Сезон туманов - Гуляковский Евгений Яковлевич

Он говорил и говорил себе разные обыденные слова, пытаясь заглушить самый обыкновенный человеческий страх. Не раз ему приходилось рисковать жизнью в обстоятельствах, гораздо менее значительных, но ни разу еще ошибка не стоила так дорого. Нелепая тайная смерть от растительного яда неземного растения… Что о нем подумают друзья? Поймут ли? Смогут ли оценить все обстоятельства, взвесить их так, как взвесил и оценил он сам? Или скажут, что действие наркотика непредсказуемо, и запретят людям подходить к этой роще? А может быть, и вообще закроют планету… Слишком многим он рисковал. Слишком многое ставил на карту. «Памятник тебе не поставят, это уж точно. Жаль, что Олега здесь нет, посоветоваться толком и то не с кем. Ну, хватит. Довольно сантиментов!» — оборвал он себя.

У жидкости был резкий, ни на что не похожий вкус. Отдаленно она напоминала, пожалуй, смесь каких-то пряностей. Ванили, корицы, еще чего-то знакомого, но забытого в детстве, может быть, вкус туалетного мыла. В следующее мгновение Ротанова оглушила волна подавившего все ощущения тошнотворного запаха. И он не смог уловить момент, когда сознание полностью вышло из-под контроля и все заволокла серая непробиваемая пелена. Это была именно пелена, а не полный мрак, какой бывает, например, в анабиозе или под наркозом. Сквозь эту пелену Ротанов ощущал какое-то движение, словно мир вокруг него начал быстро вращаться. Или это вращался он сам? Таким ли бывает головокружение? Ему трудно было разобраться в своих ощущениях, потому что голова походила на ватный шар. Он почти полностью утратил способность воспринимать окружающее.

Следующим ощущением, поразившим его своей определенностью, было сознание того, что в лицо ему бьет яркий солнечный свет. Он пробивался сквозь плотно зажмуренные веки и почти насильно вытягивал рассудок Ротанова из серого болота небытия. Несколько мгновений Ротанов лежал не шевелясь и не открывая век. Прислушивался к своему телу. Сердце билось часто и мощно, словно он только что бежал в гору. Дышал он легко, не чувствуя никаких запахов. Потом он услышал звуки и поразился их количеству и разнообразию. Все его существо переполняла простая радость. Он жив. Жив! Он прошел через это и все-таки остался жив!

Наконец он открыл глаза и понял, что лежит в чем-то отдаленно напоминающем траву. Со всех сторон его окружали яркие зеленые заросли, а прямо в лицо било утреннее солнце. Пожалуй, самым впечатляющим был именно этот мгновенный переход от ночи к ослепительному сияющему дню. Он еще не способен был анализировать происшедшее и мог только по-щенячьи радоваться солнечному свету и яркой зелени, укрывшей его со всех сторон, как в колыбели. В следующую секунду Ротанов обнаружил, что сравнение с колыбелью пришло ему в голову отнюдь не случайно. Поскольку он был наг. Совершенно наг. Рывком протянув руку к рюкзаку, который лежал рядом, он не обнаружил в этом месте ничего. Даже трава не была примята.

Итак, в этот мир приходят нагими и безоружными… Он должен был догадаться об этом еще раньше, когда подбирал одежду Дуброва… Благодушное настроение мгновенно покинуло его, уступив место ощущению беспомощности. Он рывком сел и, с трудом поборов головокружение, осмотрелся. Он сидел в чаще трескучек. Была примерно середина дня, и вокруг росли не те трескучки. Спороносы у них определенно казались выше и мощней. Стебли толще и раскидистей. Кроме того, между их корнями не гулял ветер, выдувая пыль и песок, как это было на Реане. Здесь все оплела собой пружинистая трава, какие-то незнакомые кусты. Это была другая Реана… Все еще не решаясь до конца поверить в происшедшее, он уже подыскивал подходящее объяснение случившемуся, потому что не мог иначе. Сок трескучек… Наверно, это всего лишь запал, включающий сложнейшую систему перехода сквозь время… Ведь для этого нужна энергия. Уйма энергии… И конечно, не в соке дело. Он вспомнил бегущие по ущелью спороносы. Энергии им не занимать, недаром в районе рощи изменяются магнитные и гравитационные поля планеты… Уцепившись за ствол трескучки, Ротанов поднялся на ноги. Прямо перед ним, буквально в десятке метров, заросли пересекала дорога. Самая обычная сельская дорога, не покрытая ничем, кроме пыли.

— Вообще, все не так уж плохо, — успокоил он себя. — Ты очутился там, куда стремился, конечно, без снаряжения, одежды и запаса пищи долго здесь не протянешь… Нужно срочно что-то предпринять. Прежде всего необходимо одеться. — Он вспомнил стереофильм о дикарях острова Пасхи. Они прекрасно обходились пальмовыми листьями… Правда, здесь нет пальм, но на первое время сойдут листья трескучек. Он сплел из них что-то вроде набедренной повязки. Получилось не очень красиво, зато прочно. Покончив с этим, Ротанов вышел на дорогу. Буквально через сто метров заросли кончились и перед ним открылся холм, на который взбиралась дорога. На самой его вершине темнели знакомые крепостные стены. Сомнений больше не осталось. Он попал в мир, изображенный на картине рэнитов. И хотя он ждал чего-то подобного, оглушение от этого открытия не стало меньше.

К стенам замка ему удалось подойти скрытно, прячась в густых зарослях, вползавших на самую вершину холма. Колючки жестоко царапали его незащищенную кожу, но это приходилось терпеть. Он должен был соблюдать осторожность. Чем ближе пробирался он к замку, тем больше признаков говорило за то, что древнее строение обитаемо. Дымок над крышей, следы повозок, наконец, запах хлева, долетающий с задних дворов. Строение трудно было назвать замком. Это был скорее ряд жилых построек, защищенных мощной высокой стеной. Еще издали Ротанов понял, что стену строил архитектор, хорошо усвоивший законы пропорций и особенности местности. Причем это был именно архитектор, а не военный инженер. Северным крылом крепостная стена вплотную примыкала к скальному выступу, с которого осаждающие в случае необходимости могли бы легко перебросить лестницы и помосты. Но были ли осаждающие в этом диком краю? К чему тогда строить такую мощную стену?

К замку вела одна-единственная дорога, и, пока Ротанов пробирался в зарослях, он не заметил на ней ни малейшего движения. Заросли, наполненные криком невидимых птиц, жили своей собственной жизнью. В них не было ни малейших следов деятельности человека. Наконец Ротанов очутился у самой стены. Она была сложена из массивных каменных блоков, размер которых внушал невольное уважение. Поверхность камня, обращенная наружу, оказалась почти не обработанной, и грубые выбоины позволяли, цепляясь за неровности, подняться довольно высоко, может быть, до самого верха… Еще одна небрежность строителей?

Ротанов не стал испытывать судьбу. Взбираясь на стену, он станет отличной мишенью для охранников в угловых башнях, если там были охранники. Благоразумней казалось подняться на вершину скального выступа, с которого наверняка откроется вид на внутренний двор замка. Почти целый час Ротанов пролежал на вершине скалы, разглядывая пустой двор. И за все это время он не заметил в замке ни малейшего движения. Ничего не стоило перебраться на стену и спуститься во двор. Но он пришел сюда как гость и не хотел придавать своему визиту с первых шагов сомнительный характер. В конце концов, существовали ворота. Те, кто построил этот замок, вряд ли сильно отличались от людей.

Ворота, сбитые из целых стволов трескучек, оказались заперты, но снаружи имелось огромное металлическое кольцо из какого-то красноватого металлического сплава. Ротанов взялся за него и несколько раз дернул. Внутри гулко отозвался колокол, и через минуту ворота неторопливо поползли вверх, открывая вход.

Внутренний двор оказался совсем небольшим. Сверху он казался ему гораздо больше. Едва Ротанов переступил порог, как ворота с грохотом опустились за его спиной. Впереди на стене главного здания возвышался балкон, красиво украшенный резными балюстрадами. Прежде чем Ротанов решил, что делать дальше, дверь на балконе распахнулась, и четыре мужские фигуры, одетые в свободные плащи темного цвета с синей и золотой оторочкой, вышли на балкон и остановились, молча разглядывая Ротанова.