Литературная Газета 6356 ( № 4 2012) - Литературка Литературная Газета

Очевидно: перед любым литературоведом стоят две основные задачи - выявить, во-первых, каково соотношение формы анализируемого художественного произведения (языка) и его содержания, а во-вторых, обнаружить мировоззренческое кредо его автора, представленное в содержании этого произведения. В таком случае мы получим две принципиальные черты, характерные для постмодернизма:

- приоритет формы (языка) над содержанием;

- хаотизация представлений о мире.

Из этих принципов постмодернизма вытекают те или иные следствия. Из второго, например, следует шизоидность, множественность "я", релятивизм, стирание граней между самостоятельными сферами культуры, деиерархизация, моделирование возможных миров и т.п. Эти следствия у разных авторов могут варьироваться, но это не меняет самой сути постмодернизма. А если вспомнить о том, что содержание определяет форму, то и выходит, что сущность пост[?]модернизма очень проста. Она состоит в хаотизации представлений о мире. Главный критерий здесь один: есть хаос - есть постмодернизм, нет хаоса - нет постмодернизма.

Ориентация на данный критерий позволяет нам не допускать ошибок в отнесении того или иного автора к постмодернистам. В упомянутой книге И.С. Скоропановой, например, к ним причислен Андрей Битов. Его "Пушкинский дом" фигурирует у автора как свидетельство появления в русской литературе первой волны постмодернизма. Рядом с ним оказались "Прогулки с Пушкиным" Абрама Терца (Андрея Синявского) и, как ни странно, "Москва - Петушки" Венедикта Ерофеева. Но в "первой волне" у неё почему-то не оказалось Саши Соколова с его "Школой для дураков". За первой волной постмодернизма последовала вторая и третья (Виктор Ерофеев, Виктор Пелевин, Владимир Сорокин, Дмитрий Пригов и др.).

Записывать Венедикта Ерофеева в постмодернисты - значит совершать литературоведческое насилие над его искренним и незамысловатым произведением. Легко понять многочисленных почитателей несчастного Венички: и алкоголическую "поэму" он написал развесёлую, и её симпатичного автора жалко до слёз. Но эту книжку нельзя расценивать как постмодернистскую по одной простой причине: в ней нет хаоса. А хаос есть главный конститутивный признак постмодернизма. В книжке В. Ерофеева нет хаоса, стало быть, нет и постмодернизма. Откуда в ней взяться хаосу? В ней всё ясно как божий день: наливай да пей.

Подлинные постмодернисты хаотизируют картину мира до такой степени, что она становится ирреальной. Правда, они делают это в разной мере: степень ирреальности картины мира у них варьируется от незначительной, лёгкой, до тяжёлой, шизофренической. Степень хаотизации представлений о мире у А. Битова в "Пушкинском доме", например, невысокая, зато в "Школе для дураков" Саши Соколова, "Русской красавице" Виктора Ерофеева и "Чапаеве и Пустоте" Виктора Пелевина эта хаотизация доведена до подлинно постмодернистского накала. Почему им это удалось? Потому что повествование в их романах ведётся от лица психически ненормальных людей.

Повествование в "Пушкинском доме" А. Битова ведётся от лица психически здорового человека. Вот почему обнаружить в нём постмодернистский хаос нелегко. Но он в нём всё-таки присутствует. Правда, в завуалированной, неявной, скрытой форме. Назовём эту форму лёгким постмодернизмом. Он заявляет о себе в лёгкой хаотизации мира - природы, психики и культуры (науки, искусства, нравственности, политики, языка). Возьмём, например, природу. О ней речь, в частности, идёт в прологе, который назван, между прочим, "Что делать?". Читатель вправе спросить с его автора, как с Н.Г. Чернышевского: "Что же нам делать?" Нет ответа. Можно лишь предположить: искать ветра в поле, желательно - всесокрушающего. В 90-е годы нам привелось дождаться такого ветра. Он разнёс советскую цивилизацию в пух и прах. Всесокрушающим ветром пугал честной народ Саша Соколов в "Школе для дураков" устами своего любимого героя - географа Павла Норвегова. Его звали ещё и так: Насылающий Ветер. А. Битов ушёл дальше: он сам его наслал. Что же оставляет после себя всесокрушающий ветер? Хаос, разрушение и пустоту.

А. Битову далеко до представителей тяжёлого постмодернизма - С. Соколова, В. Ерофеева и В. Пелевина. Хаотизацию мира в своих книгах они довели до шизофренического идеала (см. об этом в моей книге: "Инволюция в духовной культуре: ящик Пандоры".- М.: КРАСАНД, 2012). Так, главная героиня "Русской красавицы" В. Ерофеева живёт в двух мирах - реальном и ирреальном, где она общается с покойником - Леонардо да Винчи.

Смешать два мира - дело нехитрое. Хаотизация мира в "Чапаеве и Пустоте" В. Пелевина осуществлена за счёт смешения сразу четырёх миров: мир № 1 - реальный в прошлом для нормального человека; мир № 2 - он же - для шизоидного сознания Петра Пустоты - ирреальный; мир № 3 - реальный в настоящем для нормального человека; мир № 4 - он же - для Петра - ирреальный. Выходит, нечётные миры - реальные, а чётные - ирреальные. Манипулирование сразу четырьмя параллельными мирами - главное постмодернистское достижение Виктора Пелевина! Каков смысл этого манипулирования? Увы, он имеет явную инволюционную направленность, поскольку главный смысл своего романа его автор увидел в пустоте (с маленькой буквы), в иллюзорности всех четырёх миров - включая нечётные. Более того, именно в дискредитации реального мира и состоит основная идея романа В. Пелевина "Чапаев и Пустота". Он осуществляет её за счёт стирания граней между ирреальным миром и реальным, выдавая ирреальное за реальное, а реальное - за ирреальное.

Есть и другие способы хаотизации мира. Так, для наиболее продвинутых постмодернистов характерна подмена знаменитых прототипов вымышленными персонажами. Метода этой подмены весьма незамысловата: берутся лишь некоторые, незначительные внешние признаки знаменитого человека - его имя (В. Пелевин в своём последнем романе умудрился сократить имя Л.Н. Толстого до "t") - и определённые обстоятельства жизни. А затем разыгрывается комедия, где выступают якобы знаменитые люди, но в самых неожиданных ролях. Л.Н. Толстой, например, может оказаться террористом, а В.И. Чапаев - восточным эзотериком. С лёгкостью необыкновенной Я.М. Свердлов становится канатоходцем, Н.С. Хрущёв - графологом, А.И. Микоян - организатором спиритических сеансов и т.д. Находятся и восторженные почитатели такой, с позволения сказать, беллетристики.

Два Виктора стали культовыми фигурами русского постмодернизма в прозе - Ерофеев и Пелевин. Их главные романы - "Русская красавица" и "Чапаев и Пустота" - воспринимаются как образцы постмодернистской литературы. Но что же их объединяет? Не только тот социальный хаос, в котором они писали свои романы. Их роднит собственное участие в его создании. Разумеется, они это делали своими, художественными, средствами. Следует отдать им должное: свой вклад в разрушение духовных устоев нашего общества они, вне всякого сомнения, внесли. Более того, они вносят его до сих пор, поскольку, с одной стороны, их романы продолжают разрушительно воздействовать на незрелые читательские умы, а с другой стороны, они, надо полагать, и до сих пор будоражат молодые творческие умы.

Где ж вы, где ж вы, очи карие?

Где ж вы, где ж вы, очи карие?

НЕДОУМЕВАЮ, ДОРОГАЯ РЕДАКЦИЯ!

Публикуем наиболее интересные отклики на дискуссию "Постмодернизм: 20 лет спустя"

Евгений Ермолин - один из ярких критиков нулевых. И горячим радетелем за постмодернизм назвать Ермолина язык не поворачивается, и в актуальнейшей дискуссии, начатой "ЛГ", голос его выделяется (№ 3, "Поминки по постмодернизму"). Но согласиться с автором по многим пунктам его статьи трудно. Для примера: "[?]постмодернизм в России оказался гносеологически и этически бездарен". Как явление, абсолютно чуждое духу русской литературы, - несомненно. Но как один из инструментов писателя - отчего же? Со всякой нивы можно собрать урожай, если сочетать традиционное земледелие с новыми методами повышения плодородия почв.

Сегодня главная проблема критики, на мой взгляд, - это проблема свободы высказывания. Свободы в данном случае прежде всего от замкнутого круга авторов, теми же критиками (не обязательно Е. Ермолиным) признанных корифеями постмодернизма. Критик не должен находиться внутри этого круга, но непременно - стоять поодаль. Спокойно наблюдать и анализировать. Конечно, тогда и грант получить непросто, и на книжную ярмарку в Лондон съездить. И вообще - не на всякую тусовку позовут. Но читатели оценят непредвзятость по достоинству и воздадут критику должное.

Увы, Ермолин не выходит "за флажки", им и его коллегами расставленные. Тасуется всё та же колода имён: Шишкин-Елизаров, Буйда-Пелевин. А целый набор авторов (Шаргунова и Ключареву, Русс и Полозкову) автор вообще выводит за рамки постмодернистской школы. Наверное, от большой любви и желания отгородить молодых паинек от компании "плохих парней".