Бог, Адам и общество - Дмитрий Гурьев

Однако если между людьми и обезьянами нет качественной разницы, то сам собой напрашивается вывод о том, что биологические законы, действующие в стадах обезьян и других животных, должны действовать и в обществе людей. Значит, и там должна быть борьба самцов за самок, пищу, должны действовать законы естественного отбора и т. д.

Надо сразу отметить, что сам Дарвин никогда не делал подобных выводов из своей теории и даже подчеркивал влияние общественных привычек человека на развитие нравственного чувства, чувства долга и других отличительных черт человека. Являясь великим гуманистом, он резко осуждал расизм, эксплуатацию отсталых народов европейцами: «Кровь кипит в жилах и сердце сжимается, когда подумаю, что мы, англичане, и потомки наши, американцы, с их вечными хвастливыми возгласами о свободе, причинили и продолжают причинять столько зла». Однако многие его последователи и буржуазные философы сделали такой вывод. Имея в виду такого рода буржуазных философов и ученых, К. А. Тимирязев с гневом писал, что «не по разуму усердные сторонники, но еще более не добросовестные или невежественные противники идем Дарвина спешили навязать ему мысль, будто бы борьба за существование, понимаемая в самой грубой, животной форме, должна быть признана руководящим законом и должна управлять судьбами человечества… Он ли, каждое слово которого дышит самой высокой гуманностью, стал бы проповедовать идеалы людоеда?»

Духовенство не преминуло воспользоваться подобными лжевыводами из учения Дарвина и стало обвинять его в аморальности, аптичеловечности и прочил грехах. Кроме того, спекулируя на хорошо известном людям качественном отличии их от животных, оно всячески подчеркивало те места Библии, где это древнейшее знание нашло свое отражение, и на основании этого пыталось «доказать» истинность ее рассказа о сотворении человека и соответственно ошибочность всего дарвиновского учения о происхождении человека.

Создалось положение, при котором учение Дарвина о происхождении человека оказалось не в состоянии полностью опровергнуть религиозные представления но этому вопросу. Больше того, оно само вследствие своей внутренней слабости подверглось серьезной критике со стороны духовенства, использовавшего факты действительного качественного отличия человека от животных.

Труднейшую задачу создания новой, более совершенной теории происхождения людей, которая, восприняв все лучшее, что дал Дарвин, была бы свободна от со недостатков, выполнили великие корифеи пауки Карл Маркс и Фридрих Энгельс. В противоположность Дарвину они подчеркнули коренное отличие людей от животных. Означало ли это какую-либо уступку богословам? Ни в коем случае! Люди помимо животной сущности обладают совершенно иной, общественной природой, проявляющейся прежде всего, в материальных, производственных отношениях. Именно ими, а не просто наличием сознания, речи, как утверждали служители культа, отличается человек от животного. Прежде чем создавать теории, философствовать, указывал Маркс, люди должны сначала сообща потрудиться, произвести необходимую им пищу, одежду, жилище. Вот как выразил эту мысль Энгельс в письме к известному народнику Лаврову: «Существенное отличие человеческого общества от общества животных состоит в том, что животные в лучшем случае собирают, между тем как люди производят. Уже одно это, правда, основное различие делает невозможным простое перенесение законов животного общества на человеческое общество»[3].

Но если общественное производство, труд — то основное, что отличает человека от животных, значит, само их возникновение должно заключаться не просто в зарождении нового биологического вида, а в появлении общественного труда. Именно общественный труд, подчеркивали Маркс и Энгельс, создал современного человека. Маркс и Энгельс не остановились на этом. В своих работах они раскрыли большую сложность и многогранность этого процесса: вместе с трудом и под его воздействием возникали одновременно не только речь и сознание, но даже и человеческие органы тела. «Сначала труд, — писал Энгельс, — а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг, который, при всем своем сходстве с обезьяньим, далеко превосходит его по величине и совершенству. А параллельно с дальнейшим развитием мозга шло дальнейшее развитие его ближайших орудий — органов чувств»[4]. Справедливость этих слов полностью подтверждают данные современной науки, в том числе и приведенные выше.

Каким же образом обезьяна превратилась в человека? Может быть, сразу? Учение Дарвина, как мы видели, опровергло это предположение богословов. Но если постепенно, то как же тогда понять появление принципиально нового качества? Где и как тогда провести грань между животными и людьми?

Маркс и Энгельс дали ответ и на этот вопрос, и вполне исчерпывающий: резкой границы между людьми и животными не могло быть. Энгельс показал, что между животным и человеческим состоянием должен был быть длительный переходный период[5]. В течение этого периода происходило формирование и развитие тела и психики человека, а также человеческого общества. Эту переходную, промежуточную эпоху он назвал «первобытным состоянием». Оно предшествовало родовому человеческому обществу: «Из всех народов, ставших известными в исторический период, уже ни один не находился в этом первобытном состоянии… Но, признав происхождение человека из царства животных, необходимо допустить такое переходное состояние»[6].

Живое существо такого переходного состояния также было переходным, «промежуточным существом».

Энгельс назвал его формировавшимся человеком и показал, что последний должен был обладать промежуточным физическим строением и психикой, т. е. должен был обладать одновременно и чертами человека[7]. Соответственно отношения этих существ к окружающей природе и друг к другу в течение «переходного состояния» также должны были носить переходный, промежуточный характер. Элементы животных отношений (борьба за самок, пищу и т. д.) сочетались у них с элементами общественных, трудовых отношений друг к другу и к природе. Последние, развиваясь на протяжении сотен тысяч лет в борьбе с животными отношениями, привели наконец к моменту «окончательного отделения человека от обезьяны».

Богословские толкования

Понятно, что служители культа не могли оставаться равнодушными к этому новому удару по их «учению» о происхождении человека. Они лишь изменили тактику. Вместо открытого отрицания данных науки они пытаются опереться на них, приспособить их к библейским догмам и на основании этого обвинить учение о происхождении человека в отсталости, ненаучности. С этой целью многие представители духовенства всерьез занялись науками о происхождении человека. Некоторые из них (аббаты Брейль и Обермайер в Париже, патеры Шмидт и Копиерс в Вене) стали признанными научными авторитетами. Они поставили под свой контроль многие журналы, научные кафедры, институты и большинство крупных буржуазных специалистов в области этих паук. Характерным примером такой попытки может служить появившийся за рубежом несколько лет назад первый том «Всеобщей истории», целиком посвященный первобытному обществу и его возникновению.

Его авторы пытаются внушить читателю мысль, будто громадные фактические данные, собранные наукой, не противоречат библейскому рассказу о сотворении человека богом и, наоборот, противоречат эволюционному учению Дарвина. Долгое время думали, пишет один из авторов этого тома, Менгин, что, чем древнее археологические остатки, тем ближе находится человек к исходному дикому состоянию. Но согласно «новейшей науке», заявляет он, это не так: человек с самого начала появляется со всем своим духовным состоянием, которое так и остается неизменным. Развивая эту мысль, аббат Брейль заявляет, что уже «палеолитический человек, которого мы хотя и не знаем в подробностях, имел потусторонние представления и почитал божество», которое «в той или иной форме во все эпохи является предметом культов». Для подтверждения такого, мягко скажем, смелого вывода он решил использовать тот факт, что в пещере Чжоукоудянь было обнаружено большое количество черепов синантропа, не считая множества других костей. По его мнению, синантропы, будучи с самого начала людьми религиозными, собирали черепа и кости в качестве священных реликвий.

Однако ученые это скопление черепов и костей объясняют совсем по-другому. Оно возникло вследствие людоедства, а отнюдь не от религиозности синантропов, на что ясно указывает, в частности, характер повреждений черепов. Здесь мы еще раз видим яркий пример использования современными церковниками научных открытий в своих целях.