Под счастливой звездой (сборник) - Борис Лапин

Легким шагом шла Нора по охотничьей тропе. Тропа петляла, огибая замшелые валуны, колодины, встававшие на пути сосны. Под ногами мягко пружинила подушка из мха и желтых сосновых игл, на которых так приятно скользили подошвы. Она останавливалась, рассматривала то багровый лист рябины, то выводок поздних рыжиков, то серебристую узорчатую паутинку, прислушивалась к отдаленному перестуку дятлов, к шуму ветра в вершинах сосен — и все старалась сосредоточить на чем-то внимание, увлечься чем-то, как всегда увлекалась раньше в этом диком лесу, когда они гуляли здесь вместе с Руно, — и забыть обо всем. И она как будто бы увлекалась листом, дятлом, паутинкой, но вдруг снова ловила себя на том, что торопливо шагает, почти бежит по траве. Куда? Зачем? Она не любила в себе эту привычку — вечно куда-то спешить, бежать, лететь. Но теперь уже поздно перевоспитываться. А может, оно и к лучшему.

Во всяком случае, совсем не плохо промчаться на рассвете этой знакомой и уже забытой тропой. Даже если голова занята другим. Сегодня бросок через тайгу как раз отвечал ее тревожному внутреннему состоянию. Впервые за последние годы ей некуда было спешить, некуда бежать. Разве что от себя бежать.

Она вышла на косогор — и дали распахнулись перед нею.

Сонная, подернутая тончайшей дымкой гладь водохранилища. Сосновый бор под горой Два стеклянных купола гостиницы- один на берегу, другой, перевернутый, в воде. А вдали, несколькими километрами дальше, уходящая в небо башня Жига иска.

Нора сбежала с горы, пересекла молодой березничек и по каменистой тропке спустилась к берегу Лены.

Вот так же спустились они к реке вместе с Анитой. Снег слепил глаза, скользил под ногами. Анита убежала вперед, исчезла среди закуржавевших кустов, а когда Нора догнала fee, девочка, ни слова не говоря, бросилась в воду. Там, среди льдин, истошно орал и махал руками Руно. Поодаль стояли и ухмылялись его приятели-лесорубы. Нора сразу поняла, что он дурачится. А Анига… бедная доверчивая девочка…

Да, вот эти кусты. Здесь она стояла тогда, там «тонул» Руно. И опять всколыхнулось, взбурлило в ней все, что она тщательно старалась забыть эти пять лет, забыть и не тревожить в памяти, — всколыхнулось и встало перед глазами.

Черные искусанные губы, почерневшее от удушья лицо Руно, когда его привезли с завода… Песчаная отмель возле рыборазводной станции, заваленная почерневшей, точно обугленной, рыбой… И маленький гроб — все, что осталось от Аниты. Ее так и не показали никому, даже отцу.

Трое суток Руно не приходил в себя, почти три месяца пролежал в специализированном госпитале в Швейцарии.

Еще повезло, что сменщик успел буквально вырвать его из когтей смерти. Седенький ирач в Давосе сказал: «Все решила одна минута».

«Если бы Руно в тот момент думал не только о заводе, а о возможных последствиях распространения яда… или хотя бы о себе, о собственной жизни! Но он не был бы тогда Руно Гаем. Тем Руно Гаем, которого я любила… И все еще люблю», — поправила себя Нора.

«Если бы Церр держал своих племенных рыбин и хотя бы часть мальков в закрытом бассейне, как это у них полагается! А он спешил вырастить их к открытию Всемирной выставки. Славы захотелось, признания, награды за многолетний труд Иначе он не был бы Церром.

Или если бы Анита вспомнила о грозящей опасности, о своей молодой жизни! Но нет, и она не была бы тогда Русалочкой.

Бедная девочка, даже полюбить не успела. Какой красивый, непохожий на других, неповторимый человек! Она была совсем особенная. Мне. Руно, всем остальным мир представляется таким, каков он есть. А она жила в ином миреярче, свежее, бесшабашнее. Вообще, сколько людей — столько и миров. Человек подобен Вселенной. И когда гибнет человек, гибнет целая Вселенная. Это ужасно, это непоправимо — уничтожить целый мир. Юный, веселый, доверчивый мир Аниты. Это невозможно простить. Но почему так тревожно на сердце?!» Первое время у нее все перепуталось: больной Руно, смерть Аниты, рыбины на пляже, купание среди льдин, убитый горем Церр… И ей почему-то казалось, что маленький гриб — следствие этой глупой шутки Руно, этого купания.

Она понимала, все понимала, однако впечатление сохранилоcь. Впечатление ложное; но, может быть, именно в нём истина? Логика жизни, логика характеров?

Церр прав: в обществе, где человек, его благополучие, его счастье главная цель всех усилий многих людей, никому не позволено рисковать ни своей, йи тем более-чужой жизнью. Пусть бы уж лучше взлетел на воздух — этот завод-Руно должен был вызывать аварийную команду до техпор, пока самолеты не обезвредили бы действие БТ по всей округе. Завод можно восстановить, а человека… Человек неповторим. Нельзя рисковать человеческими жизнями.

А он… А Руно всю жизнь твердил о праве на самопожертвование, на риск. Он был убежден: без риска жизнь потеряет смысл.

ПЕРВЫЙ ШАГ

Через тернии к звездам.

СТРАШНЫЙ СОН

Всю ночь ее преследовали кошмары. Ей снились сумрачные сырые ущелья, извилистые тропинки в горах, камни, срывающиеся из-под ног в стремнину. Она повисала над пропастью, ухватившись за куст или едва заметный выступ скалы, а потом, так и не выкарабкавшись, снова взбиралась крутой горной тропой уже в другом месте, и снова камни беззвучно проваливались под ногами.

Ее видения Земли были призрачны и во многом условны, она никогда не ступала по Земле и даже фильма о путешествии в горах не смотрела, так что эти ночные кошмары, думала она, достались в наследство от предков. Ей часто снилась Земля, но это были какие-то ненастоящие сны, смутные и нереальные, как будто видишь во сне, что тебе снится сон. Когда же в ее Сновидениях появлялся знакомый мир Корабля, она воспринимала его реальным до мелочей.

Вставая, она решила, что, возможно, разбалансировалась атмосфера, если ей так плохо спалось, но стрелки давления и кислорода стояли на месте, и она успокоилась. Человек на Корабле больше верит показаниям приборов, чем собственным ощущениям.

«Жаль, что на Корабле нет шкалы настроения, — подумалось ей. — Сейчас стрелка указала бы на «весело», и тебе, хочешь не хочешь, пришлось бы развеселиться, Полина».

Но ей уже и без того было весело.

Мурлыча мелодийку, привязавшуюся еще вчера, во время музыкальных занятий с детьми, она поднялась в рубку. Здесь, под звездами, усеявшими черный свод неба, под звездами, навстречу которым устремился Корабль, начинался каждый ее день. Конечно, она не чувствовала и не могла чувствовать никакого движения; наоборот, казалось. Корабль завис в безбрежной пустоте, завис, замер и затаился; но одна маленькая звездочка, та самая, постепенно приближалась к ним, год от года обрисовываясь ярче, отчетливее. Кораблем управлял запрограммированный на Земле Навигатор, так что экипаж практически не нуждался в звездах — ни для наблюдений, ни для ориентировки. И все же колюче сверкающий холодными искрами купол рубки притягивал взгляды и сердца, напоминая каждому: звезды рядом!