Легавые - Эд Макбейн

Допрос мальчишки ничего сыщикам не дал, кроме насморка.

Он повторил то же, что рассказал сержанту. Высокий тип с такой вот штучкой в ухе (это называется, мальчик, слуховой аппарат) – ну да, со штучкой в ухе, остановил его около Гровер-парка и предложил пять долларов, если он отнесет в участок письмо и передаст дежурному. Мальчишка решил, что ничего плохого в этом нет, и согласился. Он даже не знал, кто этот тип со штучкой в ухе (со слуховым аппаратом, мальчик) – ну да, с такой штучкой. Он с ним не только незнаком, но и вообще видел впервые. Всё, пора бежать, потому что в салоне «Линда» ему велено забрать платье для сестры, которая шьет на дому для миссис Монтана. Значит, у него слуховой аппарат, мальчик? Ну да, такая штучка в ухе.

Они отпустили мальчишку в 4.30, не угостив его мороженым или жевательной резинкой, а потом долго разглядывали письмо, вертели его в разные стороны, придерживая пинцетом, и, наконец, решили переслать его в лабораторию Сэма Гроссмана – вдруг он обнаружит отпечатки пальцев не только Дейва Мерчисона.

Никто и не вспомнил о Глухом. Кому охота вспоминать призраков. Неприятно даже думать о них.

– Привет, Бернис, – сказал в трубку Мейер. – Шеф у себя? Хорошо, я подожду.

Он терпеливо ждал, постукивая карандашом по столу. Наконец в трубке раздался громкий уверенный голос:

– Заместитель окружного прокурора Рауль Шабриер.

– Привет, Ролли! Это Мейер Мейер из восемьдесят седьмого участка. Как жизнь на Челси-стрит?

– Все в порядке, – ответил Шабриер. – Что вы еще для нас припасли? Маленькое симпатичное убийство?

– Да нет, я по личному вопросу.

– По личному? – изумился Шабриер.

– Да. Слушай, Ролли, что делать человеку, если кто-то использовал его имя?

– Каким образом?

– В книге.

– Ты хочешь сказать, кто-то использовал твое имя в книге?

– Да.

– Книга о полиции?

– Нет.

– Там речь лично о тебе?

– И да и нет. А в каком смысле «лично»?

– Упомянут ли в книге детектив третьего класса Мейер Мейер?

– Второго класса, – поправил Мейер.

– Пусть так. Упомянут ли там детектив второго класса Мейер Мейер?

– Нет.

– Значит, лично о тебе речи нет?

– Нет.

– Но ты вроде сказал, что использовано твое имя...

– Да, она использовала мое имя.

– Мейер, у меня масса дел, – взмолился Шабриер. – У меня их вагон и маленькая тележка. Давай выкладывай, что там у тебя, да поживей.

– Роман, – сказал Мейер. – Роман под названием «Мейер Мейер».

– Господи, неужели вышел роман с таким названием?

– Да. Я имею право подать в суд?

– Я специалист по уголовным делам, – сказал Шабриер.

– Да, но...

– И не разбираюсь в делах литературных.

– Да, но...

– Роман-то хороший?

– Не знаю, – признался Мейер. – Говорят, это книга о преподавателе университета, он толстяк-коротышка...

– Сначала я должен прочитать роман, – сказал Шабриер.

– Ты мне потом позвонишь?

– Зачем?

– Чтобы дать совет?

– Какой?

– Подавать мне в суд или нет.

– Сначала мне придется выяснить, что сказано об этом в законе. Я что, чем-нибудь тебе обязан?

– Да, – сказал Мейер, с трудом сдерживая гнев. – Сколько раз, когда у нас случались чрезвычайные происшествия, я, вместо того чтобы вызвать тебя в три часа ночи, рисковал своей жизнью и держал подозреваемого до утра, чтобы ты мог как следует отоспаться. Я же прошу тебя о совершеннейшем пустяке, Ролли. Мне неохота тратиться на специалиста по авторскому праву. Просто хочу знать, имею ли я право подать в суд на того, кто использовал мое имя, записанное в метрике. Использовал как заглавие романа, во-первых, и дал его персонажу, во-вторых, хотя это самое имя носит живой человек, а именно твой покорный слуга.

– Ладно, не поднимай волну, – сказал Шабриер.

– А кто поднимает волну? – удивился Мейер.

– Я посмотрю кое-какую литературу и тебе позвоню.

– Когда?

– Скоро.

– Обещаю, если к нам опять притащат убийцу во время твоего дежурства, я плюну на Миранду – Эскобедо и продержу его до утра, чтобы ты спокойно выспался на своем рабочем месте.

– Я позвоню тебе завтра, – сказал Шабриер, а потом, помолчав, добавил: – Может, ты еще спросишь, в котором часу?

– В котором часу? – спросил Мейер.

У хозяйки дома был артрит, и она ненавидела зиму, а также полицейских. Она сразу заявила Коттону Хейзу, что с тех пор как укокошили большого начальника, вокруг ее дома постоянно толкутся сыщики и лично ей это надоело. Почему бы им не оставить ее в покое? Хейз, успевший наслушаться подобных заявлений от управляющих и домовладельцев по всей улице, терпеливо объяснил, что он выполняет свой служебный долг и надеется на ее помощь в поисках убийцы. На это хозяйка сказала, что город погряз в коррупции и, если подстрелят еще кого-то из городского начальства, она лично горевать не станет.

Хейз уже обошел четыре многоэтажки, выходившие окнами на сверкавшее стеклом и бетоном здание театрального комплекса. Здание прекрасно было видно из четырех домов, особенно широкая белая лестница. Тот, кто дважды стрелял в Каупера и смертельно ранил его, мог сделать это из любого дома. Полиция искала место, откуда стреляли, в надежде, что там остались какие-нибудь следы. В деле об убийстве лишних улик не бывает.

Первое, о чем спросил Хейз хозяйку, – сдавала ли она квартиру или комнату высокому блондину со слуховым аппаратом.

– Сдавала, – ответила хозяйка.

– Кто он? – спросил Хейз. – Как его зовут?

– Морт Ореккио.

Хейз вынул блокнот и стал записывать.

– Ореккио, – произнес он. – Морт. Это сокращенно от Мортимер?

– Просто Морт, – сказала хозяйка. – Он итальянец.

– Откуда вы знаете?

– Фамилии на "о" бывают только у итальянцев.

– Правда? А как же Шапиро?

– Вы шутник, – сказала хозяйка.

– Какую квартиру снимал у вас этот Ореккио?

– Комнату, а не квартиру, – поправила Хейза хозяйка. – На третьем этаже.

– Окнами на здание театра?

– Да.

– Я могу посмотреть комнату?

– Конечно. Почему бы и нет? У меня ведь только и дел, что показывать полицейским комнаты.

Они стали подниматься по лестнице. Там было холодно, окна на площадках замерзли. Пахло мочой и помойкой. Пока поднимались на третий этаж, хозяйка жаловалась Хейзу на свой артрит, сообщив, что кортизон ей ни капельки не помог и вообще этим чертовым докторам верить нельзя, что бы они вам ни обещали. Перед дверью с номером 31 она остановилась и стала искать ключи в кармане фартука. Одна из дверей в коридоре чуть приоткрылась и снова захлопнулась.

– Кто это? – спросил Хейз.

– Вы о ком? – в свою очередь спросила хозяйка.

– Там в коридоре хлопнула дверь.

– Наверно, это Полли, – сказала хозяйка и открыла тридцать первый номер.

Комната была маленькой и мрачной. У стены напротив двери стояла полутораспальная кровать под белым покрывалом. Над кроватью висел в рамке эстамп – лесопилка на реке. Справа у кровати стоял торшер под грязным желтым абажуром. На покрывале, возле подушек, виднелся след от виски или рвоты. Напротив кровати – комод с зеркалом. Он был весь в черных пятнах от сигарет. В раковине умывальника расползлось большое ржавое пятно.

– Долго он здесь жил? – спросил Хейз.

– Он снял комнату три дня назад.

– Заплатил наличными или дал вам чек?

– Наличными и за неделю вперед. Я сдаю не меньше чем на неделю. Не люблю сдавать на одну ночь.

– Я вас понимаю, – сказал Хейз.

– Знаю, что вы хотите этим сказать. Вы думаете, у меня не бог весть какие хоромы и нечего задирать нос. Может, и не хоромы, зато все чисто.

– Вижу.

– Я хочу сказать, клопов тут нет.

Хейз кивнул и подошел к окну. Шторы были порваны и без шнура. Хейз поднял штору и выглянул на улицу.

– Вы прошлой ночью выстрелов не слышали?

– Нет.

Хейз осмотрел пол. Стреляных гильз видно не было.

– Кто еще живет на этом этаже?

– Только Полли.

– Фамилия?

– Маллой.

– Я бы хотел осмотреть комод и шкаф.

– Пожалуйста. У меня полным-полно свободного времени. Я ведь работаю в этом доме экскурсоводом.

Хейз подошел к комоду и выдвинул все ящики. В них ничего не было, не считая таракана, спрятавшегося в одном из углов.

– Там у вас жилец, – сказал Хейз.

– Что? – не поняла хозяйка.

Хейз подошел к шкафу, открыл дверцы. Внутри ничего не было, кроме пустых вешалок. Хейз уже собрался закрыть шкаф, как вдруг заметил, что на полу что-то блеснуло. Он нагнулся, чтобы получше рассмотреть, вытащил из кармана маленький фонарик и включил его. Это была монета в десять центов.

– Если это деньги, – заявила хозяйка, – то они принадлежат мне.

– Прошу, – сказал Хейз и протянул ей монету. Он легко расстался с находкой, потому что знал, что, даже если монета принадлежала жильцу, все равно снять с нее отпечатки пальцев – дело столь же безнадежное, как получить с городских властей компенсацию за бензин, который ты истратил, разъезжая по служебным делам на собственной машине.