Осенняя женщина - Анна Климова

— Что — как?

— У меня запарка, Тимон. Заколебался пыль глотать. Появишься в офисе?

— Перебьешься. У меня отгул.

— Слушай, а почему бы нам не послать домовенка Кузю куда подальше, а? Откроем свою компьютерную фирму, развернемся! Я — генеральный директор, ты — ответственный и незаменимый работник. Представляешь, твой босс у тебя в лучших друзьях ходит! Перспектива! Наймем какую-нибудь Диану прямо с бухгалтерских курсов. И потекут у нас молочные реки, Тимка, в кисельных берегах!

— Эффективность темы равна нулю. Мы с тобой это уже обсуждали. Не хочу тратить время на бюрократию.

— Бюрократию обещаю взять на себя, — поспешно заверил его Дима.

— Это еще полбеды. Твои способности в бизнесе вызывают у меня большие сомнения. Напомнить, как ты всех знакомых и соседей закормил «Гербалайфом», а потом они шарахались от тебя, как от пациента психбольницы?

— Гнусные мещане, тормоза прогресса! — возмутился Дима, и Тимофей представил, как покраснели его лопухообразные уши. — Они не понимают идеи агрессивного маркетинга.

— А твои щетки для массажа? Сколько ты на них потерял? Кажется, триста баксов?

— Джордано Бруно тоже сожгли на костре, но истинность его идей подтвердила сама история.

— Мученическое сожжение тебе не грозит, а вот уши твои, боюсь, пострадают. Их когда-нибудь отрежут угрюмые парни, которые поставят тебя «на счетчик». А заодно эту операцию проделают и со мной, если примажусь к твоим авантюрам.

— Нет, не выйдет из тебя простого белорусского миллиардера, — вздохнул Дима. — Ты живешь с оглядкой. Нет в тебе широты. Куража нету. Тебя буржуи испортили, что бы там ни говорили про их буржуйский капитализм. Оттого и мозги стали набекрень.

Тимофей улыбнулся и выключил телефон. Болтать Дима мог до бесконечности. Этим и раздражал иногда. И не только этим. Его отличали несколько неприятных свойств: тяга к порнографическим сайтам в Интернете, пустое словоблудие, обширные и часто бесполезные знакомства, излишняя самоуверенность, пренебрежение к деталям и неумение сосредоточиться на чем-то одном. Вкупе с забавной привычкой продавать знакомым бесполезные вещи Дима приобретал все типичные черты среднестатистического современного молодого человека, мечтающего о ШАНСЕ, но ищущего глазами только новенький бумажник на углу под водосточной трубой, словно некий потомок славного Корейко. Вожделенная труба и требуемый бумажник не находились, а посему он жил, как король в изгнании, — не по средствам широко и мягко презирая окружающих за скупость вне зависимости от их достоинств.

Почему же Тимофей считал его своим другом? Сложный вопрос. Наверное, потому что каждому Шерлоку Холмсу нужен добрый и не слишком сообразительный доктор Ватсон. Хотя нет. Сообразительность тут ни при чем. Скорее, большую роль в их отношениях играла некая молчаливая договоренность не лезть в дела друг друга, не мешавшая им проводить свободное время вместе.

Через полчаса Тимофей припарковался возле одного из огромных зданий на улице Сурганова. В нем до сих пор размещался нужный стране институт, но из-за свалившихся финансовых проблем научное учреждение вынуждено было сдавать свои площади разным фирмам, издательствам и иным ООО.

Там Тимофея совсем не ждали.

Взглянув в зеркальце, он поправил свой шикарный галстук и вышел из машины, захватив пальто и кейс.

В это самое время на восточном побережье США, в городке Джерси-Сити, в доме 499 на Логан-драйв, в своей спальне молча, но без сна лежали супруги Периш. Было темно, только в окне отражался призрачный отблеск близкого и огромного Нью-Йорка да пронзительные сирены катеров береговой охраны нарушали покой глубокой ночи. Бессонница терзала супругов уже несколько недель. Оба не признавались в этом друг другу, но чувствовали: ни один из них глаз не смыкает, прислушиваясь к ночным звукам.

Для начала миссис Периш решила, что это из-за надоевших штор на окнах. Она их поменяла, но покой не приходил. И в глубине души она отлично понимала, почему.

Мистер Периш в свою очередь принимался мысленно считать баранов, как его учила в детстве мать. Примерно на пятитысячном баране он останавливал себя — так можно было продолжать до самого утра. А ведь ему надо рано встать, чтобы успеть к парому на 7:50, курсировавшему между Либерти Парком в Джерси-Сити и Бэттери Парком в Манхэттене. А там на такси до работы. Хорош же он будет, если станет клевать носом в офисе вместо того, чтобы думать о новых направлениях в рекламе. Зевающие клерки всегда раздражают начальство. Тогда мистер Периш переворачивался на другой бок с решительным намерением заснуть. Но сна не было. В глубине души он, как и его супруга, отлично понимал, почему.

У четверых детей четы Периш сон был получше, но они тоже все понимали и ждали чего-то, как ждут грозы после невыносимо душного дня.

— Джон, — тихо позвала мужа Дебора Периш. — Джон, я больше так не могу. Я боюсь его.

Мистер Периш молчал, но она знала, что он ее слышит.

— Видит Бог, Джон, я очень старалась. Старалась, как могла. Но у меня больше нет сил постоянно ждать от него пакости.

Она всхлипнула.

Они оба думали об одном и том же.

— Три дня назад он проколол шины велосипеда Сьюзи. Я ее еле успокоила. На прошлой неделе он привел в дом кучу маленьких латиносов из Бронкса. После них я не досчиталась ложек из сервиза, а у Питера нашла вшей! Вшей, Джон! Я чуть со стыда не сгорела, когда привела его к доктору. Он просто чудовище!

— Ты преувеличиваешь, Деб, — мистера Периша словно окатило жаркой волной раздражения. Он был согласен с женой, но самое ужасное, что выход из сложившейся ситуации без удручающих последствий не просматривался.

— Я преувеличиваю?! — как от электрического тока, подскочила на своем месте Дебора Периш. — Я постоянно застаю его за просмотром эротических каналов. За обедом он ковыряет в носу, а потом вытирает пальцы об одежду Тейлора. Его вещи и вещи остальных детей пропадают. В школе он рассказывает про нас жуткие небылицы. Мне трижды пришлось беседовать с учителями. И они убеждены, что мы издеваемся над ним! А вчера Питер, когда я его отругала за разбросанные книжки, сказал что-то по-русски. Я уверена, что это какое-то грязное слово! И если это так, то не трудно понять, кто его научил этим словам! А ты? Разве ты не мучился животом на пароме позавчера? Я нашла упаковку со слабительным у него в комнате. Совсем не удивлюсь, если это он добавил его тебе в кофе.

— Парень, который работал все лето на стройке, может исправиться, — не веря своим словам, глухо произнес мистер Периш.

— О да! Конечно! Я и забыла! Только потом он всем встречным и поперечным рассказывал, что это мы заставили его подрабатывать там, а сами отнимали у него деньги! Джон, я схожу с ума, когда думаю о том, что он вытворит в следующий раз.