Самый богатый человек из всех, кто когда-либо жил - Грэг Стейнметц

Венгерские шахты принадлежали частным владельцам. Фуггер хотел скупить их и обрабатывать медь за границей, в Арнольдштайне. Владение шахтами сулило больше доходов, чем ростовщичество, однако требовался значительный объем первоначальных вложений. Следовало очистить территорию, прокопать шахты и установить под землей крепеж. В Арнольдштайне необходимо было возвести плавильную печь для очистки руды и мануфактуру по производству пушек. Также требовалось проложить дороги, которые свяжут шахты с плавильней. Это огромные расходы – и достаточно рискованные, с учетом набегов турок. А длительная окупаемость этих инвестиций делала их еще более рискованными. Минуют годы, прежде чем удастся получить прибыль, даже если все пройдет гладко. Если же обстоятельства окажутся против Фуггера, он может потерять все. Якоб сознавал опасности. «Ни одно предприятие не разваливается быстрее горнодобычи, – говорил он. – Чаще всего десяток погибает, прежде чем один разбогатеет». Не стоило забывать и о политических рисках. Мирный договор Максимилиана обещал защиту, но никакой договор не являлся стопроцентной гарантией. Такая защита способна обернуться враждой в мгновение ока.

Чтобы обезопасить себя, Фуггер принял одно из важнейших решений в своей жизни. Он согласился взять в партнеры Иоганнеса Турзо. Репутация немцев как нации непревзойденных механиков и инженеров создавалась именно такими людьми. До встречи с Фуггером Турзо уже прославился среди немецких горняков как человек, восстановивший затопленную шахту в Саксонии. Его метод был обманчиво прост. Работники наполняли мешки водой, а колесо, приводимое в движение водным потоком, наматывало веревку и вытягивало эти мешки на поверхность. Там мешки опорожняли и скидывали обратно в шахту. Сложность состояла в том, чтобы заставить систему функционировать бесперебойно.

Турзо обладал и иными талантами. Он отлично разбирался в металлургии и был экспертом по «ожижению» – новому технологическому процессу отделения меди от серебра. Еще важнее для Фуггера была родословная Турзо. Он был австрийцем и говорил по-немецки, но его предки происходили из Венгрии, а значит, он понимал нравы и обычаи местных жителей. Кроме того, он был гражданином Кракова, что делало его кандидатуру терпимой для венгерского короля Владислава (Уласло). Последний, занявший престол после смерти Корвина, принадлежал к династии Ягеллонов, которая правила в Польше. Права на горнодобычу распределял сам король, и происхождение Турзо, в сочетании с опытом, превращало его в идеального «фронтмена», лицо нового предприятия.

Турзо уже участвовал в нескольких проектах в Венгрии, восстанавливая затопленные шахты. Впрочем, нанять его полноценно у владельцев шахт не хватало средств. Да, у них имелись права на разработку едва ли не богатейших рудников Европы, но не было возможности ввести эти рудники в эксплуатацию. С тем же успехом можно было приобретать права на добычу руды с океанского дна. Словом, это была задача как раз для Фуггера, поскольку ее можно было решить при помощи денег. Фуггер отправился в Вену летом 1495 года, чтобы подписать контракт с Турзо. Условия контракта характеризуют значимость фигуры Турзо. Фуггер брал на себя все начальные расходы, однако соглашался поделиться с Турзо половиной прибыли. Ему требовались опыт, знания и контакты инженера. Сделка порадовала обе стороны. Спустя три года Фуггер и Турзо закрепили ее, породнившись: племянница Фуггера вышла замуж за сына Турзо, Георга. Это первый из двух браков между Фуггерами и Турзо. Второй состоялся через шестнадцать лет. Семейная хроника Фуггеров не подразумевала романтики. Браки, говорится в ней, заключались «ради процветания рода Фуггеров».

Располагая деньгами Фуггеров, Турзо арендовал все медные рудники, до которых мог добраться. Это не составило труда, ведь они с Фуггером единственные в Венгрии обладали капиталом и технологиями восстановления. Пока Турзо объезжал рудники, Фуггер налаживал работу мануфактуры в Арнольдштайне. Он строил одновременно мануфактуру и крепость. Памятуя о набегах турок и учиненном ими разорении монастыря, Якоб возвел высокие зубчатые стены в ущелье. Его люди наблюдали за рекой и дорогами с дозорных башен, высматривая врагов, и могли при необходимости обстреливать неприятеля. За стенами рабочие устанавливали печи, чаны и формы для выплавки меди и литья пушек. Сооружение выглядело уродливо, но было вполне функциональным. Местные жители называли его Фуггерау – «владение Фуггера».

Фугеррау подчинял себе деревню. Монахи, которые прибыли сюда в поисках уединения, внезапно очутились в фабричном поселке. Лесорубы валили деревья на мили вокруг, чтобы обеспечить древесиной печи, и оставляли горные склоны голыми и выщербленными. Чтобы подвести воду к мануфактуре, Фуггер велел прокопать новые русла для близлежащих рек, а в старые сбрасывал отходы производства. Монахи жаловались на шум и грязь. Фуггер, вполне в современном духе, заткнул им рты скромным ежегодным «подношением» в размере десяти флоринов, задушив «искры вольнодумства».

Здесь стоит упомянуть о том, что разнообразные интересы и занятия Фуггера способствовали его встречам со многими знаменитыми представителями той эпохи. Даже в Арнольдштайне, на задворках цивилизованной Европы, Фуггер не избежал, похоже, такой встречи. Помимо производства, там было организовано нечто вроде исследовательского центра. Фуггер приглашал алхимиков, дабы те разрабатывали новые методы в металлургии, и нанимал преподавателей для обучения горных инженеров. Одним из преподавателей был швейцарский врач Вильям фон Гогенхайм, чей сын Филипп посещал латинскую школу в Филлахе, а позже изучал химию в Фуггерау. Под именем Парацельса Филипп впоследствии стал отцом современной медицины. Он высмеивал модные тогда древнегреческие представления о медицине, со всеми их рассуждениями о гуморах и желчи, и призывал к наблюдениям и научному анализу. Он придумал слово «цинк» и, основываясь на опыте пяти лет, проведенных рядом с горняками, написал трактат «О горной болезни и других шахтерских заболеваниях», первую книгу по охране труда. Неизвестно, встречался ли Фуггер с Парацельсом. Но если встреча произошла, он, весьма вероятно, утратил интерес к новому знакомому, едва понял, что Парацельса гораздо больше заботят болезни, а не смешивание химических веществ ради получения золота.

Парацельс во многом ошибался. Он верил в астрологию и ведьм и называл свою книгу «Нимфы, гномы и вулканы» практическим пособием. Но относительно горнодобычи он был прав. Это суровое занятие, в особенности в те времена. Используя только кирки и молоты, шахтеры Фуггера дробили стены в узких туннелях с низкими потолками в 500 футах от поверхности. Крепеж часто обрушивался. Шахты часто затапливала вода. Даже при самых благоприятных обстоятельствах работа была поистине каторжной. Вентиляцию обеспечивали несколько отверстий, пробитых в толще скал, да тот свежий воздух, что проникал внутрь через горловину шахты. Вода капала с потолка и сочилась по стенам. В Шваце температура держалась на 54 градусах[19]. Влажность составляла 99 процентов. Лампы на зловонном животном жире чадили, и горняки давились дымом. В результате, как отмечал Парацельс, среди них не были редкостью легочные болезни и язвы желудка. Высокая плата заставляла забывать об опасностях этого занятия. Шахтер зарабатывал втрое больше крестьянина, а если был сметлив и работал упорно, его повышали. Крестьянин Ганс Лютер начинал трудиться в угольных ямах Саксонии, дорос до десятника, а впоследствии стал владельцем рудника. Он заработал достаточно денег, чтобы отправить сына в университет, и радовался тому, что его сын изучает право. Потом молния едва не поразила молодого Мартина в чистом поле, и в благодарность Богу за свое спасение он поклялся принять монашеский обет.

Когда Швац принадлежал Зигмунду, там практиковали «примиренческий» подход к трудовым отношениям. В 1485 году, когда Фуггер выдал эрцгерцогу первый кредит, горняки двинулись на Инсбрук, требуя лучших условий труда. Ужаснувшийся Зигмунд согласился на радикальные уступки: пять недель оплачиваемого отпуска и восьмичасовой рабочий день. Эти уступки, продиктованные паникой, стали известны по всей Европе, столетие спустя добрались до американских рудников и постепенно сделались отраслевым стандартом. Но Максимилиан оказался менее сговорчивым. Рудник Госсенсанс близ перевала Бреннер был среди тех, что снабжали Фуггера сырьем. Горняки перекрыли шахту в 1493 году, требуя лучшего обращения. Вместо переговоров Максимилиан направил солдат, велел арестовать зачинщиков и разогнать толпу с деревенской площади. В Фуггерау и в Венгрии Фуггер принуждал своих работников к труду столь же сурово, как Максимилиан, а на одном руднике как-то казнили «подстрекателя». Судя по некоторым документам, Фуггер порой демонстрировал заботу – так, он обратился к церкви с просьбой даровать шахтерам позволение не соблюдать пост. Но эта забота диктовалась циничными соображениями: ведь только сильные люди способны отработать в шахте полную смену. Горняки часто обвиняли Фуггера в прижимистости. Грубое обращение с рабочими нередко вспоминалось ему позднее.