Загадка Большой тропы - Дмитрий Сергеев

— А сам ты веришь в эту находку? — спросила Валентина Гавриловна.

— Без всякого сомнения! Неясно только одно: почему до Рудакова никто не нашел золота? По тропе целое столетие ходили сотни людей, нельзя поверить, чтобы ни один из них не видел под ногами кварцевой залежи с такой богатой рудой.

Небо мало-помалу расчистилось, и легкий ветерок высушил листву на кустарнике.

— Завтра можно ехать, — решил Павел Осипович.

— Только б вода за ночь спала, — сказал Кузьма Прокопьевич, недоверчиво посмотрев на вспученную помутневшую протоку.

— Будет холодно — спадет, — обронил Петр впервые за весь день.

На вершинах гор

На следующий день вышли чуть свет. Солнце еще не показалось из-за гор, но на противоположном берегу яркие лучи его зажгли ослепительным блеском коричнево-розовые скалы. На них в узких ложбинах лежит голубой, сиреневый и золотистый снег.

Несколько часов пути, и тропа привела к броду через небольшую речку — приток Каменной. В другое время это была не речка, а всего лишь прозрачный горный ручей, который можно перескочить, не замочив ног. Но сейчас вода в нем мутно-желтая, илистая. На середине она вспучилась стремительными пенистыми валами. Лошади и люди беспорядочно сгрудились на берегу.

Первым в воду въехал Павел Осипович, выбрав для переправы место чуть пониже тропы. Мухортый конь под ним шагает медленно, осторожно, высоко, как на параде, поднимая передние ноги, и, встряхивая головой вверх-вниз, норовит вырвать повод из рук всадника. Следом за Братовым в реку въехали остальные.

На другом берегу задержались, поджидая отставших. Кони нетерпеливо топтались, звеня подковами о камни. С гладких лоснящихся ног их стекала вода, оставляя на галечнике темные лужицы.

Отсюда тропа круто поднималась в горы. Идти дальше по берегу Каменной было невозможно: долина реки суживалась, зажатая между отвесами скал. Все спешились и гуськом растянулись по извилистой каменистой тропе, ведя лошадей в поводу.

Цокают кованые копыта о камень; позади в шорохах ветвей, тревожимых ветром, удаляясь, затихает однотонная песня реки. Тропа ныряет в чашу молодого лиственничного леска, вползает на бугор, покрытый редкими солнечно-светлыми стволами сосен. Выше, в просветы между деревьями, проглядывает малиновое огнище зарослей багульника. На противоположном борту долины видны гущи кедрача, острыми клиньями вбежавшие на скалы. Они словно кинулись на штурм каменной тверди гор и застыли на месте.

На тропе стоит крепкий запах лошадиного пота, отгоняемый теплым ветерком, пропахшим смолью. Чем выше уходит тропа, тем больше на пути крупных глыб и острых скал, кажется, что из-под травы выступает наружу каменное тело земли. Тропа пробирается по неширокому уступу, который круто обрывается вниз. На склонах чернеет лес, на дне белесой змейкой вьется река.

Подъему нет конца: горы вырастают на глазах. Но терпится скорее подняться на самый верх — там непременно откроется взгляду что-то необычное.

Когда Гриша оглядывается назад, его поражает необъятная глубина дали. За ближними скалистыми вершинами хорошо видны темно-синие лесистые горы, а дальше открывается новая волна густо-сиреневых холмов, за ними лежит золотистая в солнце долина, а еще дальше, на самом горизонте, едва-едва голубеет отлогая возвышенность. Где-то там за нею проходит железная дорога.

Наконец взята последняя круча и тропа вывела на плоскую поверхность. Но это еще не вершина: спереди горизонт закрыт каменистыми холмами. А в стороне, слева от тропы, обманчиво близкие взметнулись ввысь совсем голые скалистые гребни. На них в каменистых расщелинах ребрами белеют полосы нерастаявшего снега. Весь хребет похож на чудовищное ископаемое, которое высунуло из-под земли свой гигантский скелет. Дальше тропа идет по каменистому дну долины. Ее склоны поросли мелким и цепким кустарником, травами и мхом. На дне лощины тихо плещется ручей. Вокруг одни россыпи камня и скалы. Они мрачны и полны загадочной тишины, тишины до звона в ушах. Кажется, что тишина струится от скал, растворяется в светлом, прозрачном и легком воздухе и плывет над вершинами, как песня — песня извечного каменного молчания.

Наташа и Гриша заняты размышлениями об услышанной вчера романтической истории рудаковского открытия. Гриша мечтает о том недалеком дне, когда золотая жила вновь будет открыта их партией. Пожалуй, и он сможет чем-нибудь помочь геологам. Жила пересекает Большую тропу, которая хорошо приметна, и трудно представить себе, что где-то в верховьях она теряется.

Вот поисками тропы он, Гриша, и займется: для него не нужно специального геологического образования.

Еще месяц-два, и все тайны рудаковского золотого клада будут разгаданы. Но пока Гриша не может ничего придумать, чем бы можно было объяснить загадку, связанную с находкой золота. Таинственная история давнишней находки золотой залежи целиком завладела и Наташей. А тут еще странный случай с конскими путами. Наташа отлично помнит, как вечером помогала Кузьме Прокопьевичу спутывать лошадей: свою гнедую, вороного и мухортого. Остальных путал сам дедушка. Кто снял путы и зачем? Ночью все спали.

Перед глазами Наташи встает давнее прошлое, дорисованное собственной фантазией. Она видит Ивана Рудакова. Бывший партизан высок и строен, с темной бородой и усами, загорелый, взгляд у него прямой, мужественный и честный. Охотник легко шагает по тропе впереди всех. Тяжелая котомка за спиной не портит его походку: для него это привычное дело. Следом за ним идет бледный худощавый Пологодов. Он часто надсадно кашляет, хватаясь руками за впалую грудь. Больному учителю тяжело в тайге, но он не подает виду и в такт шагам улыбается своим мыслям. Глаза у него большие, красивые и немного восторженные, и видит он ими не тяжелую горную тропу под ногами, а что-то другое, ради чего он и пошел в тайгу почти на верную смерть. Невысокий, но плечистый милиционер Кирьякин в забывчивости все время насвистывает один и тот же песенный мотив. Милиционер то и дело отстает от товарищей и догоняет их рысцой, придерживая на ходу бьющий по бедру приклад винтовки. Не может увидеть Наташа только Зверева и Блинова. Едва мелькают в воображении их алчные глаза, трясущиеся руки в тот момент, когда они огрубевшими пальцами ощупывали первый найденный самородок. Мучает загадка: почему раньше, до Рудакова, никто не замечал золота у себя под ногами?

Поговорить обо всем этом можно только с Гришей. Наташа свернула с тропы и направила Гнедуху рядом с Воронком. Сердце мальчика тревожно и радостно заныло — это было совсем новое, не испытанное раньше ощущение, приятное и беспокойное. Гриша натянул повод в сторону, но вороной упрямо не сворачивал с тропы. Лошади теснились друг к другу, толкая вьюками в ноги седоков. Наташа легонько натягивала повод, сдерживая стремительную Гнедуху.

Наташа

Неподалеку взлаял гуран, напуганный запахом человеческого жилья. Наташа проснулась и увидела перед глазами светлый брезент с незнакомыми жирными пятнами. Снова тявкнул дикий козел — ему басовито отозвался Байкал. Девочка повернула голову посмотреть, рядом ли Кузьма Прокопьевич, но в полутьме ничего не увидела. Она высунулась по пояс из мешка и спросила:

— Деда, слышите? — козел близко.

Никто не отозвался. Наташа рукой ощупала место, где спал дед Кузьма — пусто. Быстро выбралась из мешка. Нужно скорее одеться, умыться, уложить мешок в чехол — и снова в дорогу.

Байкал сидел у затухшего костра и, насторожив уши, смотрел в прикрытую туманом чащу кустарника.

«Гурана чует, — подумала Наташа, — или нет, кажется, кони идут — ботало звенит».

Вчера утром чуть свет они вдвоем с дедом Кузьмой собирались в обратный путь. Наташа наспех попрощалась с матерью и отцом. В слезах, усталая и сонная, но уже вся охваченная ожиданием предстоящей поездки, она помогала конюху заседлывать коней, почти не слыша последних наставлений матери. В сердце девочки столько радости, что даже заплаканные глаза ее не были печальны, а искрились счастьем.

Завидев Гришу, она сама предложила:

— Давай друг другу письма писать. Из Перевального к вам часто будут отправлять лошадей, а от вас привозить образцы и пробы.

Весь день Наташа целиком была захвачена прелестями верховой езды. Громоздкие вьюки не мешали удобно сидеть на лошади. Следом за всадниками легко поспевали незавьюченные кони. Звонче обычного пели прозрачные горные ручейки, пересекающие тропу, и, казалось, можно было видеть, как тает снег, плотно набитый в расщелинах на склонах. Снежные скалы и впрямь дымились легкими прозрачными испарениями.

В полдень Наташу взволновало новое радостное событие — встреча с дикими козами. Всадники ехали долиной в стороне от речки. Впереди виднелся молодой лесок, разросшийся на месте старого таежного пожарища. Светлая зелень поднималась над каменистой россыпью невысокой, но плотной стеной, а выше, над зеленью, стояли еще не рухнувшие голые стволы обгоревших лиственниц и неровной изгородью частили сизо-голубую даль. Из чащи внезапно выбежали два козла, перед всадниками промелькнули их стройные распластанные над землей красноватые тела, и гураны скрылись в лесу. Байкал метнулся следом за ними, но скоро, посрамленный, возвратился ни с чем. Девочку радовало даже и то, что ее Байкал, равнодушный к красоте животных, при всей своей собачьей сноровке и ловкости не смог причинить им вреда.