Крестоносцы - Сергей Пилипенко

Мария даже немного прибавила в весе и чуть-чуть посвежела на лице. Молока им вполне хватало на двоих, а остального – тем более, если учесть, что козе теперь они заготавливали гораздо больше, чем в первый год их изгнания.

Мария никогда не говорила мальчику, почему они здесь, но, казалось, его этот вопрос вообще не интересовал.

Лишь однажды он как-то спросил:

– Мама, а что, людей больше нет на Земле?

– Почему же, сынок, есть, – отвечала она, – но мы просто от них далеко.

– И что, нельзя дойти? – удивился мальчик. – Земля такая большая?

– Не знаю, сынок. Наверное, большая. Сколько мы здесь живем, я еще никого не видела. Но раньше, до того, как мы здесь оказались, нас было много, и прошли мы очень много. Шли день и ночь, и вот сколько, – и Мария показала на пальцах несколько раз количество месяцев пути, – один палец – один месяц, – продолжала объяснять она.

– Значит, вы шли девять месяцев? – уточнил мальчик, к этому времени обучившийся элементарному счету.

– Да, сынок, выходит девять, – с грустью отвечала она.

– А почему вы шли сюда? – спросил после небольшого молчания сын.

– Не знаю, – честно отвечала мать, – так говорил наш поводырь. Он говорил, что есть такая земля, где нет беды и где есть много соленой воды. Это море, – продолжала она объяснять.

– Мope, – повторил и о чем-то подумал мальчик.

– А почему мы остались здесь?

– Я заболела и отстала ото всех, – немного приукрасила Мария давно прошедшие времена.

– А что, никто не мог помочь? – снова спросил сын.

– Понимаешь.., – немного замялась мать, – у всех свои больные: и дети, и взрослые, а я ведь одна, у меня не было никого. Вот и отстала ото всех.

Мальчик долго смотрел на мать, явно не понимая такого ответа, но ничего не оказал, видимо удовлетворив свое детское любопытство.

По времени они больше к этому вопросу не возвращались. Прошло еще несколько лет.

И снова, как прежде, они жили одни в этой огромной полупустынной местности. Мальчик подрастал, и понемногу его детский ум преподносил матери сюрпризы. Когда ему исполнилось семь лет, он сказал:

– Мама, я знаю, почему мы здесь.

– Почему же, сынок? – все так же ласково, окружая заботой и вниманием, отвечала Мария.

– Потому, что другие не взлюбили тебя за то, что ты одна. Меня ведь не было, правда?

– Да, правда, сынок, – с горечью отвечала мать, прижимая сына к груди, – но ты не волнуйся. Подрастешь, мы вернемся к людям.

– Ты их боишься, мама, правда? – и сын смотрел ей прямо в глаза. – Они тебе сделали много плохого, и ты не хочешь их больше видеть? – продолжал спрашивать мальчик.

Мария смолчала, а слезы густо устлали ей глаза. Затем, немного успокоившись, она ответила:

– Не надо, сынок, об этом спрашивать. Время это прошлое и уже все забылось. Может, они сейчас уже другие. Жизнь учит всех, не только нас с тобой.

– Да, я знаю, мама, – отвечал совсем по-взрослому мальчик, – я не буду тебя больше об этом спрашивать. Прости меня, пожалуйста.

– За что, сынок, – сквозь слезы улыбнулась мать, – ты ведь просто хочешь знать правду. Это так?

– Да, мама, – утвердительно ответил мальчик и прижался к материнской груди, совсем как в детстве.

Потом Мария успокаивала уже сама себя, все же надеясь на то, что они действительно возвратятся к людям.

– Только к каким? – продолжала мыслить она вечерами. – Вряд ли ей удастся найти своих. Ведь прошло столько лет. Да и выжили ли они в этой общей беде? Скорее всего, они придут просто в какой-нибудь город или поселение и если их примут, то попробуют жить там.

– На всякий случай, далеко уходить от места не буду, – думала дальше женщина, – все-таки какой-никакой дом. Да и участок небольшой есть. Много ли нам с сыном надо.

– Но, что это? – встревожилась она про себя. – Что же я думаю только о себе. Сын ведь вырастет, и ему нужно будет обретать свою жизнь. Создать свою семью и действительно жить с людьми. Нельзя же вот так заколотить себя наглухо. Все-таки это тоже жизнь, но немного другая, более беспокойная, порой тревожная и не дающая того, что хотелось бы. Но, как не говори, а это тоже жизнь. И пусть, она чего-то там недодает – это не страшно. Важно, чтобы как-то изменялась вся наша жизнь. А вот так, в одиночестве, она вряд ли изменится. Что может один человек сделать, если вокруг такая грозная сила природы. Потому, он должен взрастать вместе с другими.

Вот здесь то и появилась мысль у Марии о том, что действительно нужно перебираться к другим и хотя бы отдать сына для получения каких знаний, а она сама будет помогать ему в этом своим трудом где-нибудь.

В этих горьких и злободневных рассуждениях прошло еще два с небольшим года.

Зима в этом году выдалась суровой и многие побеги погибли. Мальчику исполнилось десять лет, и Мария твердо решила покинуть это место.

Она хотела сказать об этом сыну, но тот, к удивлению, опять опередил:

– Я знаю, мама, что ты решила, – начал он, – но поверь, еще рано куда-то уходить. Это говорят они, – и он указал рукой вверх, – нас там никто не ждет, – мальчик показал в сторону дороги, идущей к югу, – я сам скажу тебе, когда будет нужно.

Мария ничего не ответила и молча, согласилась. В душе ей самой не хотелось этого именно сейчас.

Потому, услышав слова сына, она даже обрадовалась и, крепко его обняв, стояла долго и смотрела вслед утопающей среди деревьев дороге.

За последние пять лет сама местность немного преобразилась.

Деревья подросли, появилось больше кустарников.

Да и сами большие камни, среди которых они жили, обросли мхом и покрылись какой-то вьющейся растительностью.

Так что, теперь, с дороги вообще вряд ли кто смог бы распознать какое жилище, разве что по идущему вверх дыму от их печи.

С подрастанием сына Марии пришлось еще немного расширить пещеру и почти добраться до голых камней.

В связи с этим ей пришлось хорошо потрудиться, а заодно обучить своего сына кое-каким навыкам труда.

Они вместе вымазали глиной все стены, не забывая подложить пальмового листа внутрь и переложили печь, в которой за это время накопилось довольно много какой-то черной пыли, частички которой залезали в нос, рот, и они вместе постоянно чихали, пока все это не выветрилось наружу.

За это время в их домашнем обиходе появилась дополнительная посуда – большие чашки и маленькие, глиняные горшки и другое, помогающее сохранять пищу в теплом состоянии, а также прохладную воду для питья, которую брали в том же ручье, что и раньше, уходя вниз по его течению.

С годами он расширялся и понемногу становился небольшой речкой. Мать с сыном в одно лето разбросали устилавшие дно большие камни и немного углубили его.

Получилась небольшая по размеру пойма, в которую изредка заходила рыба, и мальчику удавалось ее ловить.

Вместе с этим их жизнь немного преобразилась, когда они обнаружили еще один съедобный плод.

Как он вырос в этой местности – непонятно. Никто его не сажал и не выращивал, как горох.

Попробовав на вкус, мать с сыном пришли к выводу, что его можно употреблять, как и все другое. Правда, этот плод долго не задерживался. Он быстро созревал, а затем лопался или просто опадал на землю, где и погибал.

Потому, они старались побыстрее сорвать и съесть. А зерна из тех, что уже опали, клали на солнце и сушили.

К этому времени в их местности появились птицы. Они небольшими стайками кружились над их обнаруженными плодами и даже создавали некоторую птичью перебранку за тот или иной переспелый плод.

Но, к удивлению, пока не было ни единого животного существа, кроме их козы, которая по ночам иногда поднимала голову и почему-то подавала голос.

Вовсю сновали только ящерицы, но и их было немного. Так что в общем разноголосье можно было даже сосчитать сколько их всего и в каких местах находятся.

Природа потихоньку оживала, и это немного увеселяло их души. Все-таки не одни в этой немоте окружающего. И, возможно, вскоре вовсе наступит какое изменение.

Время не заставило себя долго ждать.

И спустя два года, ровно в лето, в их местности появились первые животные.

То были какие-то громадные существа, издали напоминающие коров своими большими рогами, но что-то в них было не так. Они были более злобными и издавали какой-то общий рык.

Появились вместе с ними и хищники: очень худые и едва-едва стоящие на ногах. И если бы не обычная смерть поголовья, то вряд ли они вообще бы выжили.

Спустя два месяца хищники все же окрепли и стали представлять действительную угрозу этому виду животных.

Теперь, местность то и дело оглашалась какими-либо звуками, обозначающими дикую жизнь природы.

Мать даже с некоторой тревогой наблюдала за этим, опасаясь за своего двенадцатилетнего сына, к этому времени уже чуть-чуть повзрослевшему и немного по-мужски окрепшему.