Непопулярные животные - Упырь Лихой

Тут лебедь-шипун как зашипит:

– Ах ты продажная тварь!

Закричала выпь, щелкнул зубами редкий горностай, топнул копытом олень.

– Пойми, дура! – говорит лось. – Не дадут тебе никакую кучу денег, тебя обманут, как всех остальных животных.

– Ну тогда пусть мне отдадут один номер в отеле и назначат трехразовое питание, – пропищала выхухоль. – Я инвалид по зрению, и мне трудно себя обслуживать.

– Мы всегда идем навстречу инвалидам, – влез медведь-депутат. – Мы охотно предоставим редкой выхухоли жилплощадь у озера и материальную помощь.

Сфотографировался с выхухолью медведь, и попало это фото на передовицы всех газет.

Уехали звери-экологи. Приехал целый автобус гималайских медведей, начали они землю бурить и бетонные сваи заливать. Орали медведи, матерились. Целыми днями земля тряслась так, что выхухоль даже кушать не могла.

Пищала она:

– Прекратите строительство! Помогите уехать к родственникам в Челябинск!

Но никто ее не слышал.

Сложила выхухоль в мешочек свои пожитки, взяла белую трость и пошла на автобусную остановку. Ведь если тебя не замечают, можно ездить бесплатно. Стоит на остановке, ждет. Ветер поднялся, началась гроза, и автобуса все нет.

Думает выхухоль: «Так жить нельзя!»

Вернулась она к озеру, взяла полую травинку и тихо свистнула. Схватились гималайские медведи за уши, страшная боль пронзила их тела, не знали они, куда деться от этого еле слышного звука. Превратились гималайские медведи в выхухолей, подбежали к озеру и кинулись в воду. Больше их никто не видел. Точнее, не замечал. И так случалось со всеми, кто приезжал на озеро. Исчезали там строители, туристы, экологи да уфологи. Говорят, даже глава местной администрации пропал – забрали инопланетяне.

Барсучиха и голодомор

Жила в одном приморском городке барсучиха. Была она такая старая, что сама не помнила, когда родилась, и если ее спрашивали, сколько ей лет, всегда искала паспорт. Дети, внуки и правнуки барсучихи давно разъехались, кто в Польшу, кто в Италию, кто в Израиль. Муж ее, старый барсук, был моложе на пятнадцать лет, но по хозяйству не помогал. Сумку поднимет на пятый этаж и ноет, что разболелась поясница – одним словом, мужик. Ездила старая барсучиха на дачу на автобусе, целыми днями копалась в огороде, а осенью таскала в нору припасы. А старый барсук смотрел телевизор, кушал домашние консервы и ругал бандеровцев.

И вот однажды весной пришел ковид. Самоизолировался старый барсук. Еще пуще бранит бандеровскую сволочь. А барсучиха все мается:

– Надо делать припасы! В магазинах всю гречку и муку раскупили!

– Сиди ты дома, Валя, – говорит ей старый барсук. – Нам дети денег наприсылали, давай закажем в службе доставки.

– Совсем ты с глузду съехал, старый дурень! – кричит барсучиха. – Это ж какие деньжищи! Разоримся, Василий! Хоронить меня будешь в мешке из-под картошки!

– У нас этой картошкой весь погреб забит! – ругается старый барсук. – Сажала бы ты ее поменьше!

– Я, Вася, Голодомор пережила, – злится барсучиха. – Не тебе, бешкетнику малолетнему, меня учить! Вот возьму тележку и поеду в «Метро» за гречкой!

Сказано – сделано. Встала барсучиха спозаранку, оделась потеплее, взяла тележку – и на остановку. А там уже ждут старые барсучихи, енотихи да медведицы и одна молодая барсучка в короткой юбке стоит, прямо на улице красится. Подъезжает автобус, водитель-медведь считает пассажиров. Ровно двадцать набралось. Вдруг видят – бежит к автобусу здоровенный олень, отдувается. Запрыгнул в автобус и сел на место для инвалидов.

– А вам, молодой человек, нельзя, – говорит медведь. – Можно только двадцать.

– Мне на работу срочно надо, – говорит олень.

– Если так надо, вызывай такси, – пищит барсучка.

– Если такая, сука, умная, сама вызывай, – говорит олень. – Короче, пан водитель, поехали. Всем похуй, двадцать или двадцать один.

– Только не надо выражаться, – рычит медведь. – Я вас, юноша, не возьму, у вас рога уж больно торчат. Меня, чего доброго, оштрафуют.

– Тогда пусть одна из этих старых пани выйдет, – говорит олень. – Они все равно на пенсии, им на работу не надо.

– А мы в «Метро» за гречкой! – закричали старушки. – Ишь какой умный, какое твое почему, надо нам или не надо? Нам из-за какого-то оленя прикажете с голоду помирать?

– А я ебал пятнадцать километров скакать пешком! – сказал олень и топнул копытом так, что едва не проломил пол.

– Велосипед купи, – сказала старая енотиха. – Оно для здоровья полезно, педали крутить. А то вон какую ряшку в офисе наел.

– Может, одна из этих пани все-таки выйдет? – спросил олень. – А я за это дам ей двести гривен.

Слушала, слушала старая барсучиха, как ругаются пассажиры. И говорит:

– Я, сынок, пережила Голодомор! Я до Берлина дошла! А ты, здоровенный олень, не можешь дойти до работы! Стыдно мне за нашу молодежь!

– Не верю я, что вы такая старая, – пищит барсучка. – Сейчас ветеранов Второй мировой уже не осталось, а кто остался, те в глубоком маразме, по домам сидят. Развелось тут ряженых коммуняк.

– Во-во, – поддержал ее олень. – Бойцы УПА Берлин не брали, а коммунякам слова не давали!

Зарычала старая медведица:

– Я щас вот этим костылем тебе по жопе надаю, проститутка! Пошла вон из автобуса! У страны, которая не уважает свое прошлое, нет будущего!

– Да срал я на ваше прошлое, мне бы на работу, – говорит олень. – Кому триста гривен?

Набросились старушки на оленя и ну колотить его костылями по рогам! И барсучка его пару раз пнула лабутенами, чтоб самой не досталось.

Подъехали два медведя-полицейских, разнимают пассажиров. Барсучке юбку на заду порвали, оленя чуть не задушили его же воротником.

– Ну, – говорят, – по-быстрому решаем, кому выходить. У автобуса расписание, не задерживаем отправление.

Присмирел олень, барсучка ушибленный зад прикрывает, медведица поправляет парик. Никто не хочет выходить.

Призадумался водитель да как зарычит:

– Оплачиваем проезд! Льготы сейчас не действуют!

Осерчала старая барсучиха:

– Ах вы сукины дети! Где это видано, чтоб ветеран за проезд платил? Я Голодомор пережила, я до Берлина дошла и до вашего «Метро» пешком дойду!

Вышла из автобуса, стук да стук своей палочкой и тележку тащит.

Прикрыл олень со стыда морду айфоном, и поехал автобус. Страшно было зверям подъезжать к остановкам, толпились там злобные животные. Думали животные, что в автобусе освободится место, но старушки ехали до конечной. Барсучка пыталась выйти в центре, чтобы купить новую юбку, но напала на нее целая стая голодных такс. Пришлось барсучке ехать до «Метро» и брать там китайские штаны.

А старая барсучиха шла себе и шла.

Узнали на местном телевидении, что ветерана высадили из автобуса и заставили идти на другой конец города. Приехали журналисты, взяли интервью, и пошла она дальше. Звери на ТВ занятые, некогда им старушек возить. Уже и старый барсук успел увидеть ее на экране, а она только до «Метро» добралась. Увидала тамошние цены, плюнула, но делать нечего – купила то, что осталось после других старушек. Рассказала ей кассирша, что дрались утром барсучихи да енотихи за пакетик дешевой ядрицы, кого-то даже на скорой увезли.

Побрела