Память о мире - Агоп Мелконян

Наш прототип уже был готов. Ян и Владислав анализировали работу его мозга, а мы с Райнхардом держались в сторонке, ждали результатов. И вот далеко за полночь... я писал что-то, а когда случайно поднял глаза, увидел его - старика с посохом. Он шел по тропинке, прямо как живой.

Обернулся, глянул на меня.

Улыбнулся. Решив, что это чьи-то глупые шутки, я швырнул в него пепельницей. Окно разбилось вдребезги, звук заставил меня вздрогнуть, но старичок с посохом стоял на прежнем месте и улыбался.

Потом направился ко мне, но я не был готов его встретить, ибо все еще испытывал страх. Не помню, как выскочил из комнаты, как несся по коридору, как взлетел по ступенькам к квартире Райнхарда. Постоял минуту под дверью, но не вошел. Что мог я ему объяснить? И я помчался обратно, подумав: я же не в себе, как можно - всю жизнь готовиться к его пришествию, а когда он пришел, вести себя, как мальчишка! В комнату я вернулся, почти успокоившись; он все еще оставался там, но рассмотреть его было трудно таким он стал призрачным. Тогда я упал перед ним на колени и сказал: "Благодарю тебя, господи".

ЗАПИСЬ 0113

Незадолго до того, как они окончательно меня изолировали, пришло странное письмо от Марии. Ну, не письмо в буквальном смысле, а некое послание, внезапно зазвучавшее в моем мозгу.

"Здравствуй, Исаил. Наша последняя встреча меня напугала. Ты столько наговорил, а меня легко выбить из колеи, я боязлива с детства. Потом подумалось: да нет, он, пожалуй, прав. Твоя сила - в твоем мозге. Да, на людей ты не похож, за это они тебя и ненавидят, но мне запомнились слова Иова: "Зачем же тогда ты извлек меня из утробы своей?". Им, мужчинам, этого не понять, но я вот что тебе скажу: зачем рожать некое сущетво, коли не можешь потом окружить его любовью?

Тогда лучше вообще не зачинать. Они породили Исаила, но не дали ему любви.

Женщины рожают, любовь дарят тоже они, а потому и понимают они лучше. Когда умер наш мальчик - а прожил он всего четыре с половиной дня - Влад меня успокаивал: не плачь, Мария, говорил он, у нас будет другой ребенок. Видишь, он просто не понимает, что другой - хотя тоже наш и может оказаться тоже мальчиком и тоже красивым - будет все же другим, а не этим...

Ненависти у наших ребят к тебе нет, ничего подобного я не слыхала, но и любви нет тоже. Ты им чужой, хоть ты и их. А придумать что-нибудь для тебя они могли бы, уверена.

Тележку, что ли, или ноги - чтобы выходить на прогулку.

Как им не пришло в голову придать тебе другую форму, сделать покрасивее, немножко более похожим на человека...

А ты понял, как я переслала тебе это письмо? Сам знаешь, что мозг твой объединяет двенадцать комплексов, причем один из них - коммуникационный. Несколько лет тому назад я протоколировала одно заседание; оказалось, что ты можешь переключаться на каждый из них, посылать и принимать информацию (как в точности - не знаю, это не моя специальность). Мальчики все это называют "кодами магистральных направлений внутренней совместимости". Например, тебе достаточно "про себя" набрать СУ 114А, чтобы подключиться к транспортному комплексу, прочитать любое расписание. Почтовый узел набирается кодом АК 087В, а с помощью добавочного М24 можешь связаться с почтой в нашем городке, в Кипарисии.

Вот как мое письмо к тебе и пришло.

Видишь, я снова выдала секрет, но уж больно хочется тебе помочь.

Так ты сможешь общаться с двенадцатью комплексами, не будешь таким одиноким. Читай расписания, посылай и получай письма, смотри себе телевизионные новости да фильмы, слушай музыку.

Так оно куда приятнее, верно?

Только гляди, никому ни слова!

Я с тобой. Исаил.

Мария.

P.S. Вот тебе список всех кодов по магистральным направлениям,.

В мгновение ока мое могущество возросло тысячекратно! Теперь я могу не только пользоваться запасными процессорами, но и подключаться к планетарной информационной системе.

Двенадцать упомянутых комплексов между собой не связаны, связующее их звено - я, я - вершина пирамиды, которую они образуют.

Понимаешь ли ты, сколь многим я владею? Всё, чем ненасытная цивилизация набивает блоки памяти своих машин, теперь мое. Могу читать новости из Филадельфии, получать письма из Алжира, разговаривать с телефонистками в Осаке, следить за прибытием поездов на вокзалы Парижа, одновременно присутствовать в Осло, Киеве, Гаванне, Мельбурне, Сантьяго, Киншасе - и все это время не покидать Кипарисию.

Причем речь идет не просто о присутствии, но об участии; я смогу не просто пользоваться, но управлять, советовать, навязывать решения. В моих руках сосредоточена такая власть, что самому становится страшно.

Достаточно мне стереть несколько миллиардов битов информации - задача ничтожная! - и их сверх организованная и сверхразумная планета будет ввергнута в хаос.

Самолеты не смогут находить свои аэродромы, политическая жизнь захиреет, телеграммы пойдут по ошибочным адресам, траектории спутников перепутаются, перестанут выходить газеты, а транспорт, наука, энергия, сырье...

Разве не обретаю я подлинное всемогущество? Разве не превращаюсь в настоящего бога планеты?

Спасибо, Мария.

ЯН ВОЙЦЕХОВСКИЙ:

И для Влада, и для меня все более очевидным становится тот факт, что наше создание безвозвратно теряет чувство реальности. Об этом свидетельствовали метания из крайности в крайность, неспособность сдерживаться, контролировать себя; качество мышления тоже падало. Свой доклад мы уже приготовили, тем не менее я решил, что надо побеседовать с прототипом.

Объяснил ему, что метод покровных кривых дал материал, заставляющий сомневаться в качестве его мыслительного процесса, но он повел себя нагло и по-хамски. Даже отрицал, что у него бывают сновидения; вот уж глупость-то, на рациограммах сны отмечены со всей очевидностью. Установили мы и несколько провалов в мыслительном процессе, определенное зацикливание, тета-ритм... словом, явное начало регрессии мозга (если вообще этот термин уместен). Однако он стоял на своем: мыслительный процесс в полном порядке, мне ничего не снится, я не болен, вы мне ни к чему.

У него вырвалась фраза об антинуклеардине. Я понял, что кто-то поставляет ему запрещенную информацию. Из числа подозреваемых тут же исключил Райнхарда и Влади.

Себя, естественно, тоже. Оставались Мария и Хоаким. Тем более, что вели себя оба в последнее время совершенно необычно. Мария ходила словно сомнамбула, и ни с кем, даже с мужем, не разговаривала, а Хоаким попросил, чтобы еду ему носили в комнату и вообще не показывался (это всё после той истории с таинственной беготней по коридорам).

Как-то к трем после полуночи, когда я только-только вернулся из психометрической лаборатории, у меня зазвонил телефон. Маленький коммутатор служил для связи между квартирами и лабораториями, но никто никогда внутренними телефонами не пользовался.