулся к машине времени и забросил ее к югу в пространстве и назад во времени.

Патруль запрещал им помогать себе таким образом. Слишком велик был риск замкнуть собой круг или перепутать прошлое с будущим.

Но сейчас им придется посмотреть на это сквозь пальцы. И даже обойтись без единого упрека. Потому что все это — для спасения Джека Сандовала, а не Мэнса Эверарда. Я жив, здоров и уже свободен. Кроме того, я могу запутать погоню в горах, которые знаю лучше, чем монголы. Это путешествие во времени назад — только для спасения жизни моего товарища…

Кроме того, как это ни горько, в чем же заключается наше задание, как не в самом проведении линии будущего, вернувшегося создать свое прошлое? Без нашего вмешательства монголы легко могли населить Новый Свет, и тогда бы никого из нас вообще не было.

Небо было беспредельным и черным. Не мерцала ни одна звезда. На мгновение сквозь просвет в облаках показалась Большая Медведица. Гулко стучали копыта лошадей. Никогда еще Эверард не чувствовал себя таким одиноким.

— Что мне делать? — спросил он темноту. Но лишь лошади всхрапывали в сыром воздухе.

Ответ пришел сам собой. Эверард немного расслабился и, откинувшись в седле, продолжил свой путь. Он хотел хорошенько все обдумать. То, что он решил сделать, оказалось не таким уж страшным, как он думал вначале.

Токтай и Ли Тай Чунг никогда не вернутся домой. Но не потому, что они погибнут на море или в лесах. Они не вернулись потому, что посланник небес убил громом всех их лошадей и спалил молниями корабли, стоящие в устье реки. Ни один китайский матрос не осмелился выйти в океан на тех утлых суденышках, которые им удалось здесь соорудить; ни один монгол не рискнул отправиться на родину посуху. Экспедиция осядет здесь, люди возьмут себе в жены индейских женщин и доживут свою жизнь в покое. Чинук, тлингит, нутка — все потлахские племена были прекрасными охотниками, рыболовами, умели строить просторные каноэ… Что ж, монгольский нойон и даже китайский ученый принесли больше пользы, смешавшись с индейцами, чем если бы покорили их…