Сердце Андромеды, или Чёрный Цветок. Книга первая - Андрей Кров

— Да, да, теперь мне понадобятся силы.

В эту фразу он вложил какой-то особый, только ему понятный смысл, недоступный для меня.

Мы попрощались. Домой я летел как на крыльях. Мой друг вновь со мной! Он прежний! Я вытащу его, чего бы это ни стоило!

Светка, узнав о какой сумме выкупа идёт речь, пришла в бешенство:

— Идиот! Ты такой же умалишённый, как и твой дружок! Ты хочешь по миру нас пустить? Не дам ни копейки! Хоть убей! Слышишь? Или я уйду от тебя!

Она не ушла. Хотя с того дня наши отношения дали трещину, которая только увеличивалась, и через год мы расстались. Впрочем, мы никогда друг друга до конца не понимали, никогда не были по-настоящему близки.

Наконец-то я удовлетворил аппетит главврача, и Рэма через полтора месяца выпустили. На какое-то время он пропал из моего поля зрения. Я забеспокоился, несколько раз заходил к нему домой, но не заставал. На звонки он не отвечал.

Однажды из-за границы позвонила мать. Она волновалась. Я убедил её, что у меня всё отлично, бизнес процветает, я богатею. Хотя на самом деле не представлял, что буду делать дальше. Киоск пришлось продать, чтобы внести выкуп за друга. У меня не осталось ни копейки. Деньги были у Светки, но она со мной не разговаривала, дулась. Мать я как мог успокоил, и мы попрощались.

А через полчаса пришёл Рэм. Светка на два дня уехала к тётке, и у меня закралось подозрение, что он нарочно выгадал время.

5

Я часто ломал голову над тем, что случилось в памятную ночь в Южном парке. Придумывал свои варианты, приплетал Шрама, только чтобы оправдать друга, объяснить его странное поведение. Ведь всё могло быть, например, так: на Гелю напали люди Панаева, а Рэм не успел, не смог её защитить, не справился. Такого потрясения его психика не выдержала, сломалась. Ведь бывает, что человек, спасаясь от реальности, находит убежище в собственных фантазиях и верит в них безоглядно, так как верить ему больше не во что. Вот Рэм и придумал пришельцев — сердце бы просто разорвалось. Возможно, он поквитался с убийцей, убил его, поэтому Шрам и исчез.

Господи, чего я только не выдумывал, каких историй не сочинял, пытаясь найти разумное объяснение произошедшему. Но ни одна изобретённая мною версия не казалась убедительной. Я ждал, что рано или поздно Рэм расскажет мне всё сам. Это будет его исповедь, и какой страшной она ни представится, я её приму, как есть.

И вот Рэм пришёл. Непроизвольно я сжался. Он сильно изменился внешне, уже не был так дистрофически худ, хотя до нормального, обычного его состояния требовалось время; лицо уже не выглядело таким болезненно бледным.

— Ты один? — спросил Рэм, хотя наверняка знал, иначе бы наша встреча проходила в другом месте. Он неторопливо обошёл двушку, разглядывая предметы, — давно здесь не был. С собой он принёс спортивную сумку. Раскрыл её, вытащил бумажный свёрток, развернул и положил на стол пачку денег.

— Здесь твой ларёк и всё что ты на меня потратил. — И не дожидаясь естественного вопроса, добавил:

— Я продал дом и участок.

— Что?! Ты продал дом?!

— Валер, я знаю, ты о многом хочешь меня расспросить, но никак не решаешься, деликатничаешь, как всегда. Так вот, я тебе сейчас всё расскажу. Но прежде я хочу, чтоб ты знал: я был не прав, мне не следовало ни в чём тебя упрекать и обижаться на то, что ты мне не поверил. Это такая ерунда в сравнении с тем, что ты для меня сделал. Ты самый близкий, самый дорогой, самый преданный мне человек. Я тебя никогда не забуду.

— Рэм! К чему этот высокопарный слог? Ты как будто прощаешься. И какого чёрта ты продал дом?! Хотя бог с ним! Будешь жить у меня. Мы заработаем эти проклятые деньги и купим тебе настоящие хоромы! Не переживай! И постарайся вычеркнуть из памяти всё плохое. Надо смотреть в будущее. Надо жить.

— Это ты правильно сказал, Валер, про смотреть в будущее. Я этим только и занимаюсь. Когда я сказал, что не упрекаю тебя в том, что ты мне не поверил…

Я запротестовал, поднял руку, но он не дал говорить.

— Подожди. Выслушай меня. Во всём городе нашёлся только один человек, поверивший мне без оговорок, да и тот… сумасшедший. Поэтому не надо искать виновных, не надо требовать от других того, что должен сделать сам. Это я о себе… Знаешь, там, в больнице, лечатся не только лишённые разума, там есть и вполне здравомыслящие, образованные, способные и даже талантливые люди, только с некоторыми своими «пунктиками», которые не перечёркивают их природный ум и знания. С таким человеком я там и познакомился. Он оказался крупным специалистом по культуре и истории Тибета. Не знаю, не помню кто, может быть, я сам в полубреду, в котором тогда находился, рассказал ему о своей беде, и он решил мне помочь. Но сначала я этого не понял. Он рассказывал о Тибете, о его достопримечательностях: о легендарной «Долине смерти», о «Городе Богов», о священной горе Кайлас и пирамидах, прозванных «зеркалами» из-за своего вида — с вогнутыми, полукруглыми и плоскими сторонами. Сперва я слушал вполуха, погружённый в свои мрачные мысли, но потом услышал такое, что меня встряхнуло, как от удара током, и я уже не пропускал ни одного его слова. Профессор поведал, что где-то в «Долине смерти», близ священной горы, тибетские монахи издревле находили порталы, через которые осуществляли связь с космосом. Эти порталы — своеобразные лифты, телепортирующие