Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать - Татьяна Литвинова

она и ей строго-настрого запретила об этом говорить. Наверное, в этом был некий смысл. Вероятно, бабушку могли арестовать (ведь вслед за мужем часто арестовывали жену), и тогда маме пришлось бы жить в детдоме. Но то, что когда-то помогало обеим выживать в непростой обстановке, неизбежно стало подтачивать и портить их отношения. Я говорю «мама с бабушкой», потому что тогда вся семья состояла из них двоих. Конечно, мама, подрастая, училась справляться с жизненными трудностями у собственной мамы. А у той лучше всего получилось замкнуться в себе и молча ненавидеть.

Нагроможденные вокруг «запертые чемоданы» с надежно запакованными чувствами – как тот скелет в шкафу. В них что-то лежит, но хозяева давно не доставали эти вещи, не перебирали. При этом заблокированный трагический опыт наполняет их невыносимой злобой и ненавистью, которые просто разорвут, если их не выразить. А злиться легче, если видишь, что это не ты, а другой человек злой. (Когда я подрасту и мама станет меня бить, она будет повторять при этом: «Ты меня всегда ненавидела. У тебя в глазах ненависть!») Вполне ожидаемо, что те, у кого в «нераспакованных чемоданах» много злости, начинают видеть много злых людей вокруг себя. Когда человек видит собственное невыносимое чувство или качество в ком-то другом, а не в себе, это называется проекцией (Мак-Вильямс, 2001). Тогда он может не бояться. Что, если бы бабушка Нюся с мамой увидели эту глубину страха, эту силу ненависти в себе?

Замечу, что советские люди давно привыкли направлять свой гнев не по адресу. Ненавидеть товарища Сталина было определенно опасно. Страшно даже, что кто-то заметит и донесет, как человек «не с тем» выражением лица слушал радио. Поэтому безопаснее было искренне полюбить Иосифа Виссарионыча. Защитный механизм психики, когда, при отсутствии возможности проявить реальное чувство, человек начинает испытывать противоположное, называется реактивным образованием (Мак-Вильямс, 2001). Реактивное образование проявляется и в менее опасных ситуациях. Например, школьник, который боится учительницы, вполне честно заявляет, что уважает ее («она строгая, но справедливая»). А массовая любовь к Сталину людей, живших в ужасе, – пример классический. Но в душе-то ненависть остается. Если ты великого вождя на самом деле любишь, что же тогда делать с ненавистью? В таком случае она будет направлена не по адресу, а на кого-то другого. При Сталине ненависть официально полагалось направлять на «врагов народа». И большинство людей верили, что эти «враги» существуют. Случалось, что после ареста человека семья от него отказывалась. Чаще всего не отказывались, но сомневались: может, правда виноват? А те, кто верил в невиновность осужденного члена семьи, нередко думали, что его арест был ошибкой, но настоящие «враги народа» все-таки есть. Перенаправление чувства на другой объект, когда направить это чувство по адресу невозможно, называется смещением (Мак-Вильямс, 2001). Мама всегда кого-то считала плохим. С самого начала они ругались с папой. Потом накал их ссор снизился, потому что они стали ругаться с соседями… А тем временем рядом подрастала я. Скоро приму эстафету.

Я не раз слышала от мамы, что, когда они с папой только поженились, у них сразу начались проблемы. Папа часто уходил то к родителям, то к друзьям. Еще мама говорила, что он тогда много пил. Я бы сейчас сказала точнее: напивался у друзей и приходил пьяным. Папа был в маму безумно влюблен и, наверное, считал счастьем на ней жениться. Или считал себя обреченным жениться? Они ведь до этого встречались четыре года. Так или иначе, вскоре после свадьбы оба почувствовали, что брак получился несчастливый. И папа стал напиваться. «Когда он обмочил нашу кровать по пьяни, я его так гоняла!» (с явным торжеством в голосе). Я спросила у нее о том, о чем давно хотела спросить: «Ты его била?» Мама на миг растерялась, а потом сказала: «Я никогда никого не била. Даже кошку». Никого? Никогда? На самом деле ведь била. Сейчас я понимаю, что она действительно сильно пострадала. Но не от соседей или коллег. И даже не от нас с папой.

Ей действительно пришлось тяжело, но не в браке, а в детстве. Ее отец ушел на войну и пропал – так мне всегда рассказывали. Мама недавно дополнила: «Когда папа пропал без вести, семью сразу же сняли с довольствия». Это значит, что семья сразу стала очень бедной. (С довольствия снимали семьи осужденных солдат, а по поводу семей пропавших без вести точной информации у меня нет.) Мамин старший брат Коля умер от крупозного воспаления легких. Я думаю: может, если бы отец был с ними, он бы не умер. Или хотя бы, если бы были деньги и нормальное питание… Маме было четыре года, Коле – девять. Я думаю: что значило для Коли потерять отца? Мама рассказывала: когда бабушка Нюся поняла, что сын умер, она бросила его прямо поперек нее (наверное, они спали на одной кровати) и побежала за соседкой. Она была так растеряна, что случайно захлопнула за собой дверь, и потом они с соседкой снаружи объясняли моей маленькой маме, как залезть на стул и поднять щеколду. Еще мама помнила, как готовились к похоронам и принесли в дом гроб. Бабушка Нюся сказала ей: «Это домик для Коли». Мама удивилась: это же плохой, тесный домик. Позже бабушка, когда сердилась на нее, всегда говорила, что хороших детей Бог прибирает, а такие, как она, живут. Вероятно, та самая запертая ненависть, которую нельзя было направить по адресу, теперь была направлена на ребенка.

Иногда человек пытается справиться со своим страданием, заставив кого-то другого почувствовать то же самое. Представьте семью, где мать в детстве пережила голод. У людей, имеющих опыт голода, часто наблюдается расстройство пищевого поведения. И вот мать страдает булимией, то есть у нее случаются приступы обжорства, после которых она каждый раз сутки голодает, чтобы не потолстеть. При этом она неустанно следит за фигурой дочери-подростка («что-то ты толстеешь») и держит ее на строгой диете. И она начинает видеть в дочери то, чего не хочет видеть в себе (это не она вечно голодная, а дочь). Мы уже говорили о проекции – явлении, когда собственное чувство или качество видят в другом человеке. Когда мама воспроизводит с дочерью ситуацию, в которой чередуются переедание и попытки избавиться от полноты, она может перестать презирать себя за такие действия, поскольку теперь видит (проецирует) их в дочери и борется с таким поведением у нее. Сама того не осознавая, она ставит дочь в такое положение, чтобы та демонстрировала собственные проблемы матери. Этот