Школа. Никому не говори. Том 2 - Руфия Липа

Сэро это напугало и заинтересовало одновременно, но признавать многослойность Любиной натуры ветреный парень не собирался. Поэтому свалил всё на интерес к роману. Значит, стоит узнать содержание и разобраться.

Лучше б не разбирался. Читалось произведение тяжело. Через пару дней Сэро обнаружил, что напрягается заходить в подвал за консервацией, что сумерки наводят жуть, а болтавшаяся на бельевой верёвке нарядная кофта Русланы кажется издалека гребаным красным шариком.

– Паша, читал «Оно» Кинга? – спросил цыган друга в предпоследний день осенних каникул.

– А то! Неужели ты мистикой увлёкся?

– Не надейся! Говорят, баланда интересная, но мне листать её напряжно. Язык автора не понимаю, – солгал Сэро. Не выдавать же блондину собственную трусость.

– Конечно, не понимаешь! – уверенно заявил Павел. – Ничего не читаешь от лени! Потом как-нибудь перескажу, хорошо?

– Э-э-э, нет, давай сейчас! Пошли в парк, на лавочку. Что мы на танцульках не видали?! – отрезал брюнет и вытащил недоумевающего Овчинникова из «Торнадо» на уличный холод.

Глава 3.

Первые дни второй четверти ознаменовались отвратительной погодой.

Ещё пару суток назад было солнечно и воздух прогревался до + 20, хотя ночи наступали свежие и холодные. А со второй недели ноября началось: собачий сырой холод, промозглый, до костей, ветер, дувший резкими, сбивавшими с ног рывками, мерзкий, ледяной, отвратительный дождь, лившийся колючей моросью. Не спасал зонт – ветер вырывал его из рук, выворачивал наизнанку, а то и ломал.

В воскресную ночь Люба еле уснула. Девочка настолько не хотела в школу, что в кровати не смогла расслабиться. Будильник своими визгами вывел её из тревожной ночной дрёмы, но школьница, открыв глаза, не почувствовала блаженного сонного разочарования – терпеливо встала, привела себя в порядок. Взбила перину, раздвинула занавески.

Из оконных щелей неимоверно дуло. Дуло во всём доме.

Люба оклеивала на каникулах окна бумагой и замазывала щели, но толку было с гулькин нос. Высохшие деревянные каркасы одинарных рам пропускали сквозняки и холод, а на улицу выгоняли тепло, что газовый котёл нарабатывал.

Тревожная мама менять рамы на двойные категорически не хотела – дом дышать не будет, воздух застоится, газом от котла задохнуться можно. У мнительной позиции имелась обратная сторона: под одеялом невозможно согреться, и всем приходилось на ночь наряжаться в тёплые колючие штаны, толстые вязаные носки (а то и несколько пар надевать), длинные шерстяные, с высоким воротом, кофты, а на мёрзнувшую голову наматывать махровый платок. Ну и вдобавок счета за газ «радовали» неприличными суммами.

Сквозняки стали ещё одной причиной глубокого утреннего неудовольствия Любы. Прощай, лёгкая и уютная фланелевая сорочка! Каждую ночь теперь, пока не потеплеет, придётся наряжаться, как многослойная матрёшка, чтоб не околеть.

Есть не хотелось. В школу идти – тем более. Но надо. Школьница поскучала за обеденным столом, поглядывая на настенные часы в ожидании выхода. А потом, плюнув, оделась и выскочила в утреннюю промозглую темноту раньше на полчаса.

Люба понимала – если прийти с запасом времени, пребывание на уроках быстрее не окончится. Однако в раннем приходе имелись плюсы: полупустое здание, в кабинете физики – никого. Девушка, сев на своё место, наблюдала, как постепенно подтягиваются одноклассники.

Большая часть пришла за десять минут до начала урока. Люба сжалась, когда явился Степанченко, но он уселся с Матвеем не позади неё, как повадился в октябре, а на соседнем ряду, за спинами Камиллы и Ани.

Потом притащились Бутенко и Илютина. Даша села с тихоней, а Варя убежала на последнюю парту. Лыткина и Селиверстова, войдя, перецеловали всех в губы, затем попёрлись к закадычным подружкам Близнюк и Уваровой.

– Что с руками? – бесцеремонно спросил Любу Игнат Картавцев, усевшийся впереди. На его горе, места возле Юлианы безвозвратно заняли другие.

– Это от стирального порошка, – ответила, застеснявшись, ровесница, спрятав под парту руки, покрытые маленькими воспалёнными язвочками.

Язвы появлялись после многочасовой возни в мыльной воде. Кожа заживала, пока стирала мама. Но в последнее время работа утроилась из-за брата, менявшего вещи, словно лондонский аристократ, и легла полностью на дочь. Ранки, едва присохнув, воспалялись сильнее, «Детский» крем не спасал. Другой же мама покупать не хотела, считая «Детский» панацеей от всех бед, и укоряла дочку, что она ходит вешать бельё с мокрыми руками.

– Нет, дорогуша, ты больна заразой какой-то!

– Я здоровая, говорю же, Игнат! Это аллергия на стиральный порошок.

– А зачем трогаешь его? Наверно, втихую нюхаешь, глюки ловишь! – Игнат, довольный шуткой, громко заржал, стараясь привлечь внимание.

Обернулись Степанченко и Сысоев.

– Просто стираю руками, – промямлила Поспелова, сгорая от неловкости.

– Никто не стирает вручную! Купите стиральную машину! Придурошное семейство!.. Слыхал? – обратился он к Тиму. – Руками стирает! У старухи-мамаши денег на машинку нет? Или брешешь? Хочешь нас каким-то дерьмом заразить?!

– Заткнись, Картавцев, дебила кусок! – вступилась Бутенко. – Сказано, аллергия на порошок! Или тебе, тупице, повторить, чтоб дошло?

– Никто не стирает вручную, – струхнув, пытаясь удержать ехидную улыбку, возразил Игнат.

– Я стираю руками, тупорылый идиот! Есть ткани, которые нельзя гонять в машинке! Хотя чёрта с два знаешь – за тебя, белоручку, бабушка стирает!

Наблюдавший Тимофей прыснул. Родители Картавцева восемь лет назад уехали на Север на заработки, бросив сына на попечение бабушки, и ни разу с того времени не навестили. Это тема была болезненной для Игната. Мальчик стушевался и отвернулся.

С Дарьей пререкаться – не Поспелову травить. Поспелова одна против всех – нет ни друзей, ни заступников. А у Бутенко полшколы знакомых! Стоило заткнуться, пока Дарьина подружка Илютина, это белобрысое хамло, пасть не раззявила.

– Опаньки, кто пришёл! – завопил Тимон. Сысоев заулюлюкал.

Виноградова и Рашель, румяные да свежие после улицы, спешили к своим местам.

– Девочки и мальчики! – встав посреди кабинета, обратилась Рашель. – У меня племянник на свет появился! Так что проставляюсь: испекла тортик и вафли! После уроков угощаю всех!

Класс оживился. Понеслись поздравления и расспросы. Родила её старшая сестра.

– Эй, Камилла! – Варя присела на край парты Тимофея. – Чего молчишь? Стесняешься?

– Ты о чём?

– Я о черноглазом красавчике из 10 «Д»! – ластилась падкая на чужой успех Варвара, желая посплетничать. —Тимофею изменяешь, а я думала, что из вас будет суперпара!

Люба насторожилась.

– Варя, без обид, но я реально не понимаю, о чём речь! – с улыбкой ушла от ответа Виноградова.

– Об Ибрагимове и тебе. Встречаетесь?

– Ни хрена себе! – подпрыгнул Матвей. – Чувак остепенился и дал себя охомутать?!.. Камилла, да ты страшный человек!

– Нет, дурачок, я просто «самая обаятельная и привлекательная»! – нараспев пошутила брюнетка избитой фразой из советского фильма.

– Так