Наброски и очерки Ахал-Текинской экспедиции 1880-1881 - Александр Майер

Теперь, читатель, поднимемся снова на холм, так как пора пить чай, а после чая составится маленький штоссик. Приятная свежесть сменяет раскаленный зной дня; обитатели кибиток и палаток сидят у входа на складных стульях и курят, наслаждаяcь dolce-far-niente. Темнота наступает быстро, и лиловые краски Копет-Дага и Персидских гор приобретают более темные оттенки.

Мысли невольно принимают сентиментальный характер под впечатлением хора солдат, затянувших заунывную песню. На темно-синем небе зажигаются одна за другой звезды, но луна еще не показалась из-за гор; вот, наконец, и царица ночи начинает слабо освещать верхушки хребта матовыми лучами, подымается все выше и выше и заливает своим бледно-голубым светом всю равнину, отражаясь в зеркальной поверхности ручья.

Глиняная башня, в полуверсте расстояния, кажется каким-то призраком в белом саване. Картина чудная, на душе и хорошо, и щемит сердце отчего-то. Внизу блестят огоньки костров, разложенных верблюдовожатыми, и гортанная речь их далеко разносится в ночной тишине. Нет-нет и на коновязи послышится ржание бьющихся лошадей и окрик артиллериста или казака: "Ну, легче, дуйте горой" - и снова все погружается в тишину. Но вот слышится голос денщика коменданта: "Самовар подан, ваше б-дие". Подполковник В-ов, задумчиво смотревший на равнину, медленно подымается с походной табуретки и, захватывая ее с собой, приглашает нас выпить чаю. Но чай без водки и закуски немыслимая вещь; в той же кибитке, где мы были ранее с вами, читатель, на столе стоит самовар и дымящийся шашлык: сначала закусим, а потом выпьем чайку; уютно, хорошо чувствуешь себя в обществе славных товарищей; разговор вертится на разных случаях, на предположениях о движении вперед и на происшествиях дня.

Часов девять вечера.

- А что это транспорт не идет?.. Пора бы, - говорит молодой артиллерист, ни к кому в отдельности не обращаясь. Никто не успевает ему ответить, как дверь кибитки отворяется, просовывается голова нашего ветеринарного врача, изрекающая: "Транспорт показался, господа". Вся компания бросает чаепитие и устремляется из кибитки встречать транспорт.

Великое дело в жизни гарнизона маленькой крепостцы приход транспорта! Есть надежда получить письма, газеты; являются арбы торговцев-армян с разными яствами и питиями; от начальника транспорта узнаешь разные новости из тыла или из передового отряда, смотря откуда двигается транспорт, словом - развлечение большое.

Версты три от Бендессена, по дороге в Ходжа-Калу, виднелось облако пыли, среди которого иногда выделялось нечто блестящее и затем снова пропадало: это луна играла на штыках роты, конвоировавшей транспорт. Слышался глухой шум массы двигавшихся животных и людей, и иногда чуть слышно выделялся скрипучий звук, но не было возможности отличить, крик ли это верблюда или скрип арбы. Уже совсем близко от Бендессена виднелись человек пять всадников, быстро приближавшихся рысью; у двух или трех фигур блестели погоны.

- А вот и еще партнеры для штосса, - заметил радостно Александр Иванович Сл-кий, командир охотников, храбрейший офицер и страстнейший любитель азартных игр.

Фигуры подъехали к подножию холма, послышалось приказание подольше водить лошадей, и через несколько минут наши глаза узрели, кого посылает нам в гости судьба. Приехали два пехотных офицера и казак, за ними шел джигит-туркмен, привезший почту. Офицеры оказались знакомыми всем нам, и вот вся компания гурьбой вернулась к чайному столу, где вновь приезжие начали рассказывать новости и утолять свой голод и жажду. С нетерпением следим мы за распечатыванием комендантом большого пакета с почтой. Каждый интересуется получить весточку с далекого севера и узнать новости из газет. Вот и письма, месяца полтора или два путешествующие из России. Нарасхват берутся газеты и узнается, что творится в цивилизованном мире.

Наиболее интересное читается вслух, и неописуемая радость выражается на лицах при известии, что буры поколотили англичан и что дела их в Кандахаре очень плохи. Несчастливцы, не получившие писем и не успевшие поживиться газетами, расспрашивают вновь приезжих о делах в тылу, узнают чекешлярские новости, справляются, как идут дела с доставкой провианта и войск с западного берега Каспия и о том, когда, наконец, есть надежда двинуться под Геок-Тепе.

Но вот приезжие утолили наконец свой голод и жажду, главные газетные новости узнаны, предметы разговора истощились, пора наконец приняться за карты.

Я не принадлежу к числу людей, защищающих картежную игру, хотя и сам не прочь иной раз поставить "туза в цвет и в масть по рублю око"; бесспорно, азартная картежная игра развивает дурные инстинкты в человеке, разжигает его страсти и приучает к мысли о возможности легкого обогащения, так как ни один истый игрок, садясь метнуть малую толику, не допускает мысли проиграть; итак, безусловно, азартная игра вещь безнравственная, но... Здесь читатель, наверное, подумает, а может быть, и громко скажет: "Ну хорош гусь: только что высказал ходячие истины о безнравственности игры и осмеливается еще ставить но!"

Да, читатель, не во гнев вам ставлю "но" и продолжаю далее.

В походе, там, где полный недостаток пищи для ума, где те же люди, случайно сведенные судьбой, составляют в течение долгих месяцев замкнутое общество, элементы которого не обновляются, где все давно переговорено, где каждый узнал привычки и характер другого до мельчайших подробностей, где поэтому царствует скука и невыносимая апатия, игра в карты, по-моему, не является таким пороком, как в центрах общественной жизни, в больших городах, где жизнь дает все средства развлекать ум, где исполнение обязанностей гражданина и семьянина не дает времени скучать, где, следовательно, карты являются приманкой для быстрой и легкой наживы. Всему свое место: в обществе людей, измученных однообразной жизнью, где никто не может поручиться за полтора часа дальнейшего существования, игра не является пороком и не производит на постороннего наблюдателя того чувства нравственного омерзения и негодования, которое должно являться при взгляде на толпу игроков, окружающих с искаженными страстью лицами рулетку в Монако, куда их привело желание легко и быстро нажиться. Итак, читатель, отнеситесь снисходительно к этому злу, общераспространенному повсюду: как в походе, под кровом палатки, где "гнется" офицерство, так и в Питере в чертогах знатных людей, "винтящих по высокой", и посмотрим на игру.

Со стола убраны все принадлежности закуски и чаепития. Две свечи поставлены на углах, и лежат чистые листы бумаги по числу играющих.

Публика рассаживается, распечатаны несколько колод карт.