Журнал «Вокруг Света» №08 за 1990 год - Вокруг Света

Пожилую женщину не прописывали в маленькой комнатушке, где нельзя было поставить вторую кровать.

— Милиция, как правило, приходила по ночам,— вспоминал Георгий Ахиллесович.— Выгоняли мать на улицу. В Сочи с меня потребовали расписку, что я не буду рассказывать о «добровольном переселении греков»...

— Представьте, что бы о нас подумали, если бы я сказала, что хочу обратиться за обещанной мне помощью к Сталину?! — задержала на мне острый взгляд тетя Катя.— Определенно, приняли бы за ненормальную. И тогда поместили бы в другое место.

Работая в Москве, тетя Катя получала одну награду за другой, отмечали и юбилеи: тридцать лет безупречной работы в здравоохранении, сорок, пятьдесят, шестьдесят. Многие ли могут похвастаться таким трудовым долголетием? Глядя на ее приветливое лицо, добрую улыбку, людям казалось, что жизнь ее была безоблачной, счастливой — она никогда не жаловалась.

И сын у нее такой же. Гены, скажут. В том-то и дело, что сын он ей не родной. Просто судьбе было угодно, чтобы отец Георгия Ахиллесовича женился на замечательной женщине. Тетя Катя вышла замуж, когда Георгию было двенадцать лет. Она стала ему и матерью и другом.

Георгий Ахиллесович, несмотря на то, что на его долю тоже выпало немало испытаний, вспоминал не только о лишениях и трудностях. Он дружил с прекрасными людьми — такими, как актеры Абдулов и Дружников, поэты Светлов и Берестов. Участвовал в этнографических экспедициях вместе с выдающимися советскими учеными, объездил многие страны.

— Греки,— говорит он о соотечественниках,— народ трудолюбивый и неунывающий. Юмор помогает им жить...

Эти слова вполне можно отнести и к самому Георгию Ахиллесовичу.

«Дядя Коля-пекарь» — так называли Николая Кучуканиди, и это приветливое и почтительное обращение прочно за ним закрепилось. Что там говорить, хлеб у дяди Коли получался отменный — вкусный, ароматный. Жил мастер со своей большой семьей в Бердянске: жена, два сына и две дочери.

Городок люди прозвали «спящей красавицей». Говорили: тих и красив. Здесь, кажется, и разговаривать громко было не принято. Но, бывало, соберутся большой компанией и непременно песни поют — русские, украинские, греческие. Так бы и жили, но началась война. Дядю Колю призвали в армию.

Когда немцы прорвали оборону под Бердянском, наши части вынуждены были отступить. После мощного налета вражеских самолетов и не прекращающейся бомбежки дядя Коля очутился в плену. Не помнит, как его подобрали, потому что был тяжело ранен, пришел в себя в немецком лазарете. Потом отправили в Германию, как многих других военнопленных.

Места, в которых находился дядя Коля, освобождали английские войска. Офицер спрашивал у пленных национальность. Дядя Коля не понял, что тот имел в виду подданство, и ответил: «Грек». И его отправили в Грецию.

Поселился он в тридцати километрах от Салоник, в тихом селе. Работал, пек хлеб. С годами смог построить маленький домик. Искать семью начал поздно, и не только

потому, что старался прежде стать на ноги сам,— боялся, что его поиски отразятся на судьбе детей.

Неподалеку от дяди Коли жила добрая семья Иоанниса Панайотидиса. Сын Иоанниса — Анести учился в Советском Союзе, там же остался работать, женился. Но к родителям приезжал. О судьбе дяди Коли был наслышан, вот и решил помочь старику.

— Поехали! — сказал он однажды дяде Коле.— Посмотришь родные места. Найдем мы твою семью.

Дядя Коля встрепенулся. Так жарко и обнадеживающе говорил Анести — может, и правда, повезет? Время нынче другое...

Бердянска дядя Коля не узнал — новый, незнакомый город. От дома к дому шли вдвоем: высокий и подтянутый Анести, энергично вырывающийся вперед, и маленький, по-стариковски согбенный дядя Коля.

Наконец повстречали немолодого мужчину, который, кстати, вспомнил дядю Колю-пекаря.

— Так его, мы слышали, убили...

— Как убили,— улыбнулся Анести.— Вот он.

— Нэ, нэ, я, это самое...— путая греческие и русские слова, взволнованно заговорил дядя Коля и для убедительности стал рассказывать, где и что до войны в городе было.

— Будем искать! — твердо сказал Анести.

Наконец напали на след: им рассказали, что совсем недавно в этих краях побывали сыновья дяди Коли. Приезжали посмотреть родные места. Остановились в деревне у знакомых греков в районе Запорожья.

Найти греков было нетрудно, немного осталось их тут. Дали адрес. Насторожила фамилия; Кучуканиди. Кто бы это мог быть?

Вот и дом Кучуканиди. На робкий стук вышла молодая женщина. Она задержала удивленный взгляд на дяде Коле. И, сказав, что она невестка Кучуканиди, повела гостей во двор.

На продолговатом столе под огромным деревом свекор ее потрошил крупную тыкву. Долго и оторопело рассматривали друг друга два старика, чем-то похожие. Оказались близкими родственниками.

— Живы твои дети,— сказал хозяин, вытирая набежавшую слезу.— И старуха твоя, храни ее бог. Тебя-то где носило, бедняга? Думали, давным-давно...

— Где же они? — Дядя Коля тут же опустился на лавку.

— В Краснодаре поселились.

Поздно вечером вернулись в Запорожье. Анести дал телеграмму: «Вас ожидает радостная весть, позвоните в гостиницу». И указал номер телефона. Просидели всю ночь. Но никто не позвонил. Утром дали еще одну: может быть, первая не дошла. Ждать, однако, не стали. Обратный адрес и телефон Анести указал московский.

Дома уже ждала телеграмма, а вечером позвонили.

— Вы — Юрий Николаевич? — спросил Анести.

— Да,— послышался ответ.

— Чем ваш отец занимался до войны?

— Был пекарем.

— Почему был?! Он — жив! Жив!

Тут послышался женский голос:

— Простите,— заговорила женщина взволнованно. — Вы говорите, что отец наш...— И она не смогла продолжить.

Дядя Коля взял трубку из рук Анести.

— Надя! Надя!— прокричал он имя дочери и смолк.

— Да, да, это я...— И все стихло.

Трубка дрожала в руке старика, продолжал разговор Анести. Да и не требовалось много говорить: пригласил всех к себе.

Огромное семейство Кучуканиди собралось в московской квартире Панайотидиса. Ушел на войну дядя Коля, когда дети были совсем малые, а жена молодая; встретились через сорок шесть лет...

Об этой невероятной истории узнал я в то время, когда дядя Коля оформлял документы в греческом посольстве, переезжая к детям навсегда.

Мы снова ощутили себя эллинами...

Многие греки, живущие в Грузии, говорят по-грузински, по-турецки, по-русски, но не знают родного языка. Дело в том, что их предки жили в Османской империи в те давние и трагические времена, когда греков заставляли отказываться либо от своей веры, либо от родного языка. Из двух зол люди выбрали наименьшее в надежде, конечно, что смогут тайно, среди своих или дома говорить на родном языке. Некоторые сурово поплатились: османские власти приказывали отрезать языки тем, кто говорил по-гречески. Принимать же мусульманскую веру взамен своей православной греки не соглашались ни в какую.

И в Советском Союзе греки имели возможность изучать родной язык лишь до 38-го года: потом, после волны репрессий, школы были закрыты. Только через пятьдесят без малого лет, после настойчивых требований греков, живущих в Грузии, особенно в Сухуми, преподавание родного языка в этих местах наконец возобновилось.

Надо видеть радостное лицо мальчишки, вбегающего домой после уроков: узнав первые греческие слова в школе, он спешит поделиться ими со своими родителями...

Мать наливает ему суп, а он указывает на тарелку: «пьято». Мальчишка продолжает называть незнакомые взрослым слова, не приступая к еде, и они после настойчивых требований сына неумело повторяют казавшиеся вроде бы и родными, но отчего-то не произносимы вслух так же легко, как это получается у сына, слова: школа — схолио, тетрадь — тетрадио, книга — вивлио.

Так через долгие годы в дом возвращается греческий язык.

Наконец-то и греки Мариуполя стали изучать по-настоящему родной язык. «По-настоящему» говорю потому, что разговаривают они с каким-то, мягко говоря, ущербным для богатейшего эллинского языка упрощением, искажением, с использованием густой языковой смеси из русских, украинских, турецких и татарских слов. Но не их в том вина.

Вспоминаю трудное начало, когда руководитель семинара по изучению греческого языка в Советском Союзе Марина Львовна Рытова из Московского областного педагогического института имени Крупской бралась за нелегкое дело: готовить учителей для греческих школ. Она настояла, чтобы программа была точь-в-точь такой, как в Греции. Один из ее учеников, Ахиллес Чапиди, учитель из Рустави, был направлен в Грецию на семинары. Марина Львовна занимается подготовкой учителей и у себя в институте, состоялся уже первый выпуск.