Ануш. Обрученные судьбой - Мартина Мэдден

По такому торжественному случаю на Хетти было голубое шелковое платье и она постаралась уложить волосы как можно красивее. Щеки ее чуть раскраснелись, и, когда она начала что-то шептать на ушко Томасу, я был сражен ее девичьей привлекательностью.

– Почему бы вам не отдохнуть? – спросил Пол, наблюдая за Хетти. – Съездите в город на пару дней.

Идея показалась мне очень интересной, я не мог вспомнить, когда последний раз был в Трапезунде.

– Возьми с собой Хетти, поживите в гостинице пару дней. Побалуй ее немного, Чарльз. Она тут с тобой совсем света белого не видит.

Я повернулся сказать, что так и сделаю, но внимание моего друга было направлено не на меня. Он смотрел на Хетти с такой явной тоской, что я впервые начал гадать, а не влюблен ли Пол Троубридж в мою жену?

Ануш

Смеркалось. Ануш стояла у окна и смотрела на свое отражение в темном стекле. В доме не было зеркала, и, чтобы посмотреть на себя, ей приходилось становиться на стул и смотреть в окно. Вытягивая шею, она увидела, что сзади платье легло двумя красивыми складками. Оно было чуть длинноватым, но, если стоять на цыпочках, выглядело великолепно.

Элегантная девушка в красивом американском платье.

Госпожа Стюарт преподнесла ей этот подарок, но Ануш пришлось ждать, когда мать уйдет из дома, чтобы примерить его.

Парзик отдала бы все свое приданое, чтобы выйти замуж в таком платье! Оно было сшито из отличной белой ткани, легкой, как облако, и мягкой, как морской бриз. Подол остался чуть грязноватым после того, как госпожа Стюарт надевала платье последний раз, но Ануш никогда ранее не видела такой красоты. Платье было украшено пришитыми цветами ручной работы и кружевными манжетами.

Расплетя косу, Ануш уложила волосы на голове точь-в-точь как это делала госпожа Стюарт. Жена доктора была очень красива, просто идеальна, как женщина с картины, и очень отличалась от матери Ануш.

Хандут гладко прилизывала волосы и прятала их под косынкой. Она считала красоту слабостью и таким же недостатком, как тщеславие.

Госпожа Стюарт не была тщеславной. Она одевалась просто и не носила украшений, кроме пары изумрудных сережек, которые позвякивали, когда она поворачивала голову. У нее были большие серые глаза, кожа цвета светлого меда, а волосы – цвета мокрого песка.

Ануш всегда недоумевала, как так вышло, что эта женщина стала жить в их деревне и при этом ее жизнь разительно отличалась от жизни местных женщин. Она работала врачом и разговаривала с мужем на равных.

Доктор Стюарт с его темной кожей и бородой вполне мог быть турком по происхождению. Люди говорили, что нет болезни, которую он не может вылечить, но дух его неспокоен. Он всегда строил планы на будущее, а сегодняшними делами пренебрегал. Хороший человек, но при этом странный и непростой.

Ануш смотрела на свое отражение и вдруг заметила темную фигуру, наблюдавшую за ней из леса. Она спрыгнула со стула и открыла дверь.

– Хусик!

Охотничья собака тявкала где-то вдалеке.

– Хусик! Я знаю, ты там!

Ответа не было, только отдаленный шум прибоя и гул в ушах.

– Держись подальше от меня, слышишь? Ты ничего не значишь для меня! Слышишь, Хусик?! Ничего!

Зайдя в дом, она сняла платье и спрятала его в углу на чердаке.

Дневник доктора Чарльза Стюарта

Сегодня в больницу прибыло еще два пациента с туберкулезом. Это дети, поэтому я разместил их на женской половине, которая практически пустует.

Но так дальше не может продолжаться. Постройка изолятора была включена в первоначальный план строительства больницы, и я еще не потерял надежды изыскать для этого средства.

Элиас Риггс подолгу не отвечает на мои письма, а его ответ всегда один и тот же: мы должны попытаться обойтись без изолятора.

Теперь, когда мы открыли больницу, задача приносить доход как никогда актуальна, тем более что у нас появился первый сотрудник – Манон Жирардо, сестра-хозяйка и главная медсестра (на самом деле единственная медсестра).

Она прибыла к нам из Трапезунда однажды утром. Это довольно крупная дама, так что стало весьма затруднительно выходить через дверной проем.

Манон из французских ливанцев и приехала в Константинополь вместе с семьей матери.

Примерно такого же роста, что и я, с телосложением и силой кузнеца, это весьма импозантная дама, мгновенно внушающая уважение.

Пол сказал мне, что она ищет место и ранее работала с ним в городской больнице Трапезунда операционной сестрой.

Я знаю, Пол ее высоко ценит, но мне интересно, почему она захотела работать в маленькой, бог знает где расположенной, плохо оснащенной больнице, да еще и отвратительно финансируемой?

Вчера я был у губернатора и вырывал ему зуб. Во время визита упомянул о нашей Манон. Он многозначительно ухмыльнулся и сказал, что имел место некий инцидент.

– Шкандаль… – произнес он с французским акцентом.

Я начал было выпытывать детали, но он больше ничего не сказал. Пол точно что-то знает, но ему явно неловко об этом говорить, так что я больше не настаивал.

Но все же я решил провести собеседование с Манон, прежде чем принять ее на работу, и после него у меня не осталось ни капли сомнения, кто здесь будет главным.

– Я управляю больницей, и весь персонал будет мне подотчетен. Вам сообщат, только если будут проблемы! – безапелляционно заявила она.

– Ну, вообще-то я…

– Мы вместе будем подбирать сотрудников, и вы должны заручиться моим согласием, прежде чем нанимать кого-либо!

– Я еще пока не решил…

– Alors![9] График дежурств составляется в начале недели, и если в него будут вноситься изменения, сообщайте мне.

– Ясно.

– Зарплата выдается мне каждый четверг и в полном объеме перед шестинедельным отпуском для поездки во Францию.

– Шесть недель!

– Только в этом случае я буду работать каждый день с одним выходным – пятницей!

Я решил не сообщать ей, что, кроме меня и Хетти, другого персонала нет, и нанял ее на работу немедленно!

Оказалось, Манон – именно тот человек, в котором так нуждалась больница. Она молчалива и иногда бесцеремонна на грани грубости, но лучшего управляющего я не могу и представить.

Все отделения работают как часы, и, что самое удивительное, она умеет приструнить самых трудных пациентов. Даже черкесы тушуются перед этой внушительной дамой.

Благодаря Манон у меня теперь появилось время для моих позабытых исследований, а Хетти вновь открыла школу, закрытую со времени отъезда Джейн Кент.

Как выяснилось, Манон имеет вполне определенное мнение об этой стране, и она вовсе не стесняется его высказывать.

Хетти недавно рассказала ей о том, что увеличилось число вызовов к пациентам, живущим далеко и страдающим от чрезмерной потливости ног. Они платили по золотой лире за каждый час хода каравана, и все это поступало в казну больницы. Манон была чрезвычайно удивлена и сказала, что в горах полно бандитов, которые только и ждут, чтобы ограбить меня и перерезать мне глотку.

Я не думаю, что она оценила то, как эти люди приняли меня, в том числе и бандиты, и понимала, что я в полной безопасности. На самом деле я всегда предвкушаю выезды по этим вызовам, это весьма разнообразит мой каждодневный распорядок, да и с Махмудом Агой, всегда сопровождающим меня, я чувствую себя в этой стране как дома.

Несколько дней назад за ужином снова возник этот вопрос.

– Не обманывайте себя, доктор Стюарт. Вам может нравиться эта страна, и вы ей можете нравиться, но она никогда не станет вашим домом. И глупо быть сентиментальным, – заявила Манон.

– Я совершенно не сентиментален, – ответил я. – Вы забываете, что ваш и мой опыт несколько различны, в первую очередь потому, что вы женщина.

– Эта деревня отнюдь не рай земной, доктор Стюарт. Вы считаете, вас приняли здесь? Non! Вы всегда будете неверным в этой стране, иностранцем и приверженцем другой религии! Для турок вы останетесь таковым навсегда!

– Мои дети не знают другой родины, кроме этой! – запротестовал я. – А как же они? Вы считаете, что Америка их родина? Страна, которую они никогда не видели?

– Для детей миссионеров это правило не вполне применимо. Вам не понравится эта мысль, но ваши дети не будут чувствовать себя своими ни здесь, ни в Америке. Pas de problème[10], они еще слишком малы. Они приспособятся. Но вы, доктор Стюарт, должны быть аккуратнее.

Я сказал ей, что, очевидно, отношение турок к женщинам сделало Манон несколько предубежденной, и тогда дама решила сменить тактику.

– Для Джейн Кент деревня стала домом, – заявила она, глядя на меня поверх бокала.

– Да, и тем не менее она не осталась здесь. А мы, напротив, не собираемся никуда уезжать.

– Джейн и Пол были любовниками. Вы знаете об этом?

Хетти сказала, что мы догадывались. Манон решила посвятить нас во все страстные, а то и душераздирающие подробности этого романа.

– Так что, Джейн уехала, потому что об их романе стало известно? – спросил я.