Суматошные дни, или Невеста и олигарх - Дмитрий Затучный

Например, в Японии молчание в адрес музыкантов или участников научных конференций является признаком максимального одобрения. Вероятно, и собравшиеся здесь люди, авторитетные и умные, поражены только что услышанным.

Вдруг с места встал пожилой человек. Его обращение к аудитории было шокирующим:

– Мы только что прослушали плохо подготовленное выступление, – заявил он. – Только это ещё не самое страшное. Материалы, изложенные в докладе, наполовину заимствованы из трудов академика Каретникова, а в другой своей части противоречат элементарным законам науки.

«Академик» моментально понял, что ситуация пошла в непредвиденном направлении. «Ничего особенного, – успокоил себя молодой человек. – Все люди имеют право на ошибку. Этот господин просто не разобрался в том, что я сделал. Академик Каретников, безусловно, является непререкаемым авторитетом в науке, но направление, которое создал и продолжает развивать он, ни в малейшей степени не пересекается с моими исследованиями. Помимо этого, результаты нашего с учителем научного поиска многократно подтверждены лабораторными исследованиями. При применении моих методик раковые клетки явно блокируются, а в некоторых случаях просто погибают. Эти материалы находятся на том же самом электронном носителе, что и доклад с презентацией, и могут быть моментально продемонстрированы всем присутствующим…».

«Академик» начал говорить. Только он успел произнести лишь несколько фраз, как его грубо прервали. С места встал ещё один мужчина в годах и с яростью набросился на несчастного докладчика.

– Горько осознавать, что в стране со столь развитой наукой мы должны наблюдать подобное, – произнёс он очень громко. – Не побоюсь сказать, но мне ещё не приходилось видеть такую наглость. Представлять уверенно перед такой солидной аудиторией чужие результаты как свои собственные… Знаете, это уже превосходит все известные пределы. Стыдно, молодой человек, что вы начинаете свой путь в науке с недостойных поступков.

Затем говоривший участник обратился к людям, сидевшим в президиуме:

– Я не нашёл этого доклада в программе конференции. Откуда вообще взялся этот горе-учёный?

Председатель оргкомитета залился бордовой краской. Такого развития событий нельзя было предвидеть.

– Мы включили этот доклад в программу конференции дополнительно, по рекомендации академика Каретникова, того самого, – сказал он, немного заикаясь.

Человек, только что яростно критиковавший выступление «академика», усмехнулся.

– Видимо, даже такие люди могут ошибаться, – прокомментировал он ответ председателя оргкомитета.

В университете «академика» ждал ещё один неприятный сюрприз. Письмо из президиума конференции. Естественно, оценки докладу были даны не самые лестные. Теперь «академику» оставалось только молиться. За быстрое выздоровление своего учителя и за благоприятный выход из ситуации. И небеса его услышали. Случилось и то и другое. Через две недели наставник вышел из больницы. Много чего передумал аспирант, готовясь к встрече с профессором… Он же подвёл учителя, не выполнив его важнейшее указание! Может быть, ему укажут на дверь, но он будет умолять о прощении.

Реакция учителя оказалась неожиданной: он был уверен, что ученик не виноват. Просто случилось непредсказуемое несчастливое стечение обстоятельств.

– Никто не мог предположить мою внезапную болезнь за месяц до твоей защиты, – тихо проговорил профессор: последствия недомогания ещё сказывались. – Моя же вина в том, что тебя следовало предупредить кое о чём.

– О чём же? – спросил ученик.

– Когда остаётся так мало времени до столь важного этапа в жизни каждого учёного, то необходимо думать только о его преодолении. Все остальные предложения, как бы заманчиво они ни выглядели, не имеют в этом случае ни малейшего значения.

– Оргкомитет этой конференции буквально умолял меня принять участие. Их просил об этом академик Каретников.

Лицо учителя искривила гримаса: непонятно, что это означало. Может быть, досаду?.. Всегда неприятно нести потери, когда цель так близка. Или в ней было что-то другое… Знак глубинного осмысления, почему жизнь устроена так несправедливо.

– Академик Каретников здесь ни при чём. Как и председатель оргкомитета. Политику в данном случае определяли другие люди.

– Кто же? Кому я успел перейти дорогу?

Профессор улыбнулся. Если б он мог мгновенно передать ученику хотя бы половину своего жизненного опыта, то с радостью бы это сделал. Но невозможно. Юноша, невероятно способный к наукам, не сможет избежать стрел со стороны серых и ленивых личностей. Зависть и талант – две неразделимые вещи.

– Я открою тебе их имена, – проговорил профессор. – Недругов надо знать в лицо. – Внезапно его глаза сузились, а голос стал дрожать. – Только дай мне слово, что никогда не будешь мстить. – Он сделал паузу, подбирая слова. Капельки пота проступили на испещрённом морщинами лбу. – Ты слишком много можешь сделать для науки и страдающих людей, чтобы распыляться на сведение счётов с мелкими и злобными персонами.

– Даю слово, – спокойно произнёс ученик.

– Я уже имел беседу с академиком Каретниковым и поэтому знаю весь расклад ситуации, – начал учитель. – Несколько твоих научных трудов действительно оказали на него сильное впечатление.

– Как он смог ознакомиться с ними? – перебил профессора ученик. – Неужели столь известный учёный имеет время на изучение тех научных журналов, в которых я публиковал свои статьи?

– Конечно, нет, – резюмировал наставник. – Фамилия профессора Веселова тебе что-нибудь говорит?

Веселов был одним из сотрудников университета, который при любой встрече высказывал «академику» слова поддержки. Его большие голубые глаза всегда излучали тёплый радушный свет в любое время и для разных людей. Нежная аура вокруг этого человека никогда не растворялась. Веселова, как казалось, обожали все. Начальники, ловившие на себе его застенчивые и заискивающие взгляды с обязательным обращением по имени-отчеству: «Здравствуйте, Алексей Петрович» – при встрече в коридоре или в случае аудиенции в кабинете: «Не могли бы вы уделить мне хотя бы минуту своего драгоценного времени? Ой, я вижу, что появился в неурочный час… Прошу великодушного прощения… Только скажите, когда вас можно будет побеспокоить… Назначьте любое удобное для себя время…» При этом его елейный голос моментально твердел, когда ровное течение какого-нибудь собрания или совета нарушал непростой вопрос, заданный кем-нибудь из сотрудников человеку, выступающему с трибуны. В этом случае Веселов моментально вскакивал с места, как будто только что сел на острый предмет, и извергал громы и молнии в адрес смельчака. «Как вы можете так говорить? – вопрошал он. – Сергей Иванович радеет за дело, а пятна и на солнце бывают. Ах, вы просто хотите что-то уточнить! Так сдайте свои предложения в президиум. Нельзя нарушать процедуру проведения. Что вы говорите: у нас демократия. Правильно излагаете, но не стоит это путать с откровенным хаосом…» Веселова не надо было побуждать к подобным выступлениям извне, у него был внутренний мотор поддержки, никогда не дающий сбоев. Сотрудники университета также не могли пожаловаться на столь хорошего человека. Всесторонняя поддержка всех, всегда и везде была его визитной карточкой. При этом большие синие очи этого сотрудника никогда не прекращали излучать нежного света, как будто внутри Веселова непрерывно работал какой-то невидимый вечный двигатель. «Академик» также не мог на него пожаловаться. «Вы – наша главная надежда», –