Месть в кредит - Марина Серова

Я театрально охнула и стекла по скамейке. Женщины засуетились. Принялись обмахивать меня кто чем мог. Николавна порывалась звонить в «неотложку». Антонина ее останавливала, убеждая, что это простой обморок и я скоро приду в себя. Чтобы не доводить дело до вызова врачей, я скоренько «очнулась». Открыв глаза, я несколько секунд смотрела на женщин, будто не понимая, где нахожусь, а потом, «вспомнив», закрыла лицо руками. Женщины вежливо ждали продолжения, не решаясь тревожить мое «горе». Посчитав, что театральный эффект закреплен, я «сделала над собой усилие» и более или менее спокойным голосом спросила:

– Как это произошло?

Женщины поняли меня без пояснений. На этот раз отвечать принялась Николавна.

– Убили-то как? Да в квартиру к нему забрались и задушили. Ночью это было, не слышал никто ничего. И людей подозрительных в округе не шаталось, – затараторила она.

– А откуда вы про людей знаете? – машинально спросила я.

– Да как же. Следователь приезжал. Нас всех допрашивал, вот и знаю, – удивилась Николавна. – Мы тут, на лавочке, сидели, когда милиция приехала. Они нас первыми и допрашивали.

– Во-первых, не милиция, а полиция. А во-вторых, не допрашивали, а вели опрос. Разницу понимать надо, – поправила Николавну Антонина. – А что никто ничего не видел, это еще бабушка надвое сказала.

И Антонина многозначительно закатила глаза. Я заинтересовалась ее последним высказыванием, но сразу задать вопрос не решилась. Еще спугну. Пусть сначала между собой эту тему обсудят. Может, и спрашивать не придется. Так и вышло. Николавна заговорила сердито, недовольная тем, что приятельница поучает ее при посторонних.

– Ты у нас, Антонина, как всегда, больше всех знаешь. И про полицию, и про допросы. И даже вон свидетеля придумала. А я говорю, домыслы это твои. Не видел ничего Кубарев. Не мог видеть.

– А вот и мог! – взвилась Антонина. – Все знают, что у него бессонница. Он до шести утра по квартире топчется, уснуть не может. Мне соседка его, Витальна, сколько раз на это жаловалась. Она даже к участковому ходила, просила, чтоб он на Кубарева повлиял. Но тот сказал, что ходить по собственной жилплощади ни в какое время суток не воспрещается. Закона такого нет.

– Ну и что с того? – не сдавалась Николавна. – Это еще не значит, что он что-то видел. Он же не у «глазка» всю ночь дежурит. И потом, если он что-то видел, почему от полиции скрыл? А?

– А то ты не знаешь, – с новой силой напустилась на нее Антонина. – Кубарев ни в жизнь с полицией дел иметь не станет, потому как сидел, почитай, полжизни. А у них и на воле порядки строгие. Кто полиции поможет, тому крышка. Охота Кубареву раньше времени в деревянный костюм наряжаться? Да еще из-за такого, как Губанов.

Я слушала со все возрастающим интересом. Получается, что ночных посетителей Губанова мог видеть сосед по лестничной площадке. Бабульки сказали, что он сидел. Это осложняло дело. Такой тип может и отказаться от общения. Может вообще дверь не открыть. Но идти к нему придется в любом случае. Упустить такой шанс я не могла. Моя интуиция заняла боевую стойку, а интуиции я привыкла доверять. Бабульки продолжали переругиваться, выдавая мне все новую информацию.

– А чем тебе Губанов-то не угодил? – возмущалась Николавна. – Гулянки он не устраивал, баб домой не водил. Всегда поздоровается, сумки донести поможет.

– Ага, поможет. Вон и девушке «помог». Наградил сыночком и слинял. А помнишь, как он тебя отбрил, когда ты ему про деньги на ремонт подъезда намекнула? Забыла? А я вот помню, как мне пришлось тебя корвалолом отпаивать. Жмот он был, твой Губанов. За копейку удавится, – наседала Антонина. – А про кражу в офисе тоже забыла? Так я тебе напомню. Следователь тогда сказал, что чемоданчик-то из-под денежек ворованных у него в квартире нашли. И убили его небось из-за этих самых денег.

– Это предположительная версия следствия, – медленно выговаривая слова, будто вспоминая чужое высказывание, ответила Николавна. – И следователь твой так и сказал: предположительно. А ты и рада на покойника всех собак повесить.

– А компаньоны его тоже предположительно тут появились? Просто так рыскали, все свидетелей искали? Если уж приятели такого о нем мнения, то тут дело явно нечисто, – заключила Антонина.

– Ну хватит собачиться, – резко прикрикнула женщина помоложе. – Совсем девушку запугали. Вы на них внимания не обращайте. Мало ли что они тут наговорили. А про наследство все-таки разузнайте. Авось выгорит?

Я благодарно улыбнулась и как бы между прочим спросила:

– А Кубарев ваш, он вообще как? Спокойный?

– Да нормальный мужик, – ответила женщина. – И сидел он всего раз. По малолетке. Это про него уже потом всякие истории сочинять начали. Не без его подачи, между прочим. Ему нравится, когда его боятся, вот и все.

– А ты, никак, к нему собралась? – прищурившись, спросила Антонина.

Я смущенно опустила взгляд, не говоря ни «да» ни «нет». Антонина истолковала мое молчание верно.

– А и сходи, дочка, сходи. Может, тебе он что и расскажет. Только про сынка ему не говори. Соври что-нибудь. Не любит он матерей-одиночек. Уж не знаю по какой причине, но не любит.

– Спасибо за совет, – поблагодарила я. – А номер его квартиры подскажете?

– Так двадцать восьмая же. У Губанова двадцать седьмая, а кубаревская как раз напротив. В их подъезде на площадке-то всего две квартиры. На четвертый этаж поднимайся. Тебе во второй подъезд, дочка, – обстоятельно объяснила Антонина. – А за сынка не переживай. Поднимешь как-нибудь. Еще ни одна баба без мужика не пропала.

Я снова поблагодарила женщин и направилась во второй подъезд. Лифта в доме, естественно, не было. Подниматься пришлось пешком. Оказавшись на нужной площадке, я не спешила звонить в квартиру под номером двадцать восемь. Сначала проверим версию Антонины. Если Кубарев меня заметит, значит, и ночного посетителя заметить мог. Это, конечно, не стопроцентная гарантия, но проверить не мешало.

Я остановилась напротив двери с цифрой двадцать семь. Аккуратная полоска белой бумаги с гербовой печатью объявляла всем желающим посетить господина Губанова, что в настоящий момент сделать это невозможно. Я потрогала дверную ручку. Она не поддалась. Значит, замок защелкнут. Осмотрев замки, которых было аж три штуки, следов взлома я не обнаружила. И вообще, на двери не было ни царапинки. Будто ей и не пользовались вовсе. Будто хозяин сменил дверь буквально накануне своей бесславной кончины.

Не удовлетворившись осмотром двери, я поднялась на один пролет вверх и осмотрела площадку. Там все было стерильно, как в хирургическом отделении образцовой клиники. Подоконник был тщательно вымыт. Абсолютно чистое оконное стекло отражало слабые лучи осеннего солнца. Пол был буквально выскоблен. Интересно! Кто это тут так основательно потрудился? Сразу в голову приходит мысль, что кто-то старался уничтожить все следы, откуда бы они тут ни появились. Бред, конечно, но впечатление было именно такое.

Я снова спустилась вниз. На этот раз осмотру подвергся лестничный пролет между третьим и четвертым этажами. Тут все было как в обычных подъездах. В меру грязные стекла. Подоконник хранил память о мыльной тряпке где-то в глубине своего сознания, явно не встречаясь с ней долгие годы. Ну и пол соответственно не блистал белизной. Разительный контраст!

В очередной раз поднявшись на четвертый этаж, я остановилась напротив губановской квартиры и задумалась. Задумчивость мою прервал тихий мужской голос, донесшийся из-за спины.

– Чего высматриваем? – произнес он.

Вздрогнув от неожиданности, я обернулась. Прямо позади меня стоял невысокий жилистый мужик. Еще не старый, но уже и не мальчик.

– Ох, как же вы меня напугали! – воскликнула я, поняв, что передо мной стоит не кто иной, как сосед Губанова Кубарев.

– Чего пугаться-то, если совесть чиста, – довольный произведенным эффектом, ухмыльнулся Кубарев.

– Да вы так тихо дверь открыли, я даже ничего не услышала, – пояснила я. – Думала, одна здесь, и вдруг – «Чего высматриваем?».

– Ну, так чего высматриваем-то? – повторил вопрос Кубарев. – Я за тобой уже минут десять наблюдаю. Ходишь тут вокруг двери, как лиса вокруг кувшина. Внутрь попасть хотела?

– Хотела. Да тут вон что, – ткнула я пальцем в запретительную полоску.

– Родственница или так, любопытствующая? – снова задал вопрос Кубарев.

Убедительного повода моего появления перед дверью губановской квартиры я как-то заранее не придумала, поэтому предпочла отмолчаться. Кубарев почему-то таким положением вещей удовлетворился. Хмыкнув, он снова спросил:

– Чего делать собираешься?

– В каком смысле? – непонимающе переспросила я.

– Ну, в квартиру как проникать думаешь? – в очередной раз усмехнувшись, пояснил Кубарев свой вопрос.

– Никак. Опечатано же, – пожала я плечами. – Придется к полиции за разрешением обращаться.