Завещание профессора Яворского - Эдуард Ростовцев

- Когда-то он мне доцентом медицины представился. Думаю, соврал. Какой из него доцент! Хотя к медицине какое-то отношение имеет: в болезнях более или менее разбирается, может рецепт выписать, а потом - не буду скрывать - в свое время доставала через него дефицитные лекарства для знакомых.

- По спекулятивной цене?

- Само собой! Дон что хочешь достанет. Я не только лекарства имею в виду. К примеру, в тот раз, когда он здесь был, я попросила его достать однотомник Сент-Экзюпери - мой любимый писатель. Обещал, но такую цену заломил, что я отказалась.

- Значит, он и книгами спекулирует?

- Он и себя продаст, если кто заплатит! - усмехнулась Лисович. - А книги - его хобби. Я как-то была у него дома, там полным-полно книг. И все такие, которые так просто не купишь.

- Дефицитные?

- Есть и дефицитные. Но больше старых: в таких, знаете, толстых переплетах с уголками. Я почему решила, что тем вечером с Лялей был Дон? Марта показала мне книгу, которую нашла на стоянке после драки.

- Что за книга?

- Старинная: листы пожухлые, хрупкие, а переплет новый: кожаный, не потертый, с металлической застежкой. Видно, ценная книга, если ее наново, да еще в такой переплет переплели. Названия не запомнила - оно какое-то чудное, но на медицинскую тему - это я поняла...

Ляшенко был доволен собой: завтра же он отыщет и Лялю в белых джинсах, и дипломированного спекулянта Дона - это уже вопрос времени, причем минимального. Что же касается деталей, то их выяснением пусть занимается Мандзюк - к чему-то и ему надо приложить руки. Впрочем, он может подбросить Мандзюку и одну немаловажную деталь: причиной конфликта была не девушка, а книга. Очевидно, редкая, пользующаяся спросом библиофилов. И Дон, и Зимовец были завсегдатаями книжного рынка. И тот, и другой ходили туда небескорыстно. Редкая, дорогая книга стала предметом вожделения обоих. Кто-то из них надул другого, скорее Дон - он старше, а стало быть, опытней, изощреннее. Остальное решили эмоции. Вот и вся предыстория!

До этого, рано или поздно, докопался бы и сам Мандзюк. Но он Валентин - сделал это быстрее и не только потому, что хотел утереть нос Алексею. Строго говоря, речь шла о чести городской милиции.

Уже стемнело. На небе замерцали звезды. Стрелки часов приблизились к одиннадцати. Он не стал заезжать в райотдел - пусть Мандзюк сам беседует с Леной из Ровно, вряд ли она сообщит что-то существенное.

Дома был в половине двенадцатого. Мать только вернулась с работы: она подменяла в студии Регину и вела вечернюю передачу "Новости киноэкрана". Отец хлопотал на кухне:

- Кто будет ужинать? - спросил он.

- Я, - поднял руку Валентин. - Вот только умоюсь.

- Ребенок проголодался, - улыбнулась мать. - Где нагулял аппетит?

- В ресторане, мамочка.

- Не смешно.

- Ты права: это было скорее грустно.

Когда он пришел на кухню, мать уже допивала свой кефир.

- Вернулась Регина, - покосившись на него, сказала мать. - Она была на кинофестивале. И знаешь, кого там встретила? Синьорину Клару. Пожалуйста, не делай вид, что ты не помнишь эту потрясающую мулатку.

- Я помню ее, мама, - не поднимая головы, буркнул Валентин.

- Регина привезла от нее привет тебе и твоему приятелю с горнолыжной базы. Ты, очевидно, догадываешься, о ком я. Напомни, пожалуйста, его имя.

- Пожалуйста: Павел. Но он приятель не мой - Гаррика Майсурадзе, которого Регина знает не хуже меня.

Мать уже не впервые заводила разговор о Регине. Она никак не могла примириться с мыслью о том, что из-за вздорного каприза сына (ну, подумаешь, не так и не то сказала девушка!), не обрела столь респектабельную невестку. Но у него на этот счет было другое мнение.

- У Регины есть какое-то дело к тебе, - не отступала мать. - Если не возражаешь, я приглашу ее завтра к обеду.

- Завтра я буду занят, - нахмурился Валентин. - Можешь сообщить ей номер моего служебного телефона: делами я занимаюсь на работе.

Мать неопределенно улыбнулась.

- Валя, прости, чуть не забыл, - сказал отец, - тебя спрашивала младший лейтенант Юрко: просила, чтобы ты - когда бы ни пришел - позвонил ей домой.

- Кто такая Юрко? - насторожилась мать.

Валентин едва сдержал улыбку: с такой мамой не соскучишься! Сказал, как можно равнодушнее:

- Кто такая Юрко? Наша Галочка.

- Не прикрывайся коллективом, Валентин!

- Мама, от твоей проницательности никуда не денешься. Признаюсь: влюблен, но безнадежно.

- У нее есть другой?

- Возможно, я не уточнял. Но дело не в этом: она слишком молода для меня.

- Прости, но сколько ей лет?

- Я не задаю женщинам бестактных вопросов.

- Валентин, ты невыносим!

Мать надулась, ушла в свою комнату. Отец хмыкал, прикрывшись газетой: то ли смеялся, то ли возмущался - его не всегда поймешь.

Валентин пошел к себе, отыскал в справочнике телефон Юрко, позвонил ей.

- Галина Архиповна? - сам не зная почему, официально спросил он. Это Ляшенко. Извините, что поздно беспокою.

Собственные слова показались ему вычурными, непривычными. Но Галина не обратила на это внимания. Сбивчиво и торопливо, очевидно волнуясь, она доложила, что весь вечер просидела в госавтоинспекции, перебирая карточки женщин-водителей. Их оказалось довольно много, даже в интересующем их возрастном диапазоне. Еще подумала, что вот будет морока беседовать со всеми. Но потом, неожиданно для себя, встретила фамилию, которая сказала ей о многом.

- Ну не то, чтобы сказала, - натолкнула на определенную мысль, поправилась Галина. - Понимаете, Валентин Георгиевич, это не совпадение я интуитивно чувствовала, что без нее не обошлось.

- Без кого? - невольно улыбнулся Ляшенко. Он подумал, что Галина увлеклась своим заданием, которое хотела исполнить как можно лучше, и в работу включилась фантазия, что ей было не занимать.

- Без Ларисы?

- Ясно, хотя и не совсем. Кто такая Лариса?

- Дочь профессора Яворского. У нее "Лада" бежевого цвета! Это ее - не мужчины того - машина; по наследству после смерти отца досталась. Я документы подняла...

- Галочка, ты, видимо, устала, - как можно мягче сказал Ляшенко. Поговорим завтра.

- Валентин Георгиевич, ну как вы не понимаете! - чуть ли не простонала Галина. - Да если хотите знать, Лариса в свое время флиртовала с Зимовцем! Правда, это было год назад, но она сама мне призналась, когда я приходила к ее отцу по поводу того же Зимовца. Причем сказала об этом с бравадой: вот, дескать, какие у нас отношения! Представляете?

- Я не только представляю, но совершенно точно знаю, что уже полночь и тебе, и мне пора спать, - все еще мягко, но уже настойчиво сказал Ляшенко. - А еще я знаю и тоже абсолютно точно, что девицу в белых джинсах зовут Лялей.

- Правильно! - подхватила Галина. - Так зовут ее дома.

- Ты уверена?

- Ну конечно! Ведь это уменьшительное от имени Лариса. Покойный Матвей Петрович так и называл ее. Кстати, сержант Бессараб оказался прав: ей двадцать лет...

Валентин уснул не сразу: беспокоили мысли, что наскакивали одна на другую, толкаясь и путаясь, не желая увязываться, строиться в ряд. Дон... Книга... Лариса - Ляля, которая в свое время - это надо же! - флиртовала с Зимовцем. Любопытно, сколько лет было Толику Зимовцу, когда его искушала эта демоническая Ляля в белых джинсах? Семнадцать. Что ж, вполне могло быть! Но при чем здесь книга? И зачем Дон прихватил ее с собой в ресторан?..

Ему приснились события и люди, весьма далекие от его служебных дел: Регина и потрясающая Клара (кофе со сливками в обрамлении бриллиантов) актриса Бразильского теле-радио-кино и еще чего-то, которую Регина прямо из студии притащила домой к Ляшенко как раз вовремя: Валентин с рюкзаком за спиной и лыжами на плече стоял в дверях, а на улице его ждал газик горнолыжной базы. Негодование Регины улеглось, едва потрясающая Клара заявила, что тоже хочет в горы и непременно сейчас (время близилось к полуночи), ее только смущает отсутствие таких ботинок, как у синьора Валентина (декольтированное эстрадное платье и ажурные чулки она, видимо, считала подходящим нарядом для такой прогулки). Конечно, это был чистейший абсурд - газик был набит до отказа, но все вышло так, как пожелала Клара. Мать одолжила ей фетровые бурки и спортивные шаровары, отец - свитер и шерстяные носки, сосед - рыбацкий полушубок. Оставшиеся в доме теплые вещи пошли на экипировку Регины. Перед стартом все хлебнули для обогрева из корчажки, которую так это, на всякий случай, прихватил с собой Гаррик Майсурадзе. В корчажке оказался коньяк и всю дорогу старенький газик трясся от смеха: Регина воевала с рюкзаками, ведрами, лыжами, которые дружно сваливались на нее при каждом повороте; Гаррик безуспешно пытался выбраться из колодца, сооруженного предусмотрительным шофером из запасных скатов; доктор Год восседал на бидоне с соляркой; Валентин на плечах Саноцкого из Института общественных наук, а потрясающая Клара на коленях у Павла. Она оглушала Павла попеременно то своим бархатным меццо-сопрано когда все пели о крокодиле Гене и еще о чем-то экзотическом, но не страшном - то субтропическими поцелуями - очевидно, она не представляла, как вести себя иначе на коленях у мужчины. И все было бы хорошо, когда бы Регина при каждом удобном случае не шептала в самое ухо Валентина: "Я сказала синьорине Кларе, что мой жених - адвокат. Надеюсь, ты не станешь уличать меня во лжи?"