Режим гроссадмирала Дёница. Капитуляция Германии, 1945 - Марлиз Штайнерт

к Эйзенхауэру и начать переговоры. Борман, этот амбициозный и неразборчивый глава партийной канцелярии, вне всяких сомнений, разжигал эти подозрения. Представляется даже возможным, что Борман припрятал телеграмму Геринга, а Гитлеру показал только ту, что была отправлена Риббентропу.

Герингу было запрещено предпринимать какие-либо действия в предполагаемых направлениях. Шпеер, слетавший в Берлин, чтобы снова отдать себя в распоряжение Гитлера, отправил письмо генералу Галланду, призывая его сделать все, что в его силах, «чтобы помешать Герингу улететь, как он намеревался». В этот момент Шпеер, должно быть, предложил Гитлеру назначить своим преемником Дёница. Дёницу о телеграмме Геринга Борман сообщил в 10:25; спустя двадцать минут он позвонил генерал-полковнику Штумпфу с приказом закрыть все аэродромы в северной зоне, чтобы не дать возможности никому из министров улететь в южную часть страны в соответствии с приказом Геринга. Геринг был смещен со всех постов, включая пост нацистского «кронпринца» (официального преемника Гитлера. — Ред.). На посту главнокомандующего люфтваффе его сменил генерал Риттер фон Грайм (Грейм), которому Гитлер приказал прибыть в Берлин телеграммой от 24 апреля. Борман направил новую телеграмму Герингу, сообщая ему, что его действия есть измена фюреру и национал-социализму, но ввиду его предыдущих заслуг высшая мера наказания не будет применена. Затем он приказал командирам СС в Оберзальцберге арестовать Геринга, Коллера и Ламмерса. Приказ в новой телеграмме от 30 апреля охране СС казнить всех предателей, выявившихся 23 апреля, не был исполнен, поскольку дежурный офицер СС отказался признать власть Бормана.

В течение восьми дней между этим решением от 22 апреля и своим самоубийством Гитлер все еще сомневался и пытался уйти от неизбежного. В ночь с 24 на 25 апреля он определенно пришел в себя после депрессии и отказался признавать сражение за Берлин проигранным. Он сосредоточил все командные функции в своих руках. В ночь с 24 на 25 апреля Йодль подписал приказ, гласивший, что общая оперативная ответственность остается на ОКВ. ОКВ должно было получать указания от самого Гитлера и, кроме того, делать это через генерала Кребса, начальника Генерального штаба сухопутных войск и закадычного друга Бормана. В южной зоне страны штаб «Б» под командованием генерала Винтера должен был издавать боевые приказы для групп армий «Юг» и «Центр» и для командующих войсками «Юго-Запада» и «Запада»; на севере, однако, главнокомандующие в Норвегии, Дании и на «Северо-Западе», 12-й армии, группы армий «Висла», 9-й армии и войск в Восточной Пруссии (на остававшихся там пятачках, где закрепились разбитые немцы. — Ред.) и Курляндии должны были находиться под прямым командованием ОКВ. Штаб «А» под началом Дёница, таким образом, был все еще недействующим. Основная задача ОКВ была изложена следующим образом: «атакуя всеми силами и резервами и с наибольшей скоростью, восстановить контакт с Берлином на широком фронте и тем самым довести битву за Берлин до победного конца». Лихорадочный оптимизм Гитлера, последовавший после его депрессии 22 апреля, не был поколеблен даже сообщениями о первом контакте между советскими и американскими войсками. Говорили, что между союзниками были некоторые различия во мнениях, когда они встретились, и Гитлер увидел в этом «убедительное доказательство отсутствия единства среди наших врагов». Его надежды возросли настолько, что он воскликнул: «В любой день, даже в любой час может разразиться война между большевиками и англосаксонцами за их германскую добычу».

Декларация президента Трумэна по этому случаю звучит так, будто она была специально сделана для того, чтобы ответить на надежды Гитлера и уничтожить их: «Союз наших армий в сердце Германии означает, во-первых, что последняя слабая отчаянная надежда Гитлера и его бандитского правительства погашена. Единый фронт и единое дело держав, объединившихся в этой войне против тирании и бесчеловечности, были продемонстрированы на деле, как они это уже давно демонстрируют в своем устремлении к победе».

И теперь Гитлер предпринял свою последнюю попытку спасти Берлин и себя самого. Он приказал Дёницу прекратить все морские операции и перебросить все части кригсмарине в Берлин по воздуху для укрепления фронта.

Гитлер не скупился в выражениях благодарности воинам, кригсмарине Дёница. Это — самые храбрые из тех, что есть у адмирала, говорил фюрер.

26 апреля генерал Гельмут Вейдлинг, командовавший 56-м танковым корпусом, которого Гитлер назначил комендантом берлинского района обороны, все еще говорил о «дне надежды». Телеграмма Дёницу в тот же день от Фосса, представителя кригсмарине в ставке Гитлера, тоже рисовала полную надежд картину ситуации. Фосс сообщил об успехах (весьма скромных и преувеличенных. — Ред.) 12-й армии Венка на юго-западе и 9-й армии Буссе на юго-востоке, а также армейской группы Штайнера на севере. В окруженном городе, однако, ситуация ухудшилась — правительственный квартал под непрерывным сильным артиллерийским обстрелом и градом бомб. По мнению Фосса, необходимо оказать всю возможную помощь извне, поскольку следующие 48 часов станут решающими.

После яростной артиллерийской подготовки и при мощнейшей воздушной поддержке русские снова перешли в наступление в 5 часов утра 27 апреля. Аэродромы Гатов и Темпельхоф перешли в руки противника, отчего дальнейшее снабжение по воздуху стало невозможным. Во время второго совещания в этот день в бункере фюрера генерал Кребс доложил, что сказал Йодлю, что у них в распоряжении остается не более 24–26 часов, чтобы добиться соединения с армиями Венка и Буссе. В противном случае необходимо считаться с возможностью быстрого прорыва обороны немцев со всех направлений.

Пока начальник штаба излагал эти мрачные новости, доктор Вернер Науманн, постоянный секретарь министерства пропаганды, прибыл с информацией о том, что, согласно сообщениям радио Стокгольма, рейхсфюрер СС начал переговоры с западными союзниками. Эта новость, должно быть, поразила Гитлера еще сильнее, чем «предательство Геринга». Отношения с «верным Генрихом» действительно в последнее время охладились. Борман и Кальтенбруннер, самые крупные из соперников Гиммлера, не упустили возможности разжечь тлевшие в Гитлере подозрения. Неудача Гиммлера в ранге командующего войсками (некоторое время на Западном, затем на Восточном фронте. — Ред.) также снизила его влияние на Гитлера. Тем не менее Гитлер, видимо, хотел прояснить ситуацию с этими слухами перед тем, как принимать меры. Последним верным слугой фюрера, который у него оставался, был адмирал Дёниц, а поэтому его спросили, известно ли что-нибудь в его районе об этом сообщении. 28 апреля разговор с Берлином был невозможен между 5:00 и 16:30, поэтому ответ на этот вопрос был отложен до 16:50. Дёниц сообщил: «Здесь ничего не известно. Выясню и, если необходимо, дам опровержение».

Тем временем в Берлине трагедия близилась к своему апогею и к концу. В течение дня было прорвано внутреннее кольцо обороны города. Радиосообщение, посланное в «Фюрерброй», Мюнхен, Борманом в 22:00, свидетельствует о