Провинциальная Мадонна - Вера Колочкова

И ладно бы только так, она же Сережу норовит оскорбить прямо при Мишеньке! А тот смышленый растет, в свои три годика уже все понимает. Когда Наташка не видит, подойдет к отцу, обхватит за ногу, прижмется всем тельцем, ждет, когда тот его приласкает… Сережа возьмет сына на руки, прижмет и стоит… И лицо у него такое… счастливое и несчастное одновременно. Прямо смотреть на них обоих в эти моменты больно…

Иногда Наде казалось, что она чувствует его боль физически — сразу начинается маетная ломота внутри, лихорадка, как при сильной простуде. А однажды, когда Наташка особо сильно зверствовала, не выдержала и расплакалась в голос, все повторяла в лицо изумленной сестре: не надо, не смей… Чего «не смей» — так и не проговорила толком.

С тех пор Наташка стала на нее коситься как-то нехорошо, обидчиво. Нет-нет да поймает Надя на себе взгляд, полный потаенной злобной задумчивости. А однажды, когда зашедшая к ним на огонек тетя Полина вдруг произнесла некстати: смотри-ка, мол, какая из младшей красавица-лебедушка вылупилась, — вообще разозлилась, шлепнула подвернувшегося под ноги Мишеньку с такой силой, что полчаса его успокоить не могли…

Зря тетя Полина тогда ее красавицей обозвала. Никакая она и не красавица, а так, ни то ни се, обыкновенная зубрилка-скромница. Волосы на бигуди не завивает, ресницы-губы не красит. Вон девчонки из класса, как соберутся на дискотеку в клуб — все, как бабочки, кто во что горазд расцветятся! Юбки короткие, лосины у одной красные, у другой синие, у третьей вообще колготки в сеточку… Модно, конечно. Но она как-то… не решилась бы все это напялить. Да и неинтересно было, по большому счету… Гораздо интереснее с книжкой на диван завалиться или с Мишенькой поиграть-побаловаться. Даже мама иногда удивлялась, сама на эту дискотеку гнала: почему, мол, дома все время проводишь, так и просидишь всю жизнь над книжкой, от жизни отстанешь… Можно подумать, будто там и есть настоящая жизнь! Парни под хмельком, и музыка эта дурацкая… Ну что это — «Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша!». Или еще лучше — про три «кусочека» колбаски…

Нет, она бы сходила, конечно. Хотя бы для того, чтобы от маминых бесконечных «почему» отвязаться. Просто не тянуло, и все. Конечно, дома время проводить тоже не сахар, Наташкины истерики да мамина раздраженность хоть кого с ума сведут. Но зато там — Сережа, который каждый вечер с работы приходит… Надо же его хотя бы душевным присутствием поддержать! Даже сидя на диване с книжкой в руках. Поднять голову, улыбнуться дружески-ободряюще… И он улыбнется, подмигнет мимоходом. Никакая самая развеселая дискотека Сережиной улыбки не стоит, если уж до конца честной быть! Ни Ксюши с их дурацкими юбочками, ни всякие колбасные обрезки…

Задумавшись, она толкнула калитку и вошла во двор. О-о-о… Ну конечно, опять сестрица концерт закатывает, из распахнутых окон ее голос далеко разлетается. Девушка села на крыльцо, вздохнула, понурившись…

— Нет, это, по-твоему, деньги? То, что ты в зарплату принес, это деньги?

— Наташ, ну сколько по ведомости выписали, столько и принес… Хорошо, хоть это дали… — послышался усталый, с хрипотцой голос Сережи.

— И на это, ты считаешь, можно прожить, да? Ты же мужик, не стыдно этакие гроши домой приносить? На что я сына кормить буду, по-твоему?

— Ну ты же знаешь, сейчас везде так… Не я один в подобном положении нахожусь… Хорошо, хоть это дали, и то спасибо!

— За что — спасибо? Вот за это? Ты еще им в ножки поклонись за эти гроши! Пусть они объяснят, как на них жить целый месяц, как ребенка кормить! А ты даже кулаком как следует стукнуть не можешь!

— Да что толку от моего кулака? И стучали уже, и требовали… Вон даже забастовку хотели устроить… Хоть застучись, все равно больше не дадут. Ты же сама все прекрасно понимаешь, Наташ… Да если б мог…

— А ты смоги! Мужик или кто? Если на работе не платят, значит, в другом месте возьми!

— В каком другом? В бандиты пойти, что ли?

— А хоть бы и в бандиты! Другие же идут!

Ты что, такой нежный, да? Пусть семья с голоду помирает, тебе все равно?

— Никто у нас с голоду не помирает. А в бандиты я не пойду.

— Ой, ой, посмотрите-ка на него… Ты ж детдомовец, тебе туда самая дорога и есть! Уж не думал ли, что мы с мамой тебя всю жизнь кормить будем?

Молчание. Тишина. Будто подул из окна грозовой ветер, настоянный на Наташкиной злобности. Чего ж Сережа молчит? А может, и правильно молчит. Что тут еще скажешь… Только и остается — хлопнуть дверью.

Ага, хлопнул-таки. Выскочил на крыльцо как ошпаренный, сел рядом, отер пот со лба. Рука дрожит, на скулах желваки ходуном ходят.

— Давно сидишь? Слышала, да?

— Конечно, слышала…

— Нет, ну за что она со мной так, скажи? Что не так делаю? Работаю, как все, не ворую, не пью… Я, что ли, виноват, что наше РСУ на ладан дышит? Да сейчас вообще никто ничего не строит, не ремонтирует! Все без денег сидят, времена такие!

— Не бери в голову, Сереж. Все образуется, погоди немного.

— Что — образуется? Ничего уже не образуется… Это я, дурак, вляпался по самое ничего… Семьи захотелось, надо же… Вот оно, семейное счастье, слышала? Нет, я же нормальный вроде мужик, не слабак… Как так получилось, что себя именно им и чувствую, когда она на меня орет? Не в морду же ей давать, в самом деле!

— Ничего… Образуется…

Вот же привязалось к ней это «образуется», будто других слов больше нет! А впрочем, и правда нет… Что она еще может сказать в утешение, ничего…

— Да я сам виноват, Надюха. Слабину дал, пошел на поводу у своих мечтаний — иметь дом, семью… Вот тебе, получи по ведомости. Как говорится, и в горе, и в радости. Что делать, ошибся… И назад уже не повернешь, Мишку жалко…

— Сереж, ну не надо так… Вот честное слово, все наладится! Наташка же от безденежья злится, да и все жены такие, наверное… Все хотят, чтобы мужья семью кормили…

— Что ж, будем считать, что так… Все равно у меня другого выхода нет. Придется в город подаваться, на заработки. Здесь, в поселке, не разбогатеешь.

— Ну вот видишь, выход всегда есть! Поезжай в город, конечно. Хоть от скандалов отдохнешь.

— Как думаешь, отпустит?

— Конечно, отпустит! Она ради денег и к черту на рога отпустит…

Через три дня Сережа уехал. И сразу в доме спокойнее стало — придраться-то не к кому… Один Мишенька ходил потерянный, все спрашивал, разведя пухлые ручки в стороны: когда папа с работы придет? Да еще Полина Марковна, зайдя как-то, поинтересовалась:

— А Серега-то у вас где? Что-то давно не видать…

На что Наташка ей довольно бодро ответила:

— В город подался, на заработки!