Королевский куттер - Ричард Вудмен

Дринкуотер не был единственным, кто испытал облегчение, когда их гости ступили на берег в Плимуте, захватив с собой свои бумаги и монеты, но оставив смутное ощущение беспокойства. Подобно многим своим современникам, участвовавшим в Американской войне, Натаниэль с определенной иронией взирал на картину республиканской революции во Франции. Те, кто служил под знаменами Рошамбо и Лафайета, кто сжимал железное кольцо вокруг армии Корнуоллиса в Йорктауне, вдохновляясь идеями свободы, бежали теперь от якобинцев словно крысы от терьера.

Кроме того, глубоко в душе Натаниэль чувствовал странную симпатию к революции, выросшую из сочувствия к угнетенным, пробудившемся в нем много лет назад на вонючем орлоп-деке «Циклопа». Принципы этой революции не были чужды ему, в отличие от методов, которыми они воплощались. Не возражая против убежища, предоставляемого эмигрантам, либерально настроенные англичане и придерживавшиеся независимых взглядов морские офицеры смотрели на ситуацию не с точки зрения партийных интересов. Не будучи ни соглашателем-вигом, ни ярым оппозиционером-тори, Дринкуотер не спешил принимать навязываемые ему сомнительного достоинства идеи.

Натаниэль отложил перо, закрыл чернильницу и переместился на койку. Раскрыл потрепанную газету, полученную от Гриффитса. Строчки плясали у него перед глазами. В свете последних событий обещанные мистером Питтом мир и процветание выглядели маловероятными. Буквы казались маленькими черными человечками, вставшими в строй — целая армия. Он закрыл глаза. Война, или возможность войны — вот все, о чем говорили люди, не обращая внимания на протесты Питта.

Было удивительно, что происшествие в Бобиньи не получило отклика, ведь ощущение сложилось такое, что требуется лишь предлог, маленькая искорка, и разгорится международный пожар. И к войне стремились не только якобинцы. Два дня тому назад ему довелось отобедать в обществе Эпплби и Ричарда Уайта. Уайт был уже лейтенантом с пятилетней выслугой и с видами на чин капитана. Он достаточно продвинулся по службе, чтобы получить должность второго лейтенанта на лихом фрегате «Даймонд» под командой сэра Сиднея Смита. Уайт с юношеским энтузиазмом провозглашал тост «за славную войну», заставляя Эпплби кривить губы.

Обед не принес особого удовольствия. Возобновление знакомства оставило привкус разочарования. Уайт превратился в светского молодого человека с несоразмерно развитым самомнением, так что Дринкуотеру не просто было узнать в нем испуганного мальчишку, рыдавшего в темном кокпите «Циклопа». Эпплби тоже изменился. Время не пощадило его. Некогда дородный хирург болезненно исхудал, былая жизнерадостность исчезла, подточенная годами одиночества и тягот, но время от времени из под руин выглядывала физиономия прежнего Эпплби — поучающего, занудного, но проницательного и умного.

— Дело идет к войне, — отвечал он на взволнованные расспросы Дринкуотера, и Уйат охотно с ним соглашался. — И это будет столкновение могучих сил, в котором Англии нелегко будет избежать поражения. О, можете насмехаться, мистер Уайт, ведь вы и вам подобные ради славы готовы до луны добраться.

— Он все еще ребенок, — пробормотал Эпплби, когда лейтенант вышел освежиться. — Но да поможет Бог команде, над которой его поставят капитанам — а этого не долго ждать, если война начнется вскоре. Надеюсь, лорды подберут ему терпимого, опытного и понимающего первого лейтенанта.

— Он явно изменился, — кивнул Дринкуотер. — И похоже, не в лучшую сторону.

— Слишком быстрый рост, парень. Это мало кому идет на пользу, если вообще идет.

Да, обед трудно было назвать удачным.

И виновато в этом оказалось не только разочарование в старых друзьях. Приближение войны — вот что по-настоящему беспокоило Натаниэля. Едва уловимое, но неизбежно нарастающее волнение, смешанное со страхом — такое он уже чувствовал на пляже в Бобиньи — заставляло его сердце учащенно биться.

Если начнется война, то где окажется их крошка-куттер? Есть ли шансы на продвижение по службе? Натаниэль и думать не смел о состязании с Уайтом — это было бессмысленно. Но в любом случае, «Кестрел» — отличный маленький кораблик.

Воля провидения привела его сюда, и нужно просто покориться судьбе. В конце-концов, все не так уж плохо. Он обвел задумчивым взором полку, на которой стояли его собственные книги и журналы, оставленные ему мистером Блэкмором, бывшим штурманом «Циклопа». Натаниэля растрогало это наследство. Ящичек красного дерева, в котором хранился квадрант, стоял в углу, а доллондовская труба лежал в кармане плаща, висевшего на крючке рядом с французской шпагой. Собрание приобретений, подарков и добычи — вот и все его имущество. Не слишком густо за тридцать лет жизни. Потом взгляд Дринкуотера упал на акварельный рисунок, изображающий «Алгонкин» у Сент-Моувза, написанный его женой.

Стук в дверь вернул его к реальности.

— Кто там?

— Шлюпка, сэр — раздался голос Тригембо.

Натаниэль сел в койке.

— Лейтенант Гриффитс?

— Так точно, сэр.

— Отлично. Сейчас буду.

Он скользнул в башмаки и надел простой синий китель. Уже открывая дверь, он нахлобучил шляпу и, выскочив с трапа, с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух.

Гриффитс доставил приказы от адмирала порта. После полудня «Кестрел» вошел с приливом в Барн-Пул и пришвартовался к блокшиву «Чичестер». На следующее утро на борт поднялись чиновники с верфи, посовещавшиеся с Гриффитсом. Ко времени, когда просвистали обед, стоячий такелаж «Кестрела» был спущен, а к ночи кран блокшива снял с него саму мачту. Утром плотники уже хлопотливо меняли карленгсы, готовясь к установке новой мачты.

— Нам сделают стеньгу повыше, — пояснил Гриффитс, — чтобы ставить прямой брамсель над марселем. — Он глотнул мадеры и посмотрел на Дринкуотера. — Уф, не думаю, что нам придется снова играть в кошки-мышки, после того случая у Бобиньи. Как только ремонт закончится, мы обретем вид нормального военного куттера и заделаемся чертовыми няньками у флота. Но теперь о другом. Клерк из казначейства обещал до Рождества заплатить матросам жалованье. Но получат они только половину от того, что причитается. Дай им все, и они раскидают все свои мозги вместе с кишками по канавам, и нам придется звать на помощь патрули, чтобы собрать их. А мне нужно, чтобы команда была на борту куттера сразу после Рождества.

Дринкуотер признавал справедливость драконовских мер Гриффитса. Если судить по его разговорчивости и оживлению, командир ожидал наступления веселых времен.

— И дайте знать ломбардам, что люди получат жалованье. Тогда их жены прослышат об этом, и не все деньги останутся в кабаках. — Он отхлебнул из стакана, потом полез в задний карман. — Вот что мне передали в конторе адмирала порта. — На стол легло помятое письмо. Надпись на нем была сделана знакомой рукой.